Рыцари пятого океана

— Что с командиром? — встревоженно допытывались у вестового летчики. — Не заболел ли?

— Заболеешь, — ответил сержант. — Он сегодня водил вас бомбить свою родную деревню. Там у него мать с отцом остались да две сестры…

Бомбардировка Молодовое не прошла для Храмченкова бесследно. Дня два ходил он как потерянный, на лбу появилась еще одна горестная морщинка. Он не знал, что сталось с отцом, матерью, сестренками: может, немцы угнали их на чужбину, может, расстреляли. И не дай бог, если погибли от бомб, которые сам он сбросил на родной очаг…

На следующий день погода выдалась ясная, и разведчики без труда определили: большинство домов в Молодовое не пострадало, танки же почернели от огня, а некоторые продолжали дымиться.

Это известие несколько успокоило Храмченкова. Он сразу же просветлел и тут только сказал, как тяжело ему было первым сбрасывать бомбы на родную деревню. Правда, он пока еще не знал, пострадали или нет его родители. Но то, что дома уцелели, вселяло какую-то надежду.

Вскоре наземные войска, тесня противника, продвинулись на запад и освободили деревню Молодовое. Только тогда Храмченков признался командиру дивизии, каких душевных мук стоила ему минувшая бомбардировочная операция.

— Что же ты сразу не сказал? Можно было направить туда другой полк, — сочувственно отозвался Куриленко.

— Что поделаешь, война, — обронил Храмченков. — Люди не то потеряли…

— Но отец-то с матерыо там оставались или эвакуировались?

— Не знаю.

— Вот что, Афанасий Викторович, бери По-2 и лети в свое Молодовое, — предложил командир дивизии.

Храмченков просиял. О родителях и сестрах он ничего не слышал с начала войны.

— Спасибо, — признательно проговорил майор.

Позже я встретился с Храмченковым и спросил, живы ли его родные.

— Живы, — вздохнул он. — Полдеревни немцы угнали в Германию. Отец чудом избежал расстрела. Ведь у него три сына, и вое воюют. Спасибо, односельчане заступились.

— Ну, а дом цел?

— Какое там, — махнул рукой Храмченков. — Землянки и то путевой н4,т. Приземлился я на окраине села, оставил самолет под присмотром ребятишек и пошел разыскивать свой дом. На его месте землянка. Спустился в нее по шатким ступенькам, а там, на полу, мальчик сидит. Спрашиваю:

— Ты чей?

— Мамин.

— А отец где?

*— На войне.

— А как отца звать?

— Папа.

Так я ничего и не выведал. Потом увидел на печке самовар. Пузатый такой, с вмятиной на боку. Узнал. Наш фамильный самовар. Еще от бабки остался.

Вышел на улицу, вижу: старушка идет с речки, белье на коромысле несет. Узнал: мать. Так и обомлела ста — рая… Успокоил ее, помог донести ношу. А вскоре и отец с поля вернулся, сестры пришли.

Пробыл я с ними часа два, распрощался — и к самолету. Провожали всей деревней. По пути отец рассказывал, как недавно наши бомбили немецкие танки в саду, какая паника там была. Я не сказал, что сам принимал участие в этом налете, не стал расстраивать односельчан.

Слушал я Храмченкова и думал: «Ведь мог же он попросить комдива, чтобы тот освободил его от вылета. Л не сделал этого. Значит, чувство воинского долга оказалось выше собственных переживаний».

— А малыш-то чей был в отцовской землянке? — спросил я майора.

— Соседский. Теперь малышня смелая пошла, — сказал Храмченков. — Вот и у нас в полку прижился один паренек. Знаете?

— Знаю.

Я увидел его около самолета в окружении техников. То ведро с маслом им поднесет, то какой-нибудь инструмент подаст. На вид ему лет одиннадцать — двенадцать. Худенький, с тоненькой шейкой, похожей на былинку.

— Откуда у вас такой герой? — спросил я инженера.

— На днях прилетел транспортный самолет от партизан. Женщин, детей и больных на Большую землю вывозил. Вышел из самолета и этот мальчик. Жалко мне стало его: родителей, оказывается, нет, круглый сирота. «Хочешь у нас остаться?» — спрашиваю. Он смутился, покраснел и задает вопрос: «А можно?» — «Конечно, можно». — «Тогда останусь», — сказал Миша.

Мальчишка смышленый оказался. Перешили на его рост гимнастерку и брюки, сапоги подобрали. Теперь вот помогает самолеты готовить, — улыбнулся инженер.

— Что вы думаете делать с пареньком? — спросил я Храмченкова.

— В Москву бы надо отправить, в спецшколу, — задумчиво проговорил майор. — Рано ему к фронтовой жизни привыкать. Да и небезопасно. Довольно того, что в партизанском отряде побыл.

Спустя несколько недель мы отправили Мишу в Москву. Где-то он теперь, сын авиационного полка?

Из этой же беседы с майором Храмченковым я узнал о драматическом случае с экипажем Хохолина.

При подходе к деревне Молодовое крупный осколок зенитного снаряда оторвал Хохолину ступню по щиколотку. Кровью залило пол кабины. Превозмогая страшную боль, он все же не свернул с курса. Управляя одной педалью, с трудом вывел самолет на скопление танков, а штурман сбросил бомбы.

На обратном пути ничего не подозревавший штурман упрекнул летчика по переговорному устройству:

— Ты ведешь самолет, как пьяный. Что случилось?

— Ничего, — коротко ответил Хохолин.

Только на аэродроме, после посадки, штурман узнал, какую нечеловеческую выдержку проявил командир экипажа, и нещадно бранил себя за то, что упрекнул его. От большой потери крови Хохолин был белый, как полотно. Летчика увезли в госпиталь…

У майора Храмченкова было много друзей, и вое они, не жалея крови и самой жизни, самоотверженно сражались с врагом. Майора знали летчики всего корпуса, и каждого из них он считал своим другом. Илья Маликов не составлял исключения.

…Четыре раза экипаж Маликова поднимался в воздух. Четырежды за один день подвергал он себя смертельной опасности. II когда обстановка потребовала лететь и в пятый раз, он без раздумья ответил:

— Готов идти на задание.

Но в пятом полете боевое счастье изменило Маликову. От прямого попадания зенитного снаряда в левый мотор машину резко качнуло, и она стала терять высоту.

— Командир, — передал по переговорному устройству штурман Николай Баранов, — левый…

— Вижу, — спокойно ответил Маликов. — Бомбы есть, сделаем еще заход па одном моторе. Не бросать же их попусту.

Самолет снова разворачивается на цель, снова фугаски падают на железнодорожный состав. Но снаряд разорвался под самой кабиной бомбардировщика. Маликову перебило ногу ниже колена. И вое же летчик нашел в себе силы довести машину до аэродрома. После посадки он потерял сознание.

В полку Храмченкова было много отважных, находчивых людей и среди младших командиров.

Однажды самолет, на борту которого стрелком — радистом летал сержант Павленко, пострадал от зенитного огня противника. Поврежденными оказались мотор и плоскость. Летчик кое-как перетянул через линию фронта и посадил машину в поле. Рация была тоже повреждена, и летчик со штурманом отправились пешком в свою часть, чтобы доложить о случившемся.