Рюрикович
Шрифт:
Девушка вскрикнула, обнаружив между костяшками пальцев ту самую отравленную пластинку.
— Ты… Ты… — прошептала она.
— Кто тебя послал — скажешь? — спросил я почти лениво.
— Будь ты проклят, — проговорила девушка прежде, чем из уголка рта полилась струйка крови, а её ноги подкосились.
— Если бы я получал рубль каждый раз, как слышу эту фразу… — проговорил я в ответ, наблюдая за судорогами подосланной убийцы. — Эх, а из нас могла получиться бы прекрасная пара — ведарь и наёмница.
Девушка что-то просипела, а потом её глаза закатились, и она запрокинула голову. На губах закипела
— Жаль, можно было бы и употребить, — прокомментировал Тычимба.
— А пусть её и употребят, — пожал я плечами, после чего вызвал из своего хранилища тотемного зверя рода Рюриков.
В моём хранилище было много всяких образов прошлых монстров, которые прямо-таки рвались наружу, чтобы утолить свой извечный голод. Однако, использовать их требовалось с осторожностью — не все потом хотели вернуться обратно в надоевшую ячейку.
Тотемный зверь был более покладист. Вызванный здоровенный медведь своей тушей едва не заполонил всю комнату. Тут сразу стало тесно. Он посмотрел на лежащую девушку, потом взглянул на меня.
Я кивнул в ответ:
— Потапыч, эта еда для тебя. Ещё теплая, но если хочешь, то можешь подождать немного…
Медведь негромко уркнул, словно поблагодарил за подношение, а после склонил голову к девушке.
Я взглянул на Тычимбу:
— Убери тогда её одежду куда подальше ну и… то, что останется. И тут приберись немного.
— Понял, господин. Всё будет сделано, — поклонилась расплывчатая фигура.
С пола одна за другой начали исчезать вещи девушки.
Я же откинулся на оставшиеся в живых подушки. До рассвета ещё оставалось время, а судя по начинающимся приключениям, мне энергия мне ой как понадобится.
К утру о визите ночной гостьи ничего не напоминало. Даже перья из заботливо зашитой наволочки исчезли все до единого. И в ячейке хранилища похрапывал довольный тотемный зверь…
Глава 7
«Чтобы добиться цели, ведарю должен пребывать в чистом, незамутнённом состоянии ума»
Кодекс ведаря
Из Москвы мы должны были выехать рано утром. Так как я по легенде был в «опале», то и царский кортеж мне не полагался. Даже захудалый «Мерседес» не выдали, а уж хуже этой машины и представить себе нельзя. Хоть германский кайзер Чавольц и пыжился изо всех сил, но творения его страны считались одними из худших в этом мире.
Годунову ещё могли выделить машину, но так как он не умел водить, то решили обойтись без неё.
Надо же, дворянский сын, а водить не умеет! Сказал, что ему это не нужно, ведь у него должен по штату полагаться водитель. Вот ведь и сказано было с таким пафосом, что я едва не расхохотался.
Последыш угасающего рода, а туда же…
Самолетом тоже решили не лететь, так как добираться до Белоозера придется от ближайшего аэропорта ещё часов пять. Поэтому сразу выбор пал на поезд. Взяли самое дорогое купе — я пожертвовал сумму на выкуп из своего кармана…
Ну, как из своего… Получается, что все, кто находился в день приёма в царской зале, в той или иной мере оплатили наш проезд. Для бояр, окольничих и думных дворян вряд ли потеря денег была сколь-нибудь существенна, а мне на первое время могло помочь.
Сопровождать нас поставили
Кирилла Сафронова, пожилого мужчину с орлиным носом и таким количеством морщин на лбу, что казалось, будто по коже провели мелкой тёркой, оставив следы на память.Дядька Кирилл был дальним родственником рода Рюриков, поэтому ему доверили в своё время обучать царских детей боевому искусству. Меня он обучал немного, так как после празднования пяти лет моё бедное тельце передали в ежовые рукавицы ведарской школы. И уже там я проходил азы защиты собственной жизни, а также основы забирания жизни чужой.
Ровно в пять утра дверь отворилась и на пороге возник хмурый Сафронов. Он оглядел комнату и остановил взгляд на мне:
— Царевич, через двадцать минут выдвигаемся.
— Даже посрать толком не получится? — спросил я с усмешкой.
— До поезда потерпите. Там уже выплесните то, что накопилось, — чуть поклонился Сафронов и закрыл дверь.
— Тычимба, — позвал я еле слышно.
— Да, господин.
— У нас же всё готово к выходу?
— Без сомнений.
— Уборку ты сделал только в комнате?
— Нет, ещё и стёр произошедшее с камер наблюдения и прослушку зафонил на всякий случай.
— Что же, тогда можно умываться и выдвигаться. С меня авокадо…
— Записано, господин, — раздался шелест.
Вот обожает мой слуга авокадо — просто пищит, когда его употребляет. И ведь сам может достать столько, сколько пожелает, но берет почему-то только из моих рук. Может, так доказывает верность?
В любом случае мне не сложно угостить верного слугу этим странным безвкусным фруктом за хорошо проделанную работу. А работу он порой делает не просто хорошо, а отлично!
Тычимбой я его назвал из-за сокращения слов То-Чего-Не-Может-Быть. История его перехода в моё услужение очень интересна — как-нибудь расскажу при случае. А сейчас… Сейчас я скинул одежду, быстро провел разминку и направился в сторону ванной комнаты.
После отправления собственных нужд и быстрого принятия душа, я насухо вытерся махровым полотенцем и оделся за меньшее время, чем сгорела бы спичка. После этого вышел из комнаты и направился к выходу из дворцовых палат.
Сейчас я не скрывал своего лица. Зачем? И так ночные глазки могли разглядеть меня в малейших деталях. Кто их поставил? Могли поставить разные рода, от Рюриковичей до Шуйских. А также и церковь тоже могла попытаться присмотреть за третьим сыном, который якшается с нечистью Бездны.
Почему церковь? Ну не зря же на третьем этаже колыхнулась занавеска — там изволит почивать митрополит Даниил, когда бывает по приглашению в царские хоромы. В такое раннее утро митрополит уже бдит за мирянами. Я помахал на всякий случай. Из окна никто мне не ответил.
Ну что же, бывает. Я не в обиде.
Возле ворот стояла «Лада Вселенная» — небольшой фургон для перевозки важных лиц. В сопровождении двух полицейских машин она выглядела фундаментально. Я даже усмехнулся.
«Лада Вселенная» — это не просто транспортное средство, это крепость на колесах. Её темно-серый металлический корпус напоминал доспехи средневекового рыцаря. Каждый элемент автомобиля кричал о мощи и неприступности: от массивных, как у танка, колес до узких бойниц вместо окон, через которые нельзя было увидеть то, что внутри.