Рыцарь
Шрифт:
— Вас и наградили, — зло сказал я. — Ну и как наградка? Понравилась?
Жанна снова ничего не ответила. Я выдохнул и приказал себе успокоиться. Моя злоба происходила исключительно от того, что люди, из-за которых меня чуть не угрохали в Чертовом Бору и из-за которых я поссорился с бароном Родриго, оказались в одном лагере с психом, засадившим меня сюда. Но сейчас мы с Жанной были в одинаковом положении. Надо думать, как выбираться, а не вспоминать старые обиды. Тем более гнусно вымещать их на девушке, чье положение намного хуже моего. Хотя куда уж хуже,
— Сьер Андрэ. — Жанна повысила голос. Она говорила скороговоркой, глотая слова и слезы. — Я не хотела, чтобы было… так. Не хотела, чтобы с деревней… что-нибудь случилось. Я всегда… Госпожа Аманда была всегда к нам добра…
— Все, закрыли эту тему. Скажи мне лучше…
Тут в шумной игре Жуана и Луиса, видимо, случился небольшой перерыв, а наши голоса привлекли их внимание.
— Эй, вы! — заорал Жуан, продвигаясь к нам и молотя дубинкой по металлическим частям дверей, мимо которых он проходил. — А ну, живо заткнулись — пока я вас сам не заткнул!
— Рискни здоровьем, говнюк! — рявкнул я по-испански. И снова перешел на южнофранцуз-ский: — Жанна, я что-нибудь придумаю…
— А-а, так это наш рыцаренок! — Жуан остановился перед моей камерой. — Это наш благородный рыцаренок воркует! — И добавил почти ласково: — Снова мочи захотел? Так могу устроить. У меня этого добра еще много!
— Верю, — согласился я. — Ты полностью из этого «добра» состоишь.
— Вот и нахлебаешься вдоволь, — подумав, пообещал Жуан и подошел к камере Жанны. — А ты, шлюха, если еще хоть слово скажешь — такое тебе устрою, что ангелы на небесах заплачут кровавыми слезами! Поняла?! Поняла, спрашиваю?!.
— Да… — прошептала Жанна.
…Нам удалось переброситься несколькими словами вечером, когда принесли котелок с отбросами, которыми кормили нас, а Луис начал ругаться со слугами из-за каких-то луковиц. Как я понимаю, раз в неделю каждому заключенному полагалась луковица — еще одно проявление гуманизма нашего любезного графа. Луковиц заключенные, естественно, никогда не видели — их забирали себе тюремщики. Суть ругани Луиса с кухонными работниками сводилась к тому, что те принесли слишком много гнилых луковиц.
— Жанна!
— Я слышу, Андрэ. Прошу вас, говорите тише, иначе меня снова изобьют.
— А за что тебя… вчера?
На пределе слуха я различил ее горестный вздох.
— Я хотела заколдовать Жуана. Бабушка меня учила, как можно… отнять у человека волю…
— Выходит, недоучила.
— Нет, нет, я умею! — Как это было ни смешно в нашем положении, в ее голосе прозвучала нотка почти детской обиды. — Но граф сильнее меня. Я не могу с ним равняться.
— Альфаро-то тут при чем?
— Они все заколдованы, Андрэ, — зашептала Жанна. — И Жуан, и Луис, и старик, который сторожит нас ночью. Я думаю, что и все другие графовы слуги тоже… Когда я проникаю в них, сначала у меня все получается, но когда я хочу заставить их сделать что-нибудь, они просыпаются и…
— Тише! Потом поговорим.
Жуан, мурлыкая себе под нос, расставлял миски. Луис разливал из котелка холодную похлебку.
Как и было обещано, лично мне был подан особый супчик. На этот раз Жуан и Луис мочились вместе.Чтобы заглушить чувство голода, я мерил шагами камеру: два шага туда, два шага обратно. Туда-обратно, туда-обратно… Попутно раздавил крысу, вздумавшую перейти улицу прямо под моей ногой.
Отнюдь не из-за ведьминых чар я поехал обратно в Чертов Бор. По крайней мере, мне хотелось верить, что не из-за них. С другой стороны, эта Рихо кое-что умела — и я имел возможность лично убедиться в этом. Легко было предположить, что старуха успела чему-то научить свою непутевую внучку. Отсюда следовало, что к словам Жанны — о том, что она якобы умеет «колдовать», — стоит отнестись не как к очередному проявлению местных суеверий, а как к чему-то, что имеет под собой реальную подоплеку. Пусть даже эта подоплека совершенно не такова, какой ее себе представляет Жанна.
Что дальше? Тюремщики «заколдованы». Что это может означать? Оставим в стороне всю ту мистическую чушь, которую нес граф Альфаро о «покровителе», сила которого охраняет и слуг «покровителя». Попытаемся взглянуть на это с точки зрения здравого смысла. Граф Альфаро — человек, обладающий большой силой внушения. Можно предположить, что обработал мозги своих «подопечных», чтобы уберечь их от чужого воздействия, а себя — от предательства? Говоря языком моего родного времени — установил психоблок.
Я немного поразмышлял на эту тему, силясь вспомнить все полезное, что было написано в нескольких ненаучно-популярных книжках, посвященных этой теме, которые я когда-то прочел. Идей не было.
Утром нам с Жанной поговорить не удалось. Подходящий момент появился только в середине дня, когда заскрипела на ржавых петлях дверь в конце коридора и Жуан с Луисом вышли на лестницу потрепаться с тем, кто эту дверь открыл, — очевидно, это был какой-то другой тюремщик.
Жанна ответила сразу. Она попыталась завести разговор о том, как здесь оказался я сам, но мне пришлось перебить ее.
— На это нет времени. Скажи, ты можешь хотя бы на полминуты вывести из строя Жуана, когда он зайдет к тебе. Как-нибудь его ошеломить?
Она задумалась:
— Могу, наверное. Но потом меня наверняка искалечат.
— Не успеют. Ты должна выбраться из своей камеры и открыть мою. Не сомневайся: когда ты выпустишь из камеры меня, Жуану станет уже не до тебя.
— А Луис? Может, лучше — ночью?
Я подумал и решил, что и ночью, когда будет дежурить один старик, останутся еще солдаты и охрана.
— Днем, — решил я. — Когда Жуан в очередной раз навестит тебя… один.
— Но что дальше, господин Андрэ?
— Все, что тебе нужно сделать, — это быстро выскочить в коридор и отодвинуть засов. С Луисом я разберусь. Даже если Жуан прочухается к этому времени, поверь мне, Жанна: эти два мешка с дерьмом — не самая большая наша проблема.
Жанна поверила. О солдатах наверху она ничего спрашивать не стала.