Рысюхин, что ты пил?!
Шрифт:
— Какие ещё есть приспособления для плавления и литья металла? Предъявите их немедленно!
— Больше ничего нет.
— Не увиливайте! У нас есть достоверные сведения, что вы занимаетесь изготовлением пуль и картечи к своему револьверу, причём мастерские не посещали ни разу!
Я демонстративно вздохнул, затем взял пруток свинца, отщипнул от него кусок голыми пальцами, прикатал в руках защип. Затем зажал между ладонями и пустил силу, после чего показал заготовку, которая приняла нужный размер и форму. Потом ещё в два приёма сформировал внутреннюю полость и внешнюю поверхность с кольцевыми проточками. Остатки металла прилепил, как глину, обратно к прутку.
— Как-то так. У меня в стихии металла уже ноль семь из трёх целых и двух десятых. Это позволяет хоть и с некоторыми усилиями, но достаточно уверенно работать с таким пластичным и податливым,
— Да, вполне. Извините за беспокойство!
Недовольный Жабицкий развернулся и выскочил за дверь прежде, чем я мог потребовать от него извинений ещё и за беспочвенные обвинения. Я же, закрыв дверь, сел вспоминать, кто мог слышать наш разговор с заведующим стрельбищем, и кто из слышавших «стучит» ротмистру. А ещё — когда, наконец, Жабицкий всё-таки прочитает моё личное дело и перестанет совершать такие откровенные глупости. Ведь не может же он быть таким дураком, каким кажется, если до не самого малого чина дослужился? Конечно, ротмистр ротмистру рознь, в зависимости от рода войск и прочих обстоятельств, но это в любом случае как минимум эквивалент армейского штабс-капитана, как максимум — полковника. А у нас в роду, напомню, только один человек до «штабса» дослужился, и то — получил это чин при выходе в отставку.
Ещё за это время комендант получила посылку от бабушки, где помимо оговорённых двух бутылок с вариантами голубичной настойки лежала бабушкина самодельная вишнёвая настойка, баночка смородинового варенья и письмо, о содержании которого Петровна ничего не сказала. Похоже, я сделал ошибку, познакомив родную бабушку с той, которая вполне может посчитать себя «приёмной». Если они снюхаются, это может быть «ой». От таких перспектив даже дед притих. Я же, пользуясь случаем, рассказал об особенности используемых родом этикеток, что ни в коем случае ничего нельзя вливать в бутылку, даже возвращать только что налитую настойку, иначе бумажка отвалится. Да, на этих бутылках красовались большие надписи «Особая партия» и «Не для продажи», но функционал этикеток был полный.
Управляющий по телефону отчитался мне, что в адреса постоянных покупателей и оптовых торговцев разослали «на пробу» и в качестве гостинца по сто пятьдесят бутылок, ещё по тридцать были в моём личном запасе и по двадцать — в «обменном фонде» у управляющего. Вся партия официально была проведена по документам как изготовленная «для рекламных целей и изучения сбыта», а потому даже акцизами не снабжалась, однако дед был уверен, что часть подаренного будет всё же продана. Также он отчитался о том, что поставил бродить сусло на кукурузном и картофельном солоде и заготовил дубовые бочки, обожжённые и нет, для «правильной» выдержки будущих продуктов перегонки. Дед уверен, что с этим экспериментатором мы «кашу сварим» и вообще нам с ним очень повезло.
Ещё я поймал себя на мысли, что после моего поступления дела рода вроде как стали налаживаться, но при этом моя учёба напрямую никак на них не повлияла, и повлиять не могла. Но если бы я не поехал в Могилёв, то как минимум половины возможностей даже не увидел бы. Мистика какая-то. Сказал бы, что игры богов, но почти уверен, что Рысюха свою лапу если и приложила, то косвенно.
Глава 22
«То густо, по пусто» — так прокомментировал дед третий за неделю вызов в лабораторию для проведения экспертизы при том, что до этого больше двух недель я не был востребован. В лаборатории всё было привычно-душевно. Сотрудники приветствовали, делились соображениями по поводу голубичной настойки и интересовались ходом учёбы, заодно делились историями из своего студенческого прошлого. Гена «Зубы» особенно старался подколоть, выдавая советы насчёт того, каким именно зубом лучше грызть гранит науки, за что и поплатился. Я в ответ выдвинул тезис о важности внимательности в работе, с чем у Гены были определённые проблемы, а потом проиллюстрировал это анекдотом из дедовской коллекции, который готовил вообще-то на своеобразную «дань» Светлане Мефодьевне. Только заменил студентов-медиков и профессора на молодых лаборантов и заведующего[1]. Ладно, ладно — я ещё в первый день знакомства эту историю Пескарскому обещал. И вот, наконец, дождался более-менее подходящего случая.
На вопрос об увеличившемся количестве вызовов наш Премудрый Пескарь усмехнулся и сказал:
— Узнали, распробовали и поверили. Сперва информацию о появившейся возможности развёрнутые химанализы делать, причём
быстро, большинство следователей пропустили мимо ушей. А кто и запомнил, не понимали всех возможностей, а то и не верили в нас. Но после парочки успешно раскрытых дел — взбодрились и возбудились, сейчас вообще вал пойдёт, какое-то время будут слать всё подряд, надо или нет. Я, пожалуй, буду группировать по нескольку заявок в один вызов, иначе вам тут поселиться придётся. Потом привыкнут, станут назначать только действительно нужные экспертизы.С одной стороны, востребованность греет душу, как и приносимая польза, с другой — количество суеты и беготни совсем не радуют.
На этом же выезде в город меня «поймал» по телефону профессор Лебединский, пригласил приехать, забрать пригласительный билет на концерт, где будет исполняться в том числе и «Надежда». Слово за слово, зашёл разговор и о коммерческих перспективах нашей совместной деятельности.
— Диск с «Дубом» уже напечатали партией в двадцать тысяч экземпляров, вот-вот начинают рассылать по магазинам, в ходе продаж свои десять тысяч вы получите, даже не сомневайтесь. Обычно тираж десять тысяч делается, но по результатам продаж пробной партии фирма решила рискнуть. А, между прочим, двадцать пять тысяч проданных пластинок — это «Серебряный диск», вполне себе уважаемая награда! Дебютировать сразу в «серебре» — дорогого стоит!
Профессор многозначительно поднял указательный палец вверх и сделал кистью замысловатый и неописуемый жест.
— Теперь по «Надежде», она же «Незнакомая звезда». После концерта будет выпущена пластинка с «Надеждой», «Дубом» и парой моих старых, но недавно переделанных романсов. Если публика их хорошо примет, разумеется, иначе в запись пойдёт старый, проверенный вариант. Этот диск планируется сразу тиражом двадцать пять тысяч, это будет большой диск, стоит такой дороже, ваша доля составит, по предварительным расчётам, около восьмидесяти копеек с экземпляра, подробнее можно и нужно узнать в студии. Если пустить дело на самотёк — они наглеют-съ и норовят обжулить, даже при всём уважении.
Я быстро посчитал в уме, не поверил себе, пересчитал ещё раз. Получается, если оба тиража будут распроданы — мне хватит денег на реставрацию имения?! С двух песенок?!
«А ты налог учёл?»
«Какой ещё налог? Налог судия платит, гонорар не считается коммерческой деятельностью, я узнавал».
«А подоходный?»
«В смысле? Какой ещё подоходный?!»
Далее выяснилась поразительная вещь — в мире деда во всех странах, во всяком случае — во всех, известных ему, правительства брали определённый процент с почти любого дохода всех своих граждан! Доходило до маразма: государственные служащие, получающие жалование напрямую из бюджета, отдавали часть его обратно в бюджет в качестве налога! Получается, часть жалования была «понарошку», которую давали «только подержать»? Вот какой смысл перекладывать из одного кармана в другой через руки служащего? Чтобы дать банкам заработать на перечислении денег туда-назад?! Если государство такое жадное — кто мешает просто уменьшить жалование на сумму этого непонятного «налога»?! Главное, чтобы князь Мышкин про эту идею не прознал как-то[2].
Поприсутствовал и на репетициях. Мурка всё так же фыркала — но вроде уже меньше, как сказал дед — «ещё недели две и можно рискнуть погладить, может и не укусит». Ульяна продолжала рассыпать авансы и намёки, но тот же дед обозвал её непонятно «спортсменка из общества 'Динамо» и посоветовал не обращать внимания на её слова и не рассчитывать на «сладкое». Песню «Я кошка» студенты прорабатывали. «Дать джазу» на неё всё же не вышло — нет, «для зачёта» сделали несколько аранжировок в разных стилях, но «для души» остался только один, довольно близкий к тому, что был в мире деда, даже немножко более медленный и томный, хоть и не настолько, как это пытался изображать я.
С пригласительным возникла неожиданная проблема. Дед сначала её не увидел, потом недооценил, но в итоге проникся. Слушайте и ужасайтесь: билет был на две персоны! Вот кого мне с собой брать?!
Надежда Петровна, как не то сдуру, не то всерьёз предложил дед, несмотря на то, что я звал её музой песни, вообще не могла рассматриваться как вариант, ни при каких обстоятельствах! Разница в возрасте, в социальном положении, наши должностные взаимоотношения и ещё куча факторов! Это сделало бы посмешищем на многие годы нас обоих. Нет, будь мы в родстве — всё бы развернулось в обратную сторону, пригласить старшую родственницу, пусть и дальнюю, однозначно было бы воспринято как достойный пример уважения и почтительности. А так — жуть жуткая.