Рыцарь в сверкающих доспехах

Это Николас, мужчина, которого она хотела, желала и добивалась столько времени. Его большие жесткие ладони гладили ее, большой палец играл с пупком, а губы и язык – с сосками. Пальцы Даглесс утонули в его волосах.

– Позволь мне, – прошептала она. Даглесс всегда выбирала мужчин, которые нуждались в ней, мужчин, считавших, что всей любви и заботы, которые она давала им, недостаточно. До сих пор опыт Даглесс в сексе ограничивался мужчинами, которые привыкли только брать. – Николас, – окликнула она, когда его губы скользнули вниз. – Николас, я не думаю…

Его руки ласкали белую мягкую плоть ее бедер, но губы все скользили. Вниз, вниз, вниз…

Даглесс выгнула спину. До сих пор ни один мужчина не делал с ней ничего подобного. Страсть копилась в ней, продолжая нарастать, пока его язык… Господи, его язык!

– Николас! – простонала она, дергая его за волосы. Но он покрывал поцелуями-укусами внутреннюю сторону ее бедер, ласкал ямочки под коленками, пока напряжение не стало невыносимым.

Только тогда Николас, взяв ее левую ногу, согнул и вошел в нее так мощно и полно, что Даглесс попыталась его оттолкнуть. Но ее мышцы сомкнулись вокруг его плоти, правая нога сплелась с его ногой, и Николас продолжал вонзаться в нее глубокими, сильными выпадами, каждый из которых толкал ее все дальше по ковру. Наконец Даглесс уперлась руками в стену.

Тогда Николас отпустил ее ногу, и девушка обвила ногами его талию и вскинула бедра, чтобы встретить его на полпути. Он сжал ее упругую попку, поднял к себе… выше… еще выше…

Когда наконец настал миг последнего, слепящего выпада, Даглесс содрогнулась в ответном экстазе.

Прошло немало времени, прежде чем она вспомнила, где находится и кто она. Голова почти упиралась в стену; над ней маячили тумбочка с лампой.

– Николас, – пробормотала она, коснувшись его мокрых от пота волос. – Неудивительно, что Арабелла рискнула всем ради тебя.

Николас приподнялся на локте и взглянул на нее.

– Ты спишь? – усмехнулся он.

– Николас, это было чудесно. Ни один человек…

Не дав ей докончить, он взял ее за руку, поднял с пола и стал целовать, нежно, крепко, жарко… прежде чем увести в ванную. Включил горячий душ, увлек ее за собой и, прижав к стене, снова стал целовать. Даглесс прильнула к нему всем телом.

– Я мечтал об этом, – признался он. – Этот фонтан был создан для любви.

Но Даглесс была слишком поглощена восхитительным зрелищем: его ладонью, накрывающей ее грудь, – чтобы ответить. Стоя под горячей водой, Николас осыпал поцелуями ее шею, груди и живот. Даглесс почти в беспамятстве откинула голову и вцепилась в его плечи, такие широкие, что едва умещались в душевой кабинке.

Открыв глаза, Даглесс прежде всего увидела его улыбку.

– Вероятно, некоторые вещи в этом современном мире не меняются, – заметил он. – Похоже, теперь я стал твоим учителем.

– Вот как? – хмыкнула она, принимаясь целовать его плечо и мускулистую грудь. Ладони судорожно мяли его спину. Подумать только, она предрекла, что он растолстеет, но на его теле не было и унции жира. Только мышцы. Упругие, бугрящиеся, выпуклые, твердые мышцы.

Горячая вода била по голове, и она опустилась на колени, сжав его ягодицы, Когда ее губы сомкнулись на его плоти, настал его черед охнуть. Он зарылся руками в ее мокрые волосы, и она услышала тихие стоны наслаждения.

Нетерпеливо дернув Даглесс за волосы, он поднял ее, рывком прислонил к стене и почти грубо вонзился в нее. Даглесс, теряя сознание от блаженства, прильнула к нему. Его губы завладели ее губами. Язык вторгся в ее рот так же властно, как его плоть – в ее тело.

Когда настал последний миг, Даглесс закричала, но Николас поймал ее крик губами.

Даглесс, все еще содрогаясь, безвольно прислонилась к нему, в полной уверенности, что, не держи ее Николас, она стекла бы в канализацию.

Он поцеловал ее в шею.

– Теперь я тебя вымою, – пообещал он и поставил было ее на ноги, но тут же подхватил, потому что Даглесс едва не упала.

В нем словно скрывался переключатель, потому что он, мгновенно забыв о страсти, поставил Даглесс под душ и принялся намыливать ее волосы. В тесной душевой кабинке она чувствовала себя совсем маленькой по сравнению с ним. Маленькой, хрупкой и… защищенной.

Он тщательно вымыл ей волосы и стал намыливать тело.

Даглесс прислонилась к стене. Руки Николаса скользили вверх и вниз, вверх и вниз, внутрь и наружу, по бокам и спине, груди и животу…

Боясь окончательно потерять рассудок, она тоже взяла мыло и начала ласкать его руками в мыльной пене. Никогда раньше она не видела столь прекрасного мужского тела. Господи, даже его ступни и то красивы!

Она выключила воду и намылила его. Ей так нравилось смотреть на него, целовать, касаться…

На его левом бедре было родимое пятно в форме восьмерки. Через правую голень тянулся длинный шрам.

– Упал с лошади, – пробормотал он с закрытыми глазами. Еще один длинный шрам был на левом предплечье. – Тренировался на шпагах, в тот день…

Николас не договорил, но Даглесс и без того знала конец фразы: «в тот день, когда умер Кит».

На плече белел странный овальный шрам. Николас, по-прежнему не открывая глаз, улыбнулся:

– Подрался с Китом. Я победил.

Даглесс стала мыть ему голову.

– Рада, что ни одна женщина не оставила на тебе своей метки.

– Кроме тебя, Монтгомери, – прошептал он. – Кроме тебя.

Даглесс ужасно хотелось расспросить его о жене. Любил ли он Даглесс так, как свою красавицу жену?

Но она не посмела спросить: слишком боялась услышать ответ.

Николас повернул ее спиной к себе, снова включил воду и смыл с них обоих мыло, после чего вытащил ее из кабинки и стал осторожно расчесывать волосы. Даглесс хотела накинуть халат, но Николас не позволил.

– Я мечтал увидеть тебя такой, – выдохнул он, глядя на нее в зеркало. – Ты едва не свела меня с ума. Твой запах… – Он отложил щетку и скользнул ладонями по ее рукам. – Одежда, которую ты носишь…

Даглесс улыбнулась, прислонившись головой к его плечу. Он заметил. Заметил!

Николас расчесал ее волосы, вытер полотенцем и надел на нее белый махровый гостиничный халат.

– Иди сюда! – велел он, сняв с вешалки такой же халат, и повел ее вниз, через темный холл, на кухню.

– Николас, – всполошилась Даглесс, – нам сюда нельзя!

Но он поцелуями заставил ее замолчать.

– Я голоден, – пояснил он, словно это было веской причиной вторгнуться сюда.

Но пребывание на кухне, месте, запретном для постояльцев, только добавляло пряного возбуждения к восхитительной ночи. Она неотрывно смотрела на Николаса, открывавшего дверцу холодильника (и ощутила укол в сердце, потому что он узнал о холодильниках от кого-то другого. Не от нее). Теперь он по-настоящему принадлежал ей. Теперь она могла касаться его, когда захочет. Придержав его руку, она прижалась к нему всем телом и положила голову ему на плечо.