Рюрикович 2
Шрифт:
— Знаете, Матвей Кириллович, — проговорил Владимир Васильевич с усмешкой. — Когда батюшка царь начал меня с детства приучать к ядам, я сперва не понял — зачем он это делает? Ведь у нас есть дегустаторы, которые пробуют разные блюда и отравить нас практически невозможно. На это отец сказал, что яды совершенствуются, их действие может быть замедленным и вообще незаметным. Так вот, я постепенно привык к различным ядам, а также научился распознавать их по малейшим оттенкам…
Селиверстов испуганно смотрел на царевича, его рот пытался захватить как можно больше воздуха.
— Допустим, вот в этой
С этими словами царевич снял крышку с подноса и на Селиверстова уставилась аккуратно отрезанная голова секретарши. Черные волосы всё также были собраны в пучок на затылке, а дорогие очки в оправе ничуть не покосились. Создавалось ощущение, что сейчас секретарша откроет глаза и спросит — не изволят ли господа чего-нибудь ещё?
Боярин в страхе откинулся назад. Попытался вскочить, но ноги не держали. Он упал на мягкий ворс ковра и задергался, попытавшись отползти подальше. Остальные трое бояр смотрели на Селиверстова без особой жалости. В жестоком мире приходится быть жестоким. А в месте, где плавают акулы, лучше всего самому стать акулой.
— Правда сердце уже не доставляет проблем? Ха! А вот вы, оказывается, вовсе не способны различить яд в принесённом напитке, — покачал головой царевич и взял в руки чашку Селиверстова. — Зелёный чай… как же легко спрятать аромат миндаля за запахом жасмина. Конечно, жаль немного Маргариту Николаевну, но… Думаю, что новая секретарша справится с делами не хуже прежней, а вот что касается вас…
Царевич встал и склонился над Селиверстовым:
— Вы вернетесь из театра и будете дальше жить, Матвей Кириллович. А какой-то чудак прямо из моего кабинета отправится на корм рыбам. Вместе со своей дальней родственницей! И никто не узнает, что тут произошло, ведь правда, господа? Перед тем, как ответить, подумайте — вскоре на продажу выйдут заводы Селиверстова, которые он, по крайней низкой цене, продаст своим добрым друзьям… Да, пустит семью по миру, заставит их в полной мере ощутить бедность и нищету, но это его решение, кто же осудит боярина Селиверстова? Да при том, что сам он и вовсе пострижется в монахи! Никто же не осудит?
Царевич взглянул на оставшихся трех бояр с интересом. Все трое покивали:
— Да, заводы Селиверстова не должны остаться без должного управления. А если их ещё и татары не тронут, то вообще будет хорошо.
Селиверстов пытался что-то прохрипеть, но язык, внезапно ставший невероятно огромным, мешал это сделать. Пытаясь запустить воздух в отёкшее горло, боярин царапал горло, но всё было бесполезно.
Вскоре князь Селиверстов перестал дергаться, выпучив глаза на своего убийцу. Остальные бояре сидели с каменными лицами. Лишь лёгкая бледность выдавала их волнение, но не больше.
— Вот так-то, Матвей
Кириллович, — сказал царевич, когда судороги перестали сотрясать тело боярина. — Вот так-то…После этого Владимир Васильевич взглянул на оставшихся бояр:
— Ну что, господа, кому какой кусок из Селиверстовского пирога приглянулся?
Белоозеро. Поместье Рюриковича и Годунова
Когда я подходил к поместью, то почувствовал, как в правом кармане потяжелело. Тут же получил доклад Тычимбы:
— Взял всё ценное из карманов утырков. И не только из них…
Я вытащил из кармана добычу и брезгливо отбросил окровавленный зуб:
— Фу! Ты чего? И ведь это не золото, а напыление. Мог бы и разобраться…
— У меня под рукой не было химической лаборатории, — прозвучал обиженный ответ.
— Ладно, спасибо тебе за это. Когда очухаются, то пусть пеняют на себя. Сколько тут?
— Полторы тысячи. Тысячу нашёл у мертвяка…
— Ну и ладно, ему они всё равно больше не понадобятся. Килограмм авокадо с меня.
— Замётано! — был ответ Тычимбы.
— Где же вы ходили, Ваше Величество? — спросил меня Годунов с порога. — Я тут уже весь издергался. Собрался уже по больницам и моргам звонить!
— Ходил прогуляться, Борис. Обо мне не стоит беспокоиться в плане происшествий. Вот лучше бы обеспокоился тем, что царскому сыну во время ужина в желудок бросить?
— Так я это… Я сейчас скажу Марфе, и она мигом что-нибудь сварганит! А может быть и после обеда чего осталось?
Что-то он стал слишком суетливым. Всё подбегал, чуть ли не хватал за руки и старался заглянуть в глаза. Я спросил напрямки:
— Чего натворил, Борис?
— Чего сразу Борис? Я вообще ничего! Это княжны позвонили и предложили прокатиться вечером по Белому озеру. Вроде как нас покатают на яхте опытные моряки, креветок половим или карасей, а я…
— А ты? Чего ты снова им наплёл? — насторожился я.
— Я сказал, что мы сами можем управлять яхтой. И что не надо нам никаких моряков, мы и сами можем управиться! Мы же можем, Иван Васильевич?
— И зачем ты это ляпнул? — склонил я голову на плечо. — Чтобы остаться один на один с Карамзиной?
— Ну да! Всё-то вы понимаете, Иван Васильевич. Так что, мы же можем управлять яхтой?
— Ну, кое-какие навыки у меня имеются, — проговорил я, чем вызвал облегчённый выдох Годунова. — Но гонять как оглашенные не будем! Можем кого в темноте зацепить!
— Да я уже вообще собирался на вёслах плыть! — весёлым козликом запрыгал Годунов. — А вот тут так получилось! Ух, как же здорово! Ух…
— Если я сейчас с голода не помру, то обязательно выйдем на озеро, — усмехнулся я в ответ.
— Ой, чего это я? — спохватился Борис. — Конечно же сейчас распоряжусь. Марфа! Меланья! Господин Рюрикович жрать хочет!
Ну, в принципе, я был настолько голоден, что и в самом деле хотел не есть, а жрать. Или даже ЖРАТЬ!!!
Марфа расстаралась на славу. Когда я умылся, переоделся и спустился в зал, то стол уже был накрыт. Я едва не проглотил язык, когда попробовал уху по-царски. Прозрачный, наваристый рыбный бульон с кусочками судака, осетрины и щуки, украшенный зеленью и дольками лимона просто таял во рту.