Рыцари темного леса

— А что же Оллатаир? — спросил Лемфада.

— Терпение, мальчик. Все рыцари избирались Оружейником ордена. Когда один из них умирал или погибал, Оружейник отправлялся в путешествие, чтобы найти ему замену.

— Почему Оружейником? Разве он не был служителем рыцарей?

— Он был их отцом. Он снабжал их волшебными доспехами — не только стальными, но и духовными. Он же и возглавлял орден. Последним Оружейником был как раз Оллатаир.

— Что же случилось с рыцарями Габалы?

— Этого никто толком не знает. Известно только, что король послал к магистру Самильданаху гонца, прося его об услуге особого рода. И рыцари, выполняя эту просьбу, будто бы отправились в царство демонов, чтобы сразиться со злом для блага людей. Не знаю, что с ними сталось. Это был первый год правления нового короля. Быть может, он велел отправить их, поскольку они решили несколько дел не в его пользу. Или подослал к ним наемных убийц. Может также статься, что они бежали в другую страну. Но какой бы ни была их судьба, Оружейника Оллатаира король бросил в тюрьму, где он и умер. Почему этот умерший чародей так интересует тебя?

— Просто так, — солгал Лемфада.

— Эти рыцари очень пригодились бы сейчас нашей стране.

— Только их нам и не хватало, — насмешливо ввернул вошедший Лло Гифе. — Доблестные рыцари в блестящих доспехах! Уж они-то мигом свергли бы короля.

— Они были больше чем рыцари и отважнее чем герои, — сказал Нуада. — Не смейся над ними.

Лло протянул руки к огню.

— Вы, поэты, не признаете того, что есть на самом деле. Вечно все приукрашиваете. Ты приходишь сюда в поисках предводителя мятежников, а находишь ставшего разбойником кузнеца. Вот это и есть действительность. Твои рыцари были обыкновенными людьми — жадность, похоть и отчаяние были им знакомы не хуже, чем нам, грешным. Не делай из них богов, Нуада.

— Я согласен с тобой — но и дураков из них делать тоже не следует, ибо они все-таки были лучше тебя.

— Ну, это дело нехитрое. — Лло хлопнул Нуаду по плечу. — Однако я жив, а многие из тех, кто лучше меня, мертвы. И долго еще намерен прожить, потому как блюду свою выгоду, а геройство оставляю тебе и твоим сказаниям.

Бывший рыцарь въехал на холм и спешился перед пожарищем на месте дома Оллатаира. Каун, вдохнув едкую гарь, заржал и попятился прочь. Мананнан потрепал его по шее.

— Все хорошо, мое храброе сердце. Это всего лишь развалины дома, ничего страшного в них нет. Подожди меня здесь. — Переступая через дымящиеся головешки, Мананнан стал искать мертвое тело — но тела не было.

Вернувшись к коню, он снял с седла мешок с провизией. Еды осталось мало: три медовые коврижки и мешочек с овсом. Одну коврижку он скормил Кауну, две остальные съел сам. Достав воды из колодца, он напился и поставил ведро на землю, чтобы конь тоже попил.

Куда же девался Оллатаир? Не те ли вооруженные люди увели его с собой? Вряд ли. Зачем бы они стали сжигать дом? Да и признаков борьбы тоже не видно. Увидев у колодца какие-то следы, Мананнан стал на колени. Отпечатки лап, глубокие и четкие. Львы? Здесь, так близко от города? Он немного прошел по следам. Люди бежали вниз сломя голову, оскальзываясь на бегу, а звери гнались за ними. Мананнан рассмеялся вслух, но от смеха давление на горло усилилось, и он перестал. Звери повернули обратно к дому, где стояли два человека. Бывший рыцарь снова опустился на колени. Следы лап внезапно сделались глубже. Он не сразу понял, в чем дело, но потом увидел ведущие от дома следы сапог, тоже глубокие. Оллатаир навьючил на львов поклажу и двинулся в сторону поросших лесом гор… четыре или пять часов назад.

Каун заржал, повернув голову к ведущей в город тропе. К сожженному дому галопом приближался конный отряд. Бывший рыцарь поспешно затер ногой следы, затянул подпруги и сел в седло. Коня он направил так, чтобы затоптать следы еще больше.

Отряд насчитывал около пятнадцати человек, и на них были латы с изображением ворона.

— Добрый день, — сказал им бывший рыцарь.

— Что вы здесь делаете? — осведомился худощавый человек с ястребиным лицом.

— Я увидел дым и решил узнать, не нужна ли кому-нибудь помощь. Вы, видимо, приехали по такому же делу?

— Мое дело вас не касается. Кто вы такой?

— Я, сударь, человек воспитанный и не вступаю в разговоры с неотесанными мужланами.

Всадники замерли на конях, ожидая, что ответит их капитан. Тот, побагровев, сузил темные глаза и двинул своего коня вперед.

— Вы оскорбляете офицера герцогской гвардии. Извинитесь, иначе я вынужден буду убить вас.

Мананнан оперся на луку седла.

— Когда я в последний раз видел герцога, он выиграл серебряное копье за победу на турнире. Помните, он сказал тогда, что благородный человек должен обладать тремя вещами: во-первых, честью; во-вторых, воинским мастерством, чтобы эту честь защищать; и в-третьих, смирением, чтобы понимать, что честь от него требует.

— Вы друг герцога?

— Я тот, кого он победил на том турнире — впрочем, я всегда лучше владел мечом, чем копьем.

Капитан подумал немного и принял решение.

— Прошу простить, если мои слова показались вам обидными, но мы разыскиваем преступника, которого герцог приказал схватить.

— Я принимаю ваши извинения и предлагаю взамен свои. Я еду издалека и боюсь, что не могу похвалиться терпением. Вы ищете человека плотного сложения, которого сопровождают трое крупных зверей?

— Да. Вы его видели?

— Часа два назад. — Мананнан указал в противоположную от леса сторону. — Мне показалось, что звери — это львы, но я их видел только издали.

— Благодарю вас, рыцарь. Вы едете в Макту? Герцог сейчас у себя в замке и, я уверен, будет рад повидать вас снова.

— Да, пожалуй. Удачной вам охоты.

Всадники ускакали, и Мананнан повернул Кауна в другую сторону. До леса около двух часов езды, и если ему посчастливится, он найдет Оллатаира еще до наступления ночи.

В пути он вспоминал свой турнир с герцогом. Тот был отменным наездником и великолепно владел копьем. Если бы не деревянные колпачки на наконечниках, он пробил бы противнику сердце, а так у Мананнана только два ребра треснуло. Жаль, что герцог не столь хороший человек, как воин. Слова, приписанные ему Мананнаном, произнес не он — их сказал магистр Самильданах в упрек герцогу.

Самильданах — вот кто был великим рыцарем и при этом человеком великого смирения. Если бы у герцога достало смелости вызвать его, исход поединка мог бы стать совсем иным.

Воспоминания о друге хлынули потоком, наполняя Мананнана печалью.

Самильданах, выходящий на поединок с бойцом цитаэронского короля и с мятежным герцогом Тараинским, Самильданах, возглавляющий молитву в цитадели, Самильданах, танцующий с Морриган на празднике душ. Не бывало в Габале лучшего рыцаря, а на свете — лучшего друга.

— Прости, что я предал тебя, — прошептал бывший рыцарь.

Узнав о бегстве номадских слуг Эррина, Океса пришел в бешенство. Он тут же доложил об этом герцогу и потребовал, чтобы Эррина взяли под стражу. Герцог распек Эррина, но поверил, когда тот заявил, что слуги бежали без его ведома, прихватив с собой двести золотых рагов.

— Ты всегда был дураком, всегда верил в лучшую сторону человеческой души, — сказал ему герцог. — Теперь ты сам убедился, что этим людям доверять нельзя.

— Да, ваша светлость. Я кляну себя за собственную глупость.

— Ну, теперь уж ничего не поделаешь. Океса охотно повесил бы тебя, но такого удовольствия я ему не доставлю. Где мне взять другого распорядителя праздника, если тебя повесят? Кто будет готовить лебедей в винном соусе?

— И перепелок тоже, ваша светлость, — улыбнулся Эррин.

— И перепелок. Куда проще найти другого провидца. Кстати, один из королевских рыцарей скоро приедет к нам, чтобы проследить за приготовлениями. Окажи ему достойный прием.