Рыцарь XX века(Повесть о поэте Абд ар-Рахмане аль-Хамиси из долины Нила)

…Колизей! На арене сегодняшней я Капли крови роняю в песок раскаленный. Только чудом избегну удара копья, Как сверкнет надо мною кинжал занесенный. Я бегу. Я у смерти секунды краду И не помню уже, сколько ад этот длится… Цирк звереет от крови, И я, как в бреду, Вижу в каждом ряду искаженные лица. Видно, рок тяготеет над вами, глупцы, Если кесарь, Смеясь в разукрашенной ложе, Вас пошлет на арену сегодня ж, быть может, Чтоб под хохот Детей убивали отцы… …Та же ложь, Колизей, Что за зрелищем прятала бойню, И поныне жива. И под свист ее тяжких плетей Каменеют сердца… В истерических воплях запойных, В какофонии ритмов, В заряженных смертью обоймах Умирают мечты Обреченных на рабство людей…

«Когда же человечество достигнет гармонии между великими достижениями науки, расцветом культуры и нравственности? — вопрошал поэт. — Ведь пробелы в духовной жизни неизбежно ведут к падению нравственности. Как это печально!»

* * *

Снова Париж. Снова встречи с друзьями и обсуждение насущных проблем современности. Борьба за мир, защита интересов развивающихся стран, проблемы современного искусства и литературы в странах Арабского Востока. Многое делается для того, чтобы помочь патриотам родного Египта выстоять в своей многолетней борьбе за национальное возрождение, достойное великого древнего народа.

А на сердце поэта печаль о покинутой родине. Аль-Хамиси пишет:

По Парижу, По влажным газонам, По пушистым каштановым кронам, Шла весна в одеянье зеленом, И пьянящий ее аромат Город пил, словно сад пробужденный, Белопенным цветеньем объят… …Берег Сены. Холодный гранит. Ледяная тоска отчужденья. Каждый день я В плену наважденья. Голос родины в сердце звучит: — Изгнанник! — Здесь, от родины вдали, Печаль разлуки с нею раздели…

— Как я рад тебя видеть, аль-Хамиси, — говорил Абдель-Аль, старый друг поэта. — Я из Каира. У меня добрая весть. Ты говорил мне, что твои книги изъяты и теперь недоступны египтянам. Я могу сказать: они доступны. Из частных библиотек книги передаются из рук в руки, переписываются, и молодежь читает твои стихи с восторгом. Я хочу прочесть тебе страничку превосходной статьи критика Гали Шукри. Мне доставит большое удовольствие первым сообщить тебе об этой статье, я согласен с точной и верной характеристикой известного литературоведа.

«…Аль-Хамиси личность романтическая и в идейном, и в художественном отношении, но его изначальная связь с народом, высыпавшим на улицы, не дала ему оказаться светочем, который вспыхивает только затем, чтобы тут же погаснуть. Связь эта переросла сама собой в спонтанное стремление отдать себя борьбе за будущее родины и народа. Да, он заимствовал у Салямы Мусы концепцию «литературы для народа». Да, он заимствовал у Халиля Мутрана принцип «органического единства поэмы». Но самое важное, он научился у них широко смотреть на вещи и не останавливаться на полпути. А потому естественно, что он шагнул дальше и социализма Салямы Мусы, и обновленчества Халиля Мутрана. Шагнул дальше и в качественном отношении, и по существу.

Так этап за этапом формировалась личность аль-Хамиси как художника. С полным правом его можно назвать выдающимся общественным деятелем. Но он же и новеллист, и поэт, и драматург, и кинематографист. Кроме того, он журналист, узник, друг, враг, юморист, удрученный заботами человек, изгнанник. Он все это вместе, и все это сочетается в нем самым неожиданным и непредвиденным образом. Его литературная и общественная деятельность, его стихи, пьесы, статьи, фильмы, музыка — все это расскажет о нем, но никогда не заменит его. Его человеческая личность — это и первая его поэма, и первая повесть, и первая театральная постановка, и первое выступление в печати, и первая мелодия, и первая кинематографическая лента. Аль-Хамиси демонстрирует нечто противоположное тому, что считается установленным фактом: первый опус художника, как правило, не шедевр. Он из личности своей человеческой создал первое и самое грандиозное произведение, превосходящее все остальные его творения…»

— Тут есть много верных и точных характеристик. Я хочу процитировать еще несколько строк.

«…Его бросали в тюрьму, ссылали при всех режимах — он не сломился. Жизни в лагере, в изгнании, в ссылке, жизни вдали от родины от отдавал предпочтение перед теми постами, должностями и материальными благами, которые он мог бы получить от сильных мира сего, из коих иные были его личными друзьями…»

— Последний абзац я принимаю, он вполне соответствует истине, — сказал аль-Хамиси. — Гамаль Абдель Насер предлагал мне пост министра культуры. Садат был моим другом в молодости, до того как он стал преступником и шпионом. От друзей я узнал, что меня должны уничтожить. Я жив, надеюсь еще написать стихи и поэмы, которые осаждают меня в бессонные ночи и терзают мою душу, подобно сатане. Мое слово поэта выстрадано в жестокой борьбе. Оно искреннее, и потому должно быть принято моим народом, которому я служу. Однако и ты, мой друг, пренебрег материальными благами и королевскими садами. Вместо того чтобы беспечно жить в своем поместье, ты скитаешься по белу свету, потерял здоровье и молодость в тюрьмах. Зато какой прекрасной идее ты служишь!

Аль-Хамиси поднялся, заварил крепкий чай, и беседа продолжалась почти до рассвета. Они вспомнили свое знакомство в дни молодости, когда знатный бек Абдель-Аль стремился встретить прославленного поэта, у которого слово не расходилось с делом и звало на передний край баррикад. В ту пору Абдель-Аль стал членом коммунистической партии Египта и окунулся в бурлящую демонстрациями, митингами и забастовками жизнь столицы. Теперь перед аль-Хамиси сидел седой человек с благородным лицом и солидным стажем тюремного заключения. Горячий патриот своей отчизны, Абдель-Аль провел в тюрьме десять лет. При всех режимах он был гоним. Он такой же изгнанник и скиталец, как и его друг аль-Хамиси. Но он верен своей мечте. Он служит своему народу. Жизнь его отдана освободительной борьбе.

Прощаясь, аль-Хамиси прочел несколько строк своего стихотворения «Печаль сердца»:

— Гостиницы Во всех концах земли, Чужие города, Аэропорты, В чужих морях Чужие корабли Перемещались в памяти и стерты И боль мою ослабить не смогли, Калейдоскоп побегов и погонь… И все ж, пока я жив, Он не погибнет, Того святого зарева огонь, Которое зажег во мне Египет… — О родина, Светла моя любовь! —

продолжал памятные ему строки Абдель-Аль.

— Встреча друзей на чужбине — подарок судьбы, — сказал аль-Хамиси и крепко расцеловал друга.

Скиталец

риполи, Дамаск, Никосия и Мадрид, Рим. Конгрессы и встречи, связанные с большой общественной работой. Мелькают города, страны и народы. Каждая новая поездка открывает неведомый мир древних цивилизаций и сокровищ национальной культуры. Но рядом с прекрасными памятниками древности — бесчисленные проблемы сегодняшнего дня. Много горестей и страданий, связанных с войнами, с безработицей, с бесправием людей, с жестокостью капиталистического мира.

Каждая поездка находит отражение в поэзии аль-Хамиси. К нему вернулась потребность выразить свои мысли и чувства в новых касыдах. В них скорбь о горестях человеческих, скорбь о покинутой родине, скорбь о разлуке с любимой.

Друзья мои! Как может жить тоска В том сердце, что она же обагрила Горячей кровью, Жаждой иссушила И мир его цветущий превратила В пустыню раскаленного песка? Как может жить она в душе моей, Огонь которой все испепеляет, В душе, Что в черный уголь превращает Любого прикоснувшегося к ней? Иль, может быть, Тоска огню сродни? Но почему тогда проходят дни, А пламя не становится золою? И как она, лишив меня покоя, Мечту в душе обугленной хранит? Рукой моей, окрашенною кровью, Она возводит здание мечты — Дворец непостижимой красоты — И то казнит, То воскресит любовью, То мраком простирается в груди, То дарит мне сиянье впереди. Проклятая тоска! Душа моя И разум мой измучены тобою. Не ведая ни счастья, ни покоя, Я шел всю жизнь Над самой крутизною, Ступая по колючкам бытия. Ты увлекла мечту мою в полет, Но раскидала дни мои, И вот — Нет в мире стран, Где б не обрел я дом, Чтоб навсегда расстаться с ним потом. Я находил приют свой в вышине, В салонах реактивных самолетов, По всей земле Бетон дорожек взлетных, Гул залов ожидания бессчетных — Таков удел мой По твоей вине. Ведь даже двери, Глядя в спину мне Знакомыми стеклянными глазами, Не знают, где конец моих терзаний, В какой я успокоюсь стороне. Необозримый океан тоски! Зачем ты разбиваешь на куски Ладьи моей спасительные весла? Когда б вернуть пронесшиеся весны… О, если бы я снова молод был, Я б одолел превратности судьбы. Но все прошло, И я бреду один Туда, где ждет меня седая старость, И жизнь, что за спиной моей осталась, Длиннее той, что будет впереди. Но все-таки, Лишенный сил былых, Я старческою грудью принимаю Отравленные стрелы И скрываю, Как больно мне от попаданий их. Ведь если сквозь сражения и годы Ты по веленью сердца своего Шел под священным знаменем свободы, Позор тебе, Коль выронишь его!