Рыцарь

– Сделаю, – монах удалился.

Алексей прошёл по месту схватки. Одни убитые лежат едва ли не друг на друге. В бою – враги непримиримые, а теперь рядышком. Смерть примирила всех.

Из леса выехали телеги. Мечи монахи уже попрятали. Впереди шёл сам епископ. Он остановился, обвёл скорбным взором павших на поле боя русичей.

– Неуж все полегли?

– Половцы все, а из наших один я остался.

– Ох, беда какая! Что делать будем?

Ефрем явно растерялся. В первом же бою все защитники погибли, а один, как известно, в поле не воин. Кроме Алексея с ним осталось ещё три монаха.

– Наших похоронить бы надо, оружие собрать.

– Верно. Но не об этом я – это само собой. Как потом-то быть?

– Как и задумывалось, в Суздаль идти. Мы на половине пути почти. Что назад идти, что вперёд – риск одинаков.

– Так и порешим.

Монахи вместе с Алексеем обошли павших. Они снимали оружие, шлемы, кольчуги, складывали на телеги.

– Братии в монастыре всё пригодится, – заметил Ефрем.

Когда управились с железом, стали рыть братскую могилу – на подводе у монахов нашлась лопата. Рыли по очереди, до вечера. Половцев решили оставить на поле боя – будет чем волкам ночью поживиться, устроят пиршество. Хотя волки летом сыты, мертвечиной могут и побрезговать.

Своих же воинов павших снесли в могилу. Один из монахов подошёл к Алексею:

– Не пойму я что-то. Вроде одёжа есть, а тела нет. Как так?

– Это друг мой погиб, десятник, Конрад его звали. На моих руках умер. А потом на глазах истаял, как и не было его. Только вот одежда да кольчуга и остались.

– Чудеса! А веры он какой был?

– Католик, в Крестовый поход со мной вместе ходил. Да при чём тут вера? Он за князя в походы ходил, ноне жизнь отдал.

Монах удивлённо покрутил головой и пошёл к Ефрему. Он что-то ему говорил, показывая пальцем в сторону Алексея. Позже Ефрем сам подошёл к рыцарю.

– Или монах что-то не понял, или я. Расскажи, как тело твоего друга исчезло?

Алексей повторил то, что видел сам.

Ефрем задумался.

– Не иначе как Господь его к себе прибрал. Одно непонятно: Господь душу забирает, а тело – оно бренное, его земле предают. Неисповедимы пути твои, Господи! – Ефрем перекрестился и отошёл.

Убитых уложили в могилу. Ефрем прочитал молитву, монахи помогали ему, речитативом читая псалмы. Снова взялись за лопату.

Пока Алексей и двое монахов по очереди засыпали братскую могилу, самый молодой из иноков срубил берёзу и соорудил крест. Его потом и установили.

Монахи открыли небольшой бочонок красного вина – явно греческого, поскольку винограда Русь не знала.

– Помянем, по обычаю, павших воинов! Те, кто пал на поле бранном за Отчизну свою, попадают в рай.

Пригубили вино из кружек. Монахи порезали закуску: вяленую рыбу, лук, руками разломили на части лепёшки. Закусили и выпили ещё – за то, чтобы земля пухом была.

– Поехали! – первым сказал Ефрем.

– А лошадей? – подхватился Алексей. – Негоже такое добро бросать!

– Так нас же мало, как их гнать?

Алексей стал бегать по бранному полю, узды одной лошади привязывая к луке седла другой. Получилась некая живая цепочка из лошадей. Повод первой лошади он привязал к телеге.

Удалось собрать почти всех, за исключением нескольких половецких. Но те были совсем дикие и в руки не давались, отбегая. Однако когда обоз тронулся, побежали за ним – всё ж таки живому существу оставаться среди мёртвых тел было жутковато.

Караван из лошадей вытянулся на добрых две сотни метров.

Ехали до самой темноты и остановились на постой, когда узкой, малоезженой дороги не стало видно.

– Я лошадей пастись отпущу, – сказал Алексей.

Он снял с лошадей сёдла, удила, спутал поводьями ноги. Жалко скотину, она поесть хочет и отдохнуть.

Когда вернулся, монахи уже спали. На рогоже одной из повозок стояла кружка с вином, лежало нарезанное сало и лепёшка. И на том спасибо!

Алексей с аппетитом поел, выпил. Разостлал на земле конский потник, положил под голову седло, лёг и сразу уснул. Устал он, да и тяжёлых впечатлений накопилось много.

Около полуночи проснулся от уханья филина. Проснулись и монахи.

– Фу, дьявольское отродье! Спать только мешает! – выразил своё отношение к птице один из монахов.

Они спали под телегами – укрытием от вероятного дождя и утренней росы. Сам епископ устроился на телеге поверх рогожи и укрылся накидкой из овчины. Разумно, к утру прохладно будет. Алексей даже слегка позавидовал – под овчиной даже в мороз тепло.

Сон после пробуждения, вызванного криком филина, уже не шёл, и Алексей просто лежал, вспоминая Конрада. Хороший был парень, что говорить… Надо было просто больше общаться, и все дела. А теперь они вряд ли встретятся. Где он сейчас? Судьба, Бог, рок – или что там ещё распоряжается жизнью человеческой – мог его забросить назад, в воюющую с СССР Германию, а мог и в другое время. После некоторого размышления Алексей решил, что Конрад всё-таки не умер. Нет сомнения, что рану он получил смертельную, с такой не выживают. Но если бы он умер, как все, то осталось бы его тело. А его нет, истаяло, исчезло. Причём всё это он видел своими глазами. Или это знак ему свыше, что пора возвращаться, что его время вышло? А сколько же времени тогда прошло в его квартире? Вдруг на самом деле несколько лет? И законная жена его не знает, где искать своего мужа? И в каком статусе она сама – вдова, жена?

Алексей поднял глаза на луну. До полной луны, когда камень-артефакт приобретает силу, ещё далеко. Месяц недавно народился, ещё три недели впереди до полнолуния. А с другой стороны – это даже и хорошо. Он успеет довезти Ефрема до Суздаля, исполнит данное князю Мономаху слово, выполнит свой воинский долг. Хоть он и не рыцарь и никто его не посвящал, но честь свою сохранит: всё-таки офицер Российской армии, хоть и бывший. Решив так, он успокоился и уснул.

Разбудили его монахи. Они развели костёр, на треноге из сучьев подвесили котёл и стали варить кашу.

Уловив ароматный запах, идущий из котла, Алексей потянул носом и встал. Монахи показали ему, где они обнаружили ручей.

Умывшись и напившись воды, он пошёл собирать коней. За ночь лошади разбрелись по лугу, но, к его удивлению, по свисту, почти разбойничьему, прибежали все, даже половецкие. Впрочем, прибежали – не то слово, приковыляли на стреноженных ногах. Алексей сводил их к ручью напиться, потом снял путы и надел сёдла. Бросить хорошие сёдла на опушке леса ему совесть не позволяла – княжеское добро. Пусть Ефрем в Суздале сам распорядится, с него спрос будет.

Они похлебали каши деревянными ложками – у каждого своя была, и Алексей снова связал лошадей цепочкой.

– Готовы? – спросил Ефрем.

– Готовы, владыка.

– С Божьей помощью – в путь.

И чем дальше они ехали, тем всё глуше становились места. Дорога временами терялась в траве, но потом появлялась вновь. Местами по обе её стороны стоял глухой, непроходимый лес, чаща. И зверьё дорогу перебегало – зайцы, лисы, один раз даже лось на дорогу ступил. Постоял, посмотрел на людей и спокойно дальше пошёл. Не пуганное людьми зверьё. Даже Ефрем заметил: