Рыцарь XX века(Повесть о поэте Абд ар-Рахмане аль-Хамиси из долины Нила)

Родственница поспешила сообщить об отвергнутом женихе, и аль-Хамиси решил повидаться с Фатин, чтобы поговорить с ней о ее будущем.

— Ваша родственница рассказала мне о сватовстве молодого миллионера, — сказал удрученный поэт, — о вашем отказе. Надо хорошенько подумать, милая Фатин, прежде чем отвергнуть заманчивое предложение. Вам представился случай устроить свою жизнь с предельной роскошью и удобствами, которые никто больше не может вам дать. Молодой красивой женщине может доставить удовольствие кругосветное путешествие на собственном самолете. Есть много преимуществ у людей, владеющих миллионами. Можно жить во дворце, а при желании можно помочь бедным людям. Я говорю это искренне, от всей души, желая вам счастья. Такой случай может никогда больше не повториться.

«Боже мой, — подумала Фатин, — Аль-Хамиси не любит меня и потому дает такой нелепый совет. А мне казалось, что я нравлюсь ему, что ему хочется меня видеть. Как быть? Не положено женщине говорить о своих чувствах. Стыдно, нескромно. Он может подумать, что я напрашиваюсь в жены… Нет, он не должен так думать. Тонкий, мудрый, романтик, он должен меня понять».

— Почему вы молчите, Фатин? Я обидел вас своим советом?

— Нет, не обидели. Я не решаюсь сказать… Я верю, я знаю, вы желаете мне счастья. Может быть, поэтому я решусь сказать о том, что не положено говорить египтянке. Я признаюсь вам, обожаемый аль-Хамиси. Мне не нужны дворцы и бриллианты. Я хочу хоть изредка слышать удивительное, редкостное чтение стихов, лучше которых никто не написал. Обещайте мне приходить хоть изредка, дорогой устаз. И больше мне ничего не надо.

Фатин говорила тихо, взволнованно, не поднимая головы, пытаясь скрыть слезы и смущение.

— Фатин, если бы вы знали, как мне дороги ваши слова, ваши чувства. Как я хотел бы стать вашим мужем. Но я очень неустроенный человек. Я не могу доставить вам и малой толики жизненных благ. Я гонимый, я подвержен преследованиям, меня ждут тюрьмы и ссылки. Сегодня издают мою книгу, а завтра меня выгоняют из всех редакций, запрещают печатать. Вы думаете, что я могу распорядиться своим театром и обеспечить себе существование? Ничуть не бывало! Вчера чиновники побывали на моем спектакле и предложили избавить Каир от моего театра и моих «плебейских» пьес. В ближайшее время театр должен выехать в провинцию. Отныне нам предстоит жизнь скитальцев. Могу ли я предложить царице моей души такую трудную жизнь? Вы знаете мое творчество, милая Фатин, оно принадлежит моему народу. Вся жизнь моя отдана борьбе за лучшую долю египтянина: рабочего, феллаха, мелкого служащего, бездомного человека. Их тяжкая доля стала моей болью еще в юности. Я верен своему делу, а оно требует больших жертв.

— Мой дорогой аль-Хамиси! Я тоже люблю свой народ. Я хочу ему служить и с радостью стану спутницей моего господина. Я готова кочевать вместе с театром. Я готова есть корку хлеба и бобы, если не будут печатать талантливые книги аль-Хамиси.

Они поженились. И не было в Каире счастливее семьи.

Любимая! Пью с губ твоих нектар цветка — Благоуханное дыханье. Ступаешь ты пугливой ланью, И голос твой сродни журчанью Серебряного ручейка. Приход твой озаряет разом Весь мир. Послушна и легка, Прядь, словно крылья мотылька, Переливается топазом.

Настали светлые дни. Позади скитания. Аль-Хамиси обрел дом, где его ждала любимая Фатин. С какой радостью он возвращался домой после близких и дальних поездок.

Член Всемирного Совета мира со дня его основания, аль-Хамиси вел огромную работу, вовлекая все большее число друзей в это общественное движение. Писатели многих стран своим словом способствовали развитию этого движения. Яростный противник войны и насилия, аль-Хамиси создал талантливые поэмы и стихи, клеймящие войну, призывающие к миру и созиданию.

Потрясенный революционными событиями в Алжире, аль-Хамиси написал поэму «Абуль Касем аль-Газаири», которая стала популярной во всем Арабском мире. На этот раз первой читательницей произведения стала Фатин. Сколько восторженных и взволнованных слов услышал поэт в награду за вдохновенные бейты. Фатин читала поэму с таким чувством, с такой искренностью, что гости, которым посчастливилось услышать ее чтение, были растроганы до слез. Да и сама Фатин не скрывала своего волнения.

— Как прекрасна, как романтична эта поэма, — говорила Фатин. — И как трагична!

Утро первозданное сверкало Праздничной палитрой карнавала. Как в прекрасном, сказочном краю, Все вокруг цвело, благоухало, Нитями из жемчуга и лала Небо, улыбаясь, украшало Мантию пурпурную свою. Облака, не улетая ввысь, На холмах, как голуби, белели, Краски ликовали, пламенели, Небо и земля под птичьи трели В трепетном объятии сплелись. Абуль Касем из предместья Тильмисан Зачарованно глядел на это диво. Вдалеке то оживали, то пугливо Замирали тонких скрипок голоса. И душа его, подобно тонким струнам, Откликалась на мелодию весны, С нею вместе уносясь в порыве юном В нескончаемый простор голубизны. И, почувствовав биение крови, Он запел, и в звуках песни заискрилось То старинное сказанье о любви, То предание, в котором говорилось, Как ночами, под покровом темноты, Фея гор спускалась в спящую долину И вплетала в косы белые цветы Ароматного полночного жасмина… Абуль Касем из предместья Тильмисан Пел, и юность в этой песне оживала, А на травах светлым жемчугом роса Краски радужного утра отражала… С новой нежностью он думал о жене, О глазах любимых, жарких, точно пламень, О глазах ее глубоких, как у лани, Что живет в далекой сказочной стране…

* * *

Они стоят у рыночных ворот — Преступники с глазами бесноватых,— Из-под железных касок на народ Глядят, направив дула автоматов… О Абуль Касем, Жертва палачей, Они тебя, невинного, сковали, Они, глумясь, игрушки изломали И тут же платье в клочья изорвали, Что ты в подарок нес жене своей. Забудь теперь о доме навсегда, Простись с землею, с небом и с рассветом, С тем ручейком простись, где каждым летом Журчит по гальке светлая вода. Простись с садами, птицами, цветами И позабудь навеки о жене, О том, как в полусонной тишине Слова любви ее уста шептали. Лицом разбитым к дому повернись И с малышом оставленным простись. Ты скован, Но врагам не задушить Мелодий в тайниках твоей души: В ней живы голубые вечера, Легенды гор, Благоуханье утра, В ней росы отливают перламутром И виден купол звездного шатра. В ней судьбы этой горестной земли И твой Алжир, Он с ней неразделим. Ночь спустилась на спящую землю, Как проклятье безумных небес, И глядит из клубящихся бездн Лик вулкана с пылающим зевом… Вот веревкой его оплели, Глухо лязгнули десять затворов, Ружья в сердце ему навели, И скомандовал черный, как ворон, Командир приказание: «Пли!»

Фатин дочитывает поэму вся в слезах.

— Я выстрадал эти бейты, — говорил аль-Хамиси. — Я написал поэму в один вечер. Я не мог ее не написать. Перед моими глазами были мои друзья алжирцы — прекрасные люди. Отважные воины. Многие погибли в борьбе с оккупантами. Но революция завершилась освобождением Алжира. Ценой жизни отважных сыновей завоевана свобода. Я рад, Фатин, что тебе понравилась поэма. В ней частица моей души.

Фатин делила с ним радости и страдания. Она была удивительной подругой: чуткой, внимательной и сердечной. Ее радовало каждое новое стихотворение, а новые пьесы вызывали буйный восторг. Ее ничуть не смущала перспектива покинуть Каир и вместе с театром аль-Хамиси отправиться в провинцию. Ее устраивала любая роль, какую ей предлагал обожаемый драматург. Она не боялась говорить о своей любви и преданности. Не боялась расточать похвалы. Она верила, что искреннее слово и доброе отношение — это бальзам, который поможет аль-Хамиси обрести новые силы для борьбы и творчества.

Друзья поэта, знающие его как неутомимого труженика, отшельника и аскета, с восторгом встречали эту веселую и счастливую пару. Их дом был открыт для друзей, для молодых поэтов, которых опекал аль-Хамиси: помогал деньгами, устраивал на работу, редактировал. Он никогда не забывал те дни, когда старый мудрый Халиль Мутран открыл ему свое сердце и так бережно поддержал в трудное время. Теперь настала его пора опекать молодых начинающих. Фатин пожелала принять самое горячее участие в судьбе молодых писателей, которые обращались к аль-Хамиси за помощью. Фатин удивлялась: когда муж успевает сделать так много важных дел? Когда умудряется писать? И как у него сочетаются бесконечные заботы, тревоги, споры и самые ответственные общественные дела с веселым настроением и таким заразительным смехом, что всякий — самый хмурый человек — оживет?

Как прекрасна эта духовная связь! Как удивительно хороша эта дружба двух любящих сердец. Аль-Хамиси пишет стихи о счастье. Они пришли к нему в часы, озаренные светом любви. Ему казалось, что никогда прежде он не видел таких восходов и закатов. Никогда прежде птицы не пели так восхитительно. «Они поют так, как им положено петь в раю», — говорил он Фатин. И города вдруг показались еще красивей. Он полон сил и новых замыслов.

Я живу, Упоение светом До краев затопило меня. Дни идут. Я пытаюсь понять Тайну, скрытую в шествии этом. Но конец его тает в веках. В неизвестность уводит дорога, Словно лик недоступного бога, Жизнь скрывает свой смысл в тайниках. Я пою в иллюзорном раю Соловьем, захлебнувшимся страстью… Я живу, Я хмелею от счастья…