Рюрик
Шрифт:
– Но какой? Христос?! Зачем я ему нужен?" - хмуро рассуждал Рюрик и отрицательно качал головой.
– Ты должен был давно принять на веру его учение, - тихо, но убеждённо посоветовал Дагар, помогая Рюрику одеться.
– Ведь не случайно же столько народов уже поклоняется ему!
– грустно воскликнул знатный меченосец.
– Твоими устами… Руцина глаголет, - едва слышно возразил Дагару Рюрик и, не отряхая рук от земли, пошёл к своему коню…
Всю дорогу к озеру князь хмуро молчал и пытался сам определить вехи своей дальнейшей судьбы.
"Неужели в учении Христа есть что-то такое, чего не ведают наши жрецы?..
– спрашивал себя князь и сам себе отвечал: - Они же ведают все, что связывает
Тёплым ярким осенним днём Новгород ликовал. Все жители вышли встречать дружину, вернувшуюся с долгожданной шумной победой, и с полудня толпились у северных ворот города.
На особом деревянном помосте, среди толпы встречающих бояр, стоял Гостомысл, возбуждённый и заметно горделивый. Рядом - Власко, будто ведая, чем кончится этот памятный день, не сводил глаз со своего знаменитого, но такого беспокойного нынче отца. Вышата, Домослав, Полгода, Мстислав и Золотоноша, не скрывая довольства, оглядывались по сторонам и говорили друг другу:
– Мы знали! Да, да, ведали! Давно надо было его великим князем наречь! Сразу бы толк в охранных делах был!
– Они кланялись купцам, знатным боярам, без конца улыбались и оживлённо глаголили друг с другом.
Новгородские мужи-ремесленники с уважением поглядывали на помост, на оживлённых знатнейших людей края и с нетерпением ожидали появления объединённой дружины.
И вот настал момент: закричали глашатаи, заиграли рожки, задвигалась взбудораженная толпа.
– Идут! Едут!
– заорали мальчишки, снимая колпаки с голов и бросая их вверх.
– Полонённых ведут!
– крикнули глашатаи.
– А телег-то сколь! Добра-то!
– гудели купцы.
– Ба! Девиц-то, девиц-то! Ну, князья не зря во поход сходили! довольные, восклицали ремесленники и потирали руки, с любопытством оглядываясь на высоко стоявших бояр.
Гостомысл, слушая возгласы горожан, небрежно осматривал понурые, бледные лица пленных, идущих вдоль северной улицы Новгорода мрачной и злой гурьбой; довольным взором окинул он вереницу повозок, везущих захваченное добро, и с сильно бьющимся сердцем ждал появления Рюрика. Он улыбался, оживлённо
жестикулировал, хватал за рукав Власку. Пытаясь отвести проницательный взгляд сына от себя, указывал ему на народ и пленников; порой это ему удавалось, но через какое-то время новгородский владыка вновь ощущал похолодевшей спиной пронзительное внимание к себе своего наследника."А-а! Всё равно! Пусть видит! Многие лета молчал…" - подумал посадник и напрягся: в центре улицы появились первые четыре всадника, в одном из которых он безошибочно узнал Рюрика.
– Едет!
– прошептал Гостомысл и схватился за грудь. Где-то там, внутри, жгло, ломило и кололо. В глазах на мгновение всё потемнело. Он взмахнул рукой и грузно покачнулся.
– Жив!
– произнёс посадник одними губами и беспомощно опустился на скамью.
Власко схватил отца за меховые полы перегибы и жёстко приказал:
– Терпи! Твой любимый… князь возвращается из похода, а ты валишься на спину!
Домослав, давно беспокойно наблюдавший за посадником и его законным сыном, поспешил на помощь Власку. Подхватил под мышки посадника и, придерживая его на скамье одной рукой, другой поманил к себе Власко и зло прошептал ему на ухо:
– Никто боле не должен знать, кем доводится Рюрик твоему отцу. Ты… понял это нонче и молчи!
– угрожающе посоветовал он знаменитому богатырю.
Кровь прилила к лицу Власка.
– Вы… все заодно?!
– прохрипел он в лицо знатного боярина.
– Против меня?!
– прошептал Власко и угрожающе протянул руку к вороту Домославовой перегибы.
– Не играл бы во своё время княжьим-то шеломом!
– увернувшись от злого рывка Власко, спокойно напомнил ему Домослав.
– Я думал… - перебил его Власко и тут же замолчал: он думал, что княжий шлем всегда будет под рукой: захотел - надел, не по нраву - снял… Он отстранился от Домослава, отца и замолчал.
В это время четыре всадника поравнялись с почётным помостом.
Власко тяжело выпрямил спину.
Домослав с трудом приподнял Гостомысла, и оба старика с видимой надменностью уставились на варяжских полководцев.
Власко не захотел вглядываться в лица победителей и угрюмо смотрел мимо них.
Рюрик осадил коня. Ещё при въезде в город его дивила эта неожиданная парадность встречи. И сейчас, когда он увидел деревянный помост в центре улицы, а на нём всю новгородскую и союзную знать словенских племён, их настороженно застывшие лица, он не сразу понял, что всё это значит.
Волновались все. И заметнее всех - старик Гостомысл. Обернувшись в сторону Домослава и Золотоноши, затем в сторону Власка и уловив его ярость, но не ответив на неё и жестом, он слабым хриплым голосом проговорил:
– Да восславим князя великого, Рюрика Новгородского, за победу над северным врагом!
Рюрик не поверил своим ушам.
Дагар, Олаф, Кьят и Гюрги заскрежетали шлемами, покосившись на своего князя.
Вся процессия дружинников затихла.
– Три месяца тяжело билась дружина великого князя Рюрика с врагом то в Камнях высоких, то в снегах холодных!
– чуть окрепшим, но всё таким же взволнованным голосом продолжал Гостомысл, взяв при этом Власку за руку и сжав её, насколько хватило сил.
Власко удивился, Хмуро покосился на отца, но руки не вырвал.
– Так прими, великий князь, в дар от Новгорода за доблесть, за расширение земель наших, соболиную сустугу, и да хранит бог Святовит твоё дорогое здоровье!
– хрипло прокричал Гостомысл.
По рядам встречавших и прибывших пронёсся одобрительный гул.
Рюрик понял наконец все. Впервые здесь, у словен, ему не надо защищаться. Впервые надо принять славу и благодарность. Он слез с коня. Взволнованно одёрнул кольчугу, по привычке подтянул подлокотники и медленным тяжёлым шагом направился к помосту.