Рыжая-бесстыжая

Он бормотал без устали одно и то же, размазывая сопли по лицу и отчаянно мотая головой из стороны в сторону. Нинка же в отличие от него сидела немым изваянием, не опускаясь даже до презрительных взглядов.

– Ты – придурок! – лишь единожды фыркнула она, даже не повернув головы в его сторону. – Она взяла тебя на понт, а ты и раскололся, как орех…

Экс-супруг мгновенно стушевался, сбивчиво что-то забормотал. Что именно, Насте разобрать не удалось. И замолчал…

– Ты не права, – произнесла наконец Настя тоном государственного обвинителя и сурово свела брови к переносице. – Я догадалась об этом. Не сразу. Не скрою – не сразу. Но догадалась. Ты же знаешь, как бывает: стоит только потянуть за ниточку, и клубочек тут как тут. Хочешь угадать, с какого момента во мне зародилось подозрение? Молчишь, значит, хочешь! Рубашка…

– Какая рубашка? – Андрей непонимающе повращал вытаращенными глазами.

– Та самая, что была на Ваньке в тот памятный ужин. И та самая, что ты подарила потом нашему сторожу. В общем-то это даже интересно – заниматься раскрытием преступления. Представляешь такую картинку: некто высыпает перед тобой огромную кучу кусочков черно-белой картинки-головоломки (с цветными все было бы гораздо проще), а тут черно-белые. Ты их пытаешься сложить, но у тебя ничего не получается. И тут какой-нибудь один вдруг встанет на свое место, и все… Пошло-поехало. Вот так и с этой рубашкой. Она, конечно, уже ни на что не похожа. И пуговицы оторваны, и измята, и не стиралась, очевидно, ни разу. Тот Ванька подобными делами не занимался при жизни, а этому Ваньке недосуг. Но этот ее цвет и шелк… Я всю дорогу мучилась, пока не вспомнила. В тот вечер на Мельнике была эта самая рубашка, а под ней футболка, в которой вы ко мне его подсунули. Зачем рубашонку-то сняли, из жадности или как?..

С импровизированной скамьи подсудимых не раздалось ни звука, лишь отчаянное прерывистое сопение. Настя ненадолго замолчала, затем продолжила свою обвинительную речь:

– Потом, немного позже, когда я вспомнила, где и на ком я видела это произведение английских текстильщиков, все стало проясняться. Как во сне, увидела удивленную донельзя морду бывшего супруга в ресторане. Припомнился замок без единого следа взлома, а кроме тебя, милый, ни у кого ключей не было…

– Его могли открыть отмычкой, – вяло попытался опротестовать данный факт Андрей.

– Могли, но не стали. Тут с вечера к Атаманову кое-кто пытался попасть, так вот отмычкой поработали основательно. Я потом к замочной скважине склонилась и поразилась наличию на гладкой поверхности всевозможных крошечных царапинок. Мои же замки были девственно чисты…

– Эксперт, мать твою! – не удержалась от язвительного замечания Нинка.

– Не нужно быть экспертом, чтобы это понять, – дверь была открыта родными ключами. А тут еще вдруг из ниоткуда всплыл мотивчик. И такой аргументированный, что я, как и многие в подобных ситуациях, аж досаду на себя почувствовала. Ехала и думала: ну как же это я раньше-то!!! Единственное, что меня еще останавливало от окончательных выводов, так это твой партнер, Нинок… Ну никак не хотело мое воображение соединять вас воедино! Все вроде бы сходится: присутствие в ресторане, ключи – это его сторона участия, рубашка, подаренная тобой сторожу, – это твоя сторона. Но в жизни бывают исключения из правил. И это я допускала, по тупости своей надеясь, что каждый из вас действовал самостоятельно, независимо друг от друга. Ну а когда, наконец, имела счастье лицезреть сегодня Андрея у твоей двери, то все сомнения и надежды отпали сразу…

Настя замолчала, напряженно вглядываясь в осунувшиеся лица напротив. Пауза, тягучестью и мучительностью своей сравнимая разве что с тяжким бременем епитимьи, накрыла всех присутствующих. Никто, судя по выражениям лиц, не собирался прерывать этого безмолвия. Во всяком случае, пока…

Каждый чего-то ждал. Настя – их откровений и, разумеется, раскаяния. Андрей – внезапного появления ангела-спасителя, очевидно, в образе собственной мамаши. Нина ждала чуда. Только оно, по ее мнению, могло их всех спасти. Только оно. Андрея, будь он трижды неладен, слюнявый ублюдок, не способный ни на что, – от кары небесной. И ее, Нину, – от скамьи подсудимых. И… Настю.

Эта дурочка просто не понимала, с каким огнем играет, избрав себе роль прокурора. Пусть у нее пистолет, но Нина была готова отдать на ампутацию правую руку по локоть, что пустить его в ход та не сможет. Только бы этот тюфяк осмелился на что-нибудь. Только бы он не оплошал…

Но Андрей, не уловив тревожных импульсов, посылаемых ему любимой женщиной, несколько раз прерывисто вздохнул и вдруг проквакал:

– Настя, прости нас, мы не хотели!!!

– Что именно?

– Мы просто хотели… напугать тебя, а потом эта передозировка. О господи, за что?! – Он театрально заломил руки и, если бы не пистолет, наверняка бросился бы ей в ноги. – Прости!!! Умоляю!!! Не губи нас!!!

– Как вы меня хотели погубить, так, что ли? – Настя насмешливо приподняла брови, поймав себя на мысли, что ее совершенно не растрогала эта сцена покаяния. – И подумать только – погубить две человеческие жизни из-за каких-то несчастных двадцати квадратных метров жилья! Вы нелюди, ей-богу! Мало вам было моей четырехкомнатной, так еще и эту захотелось прибрать к рукам. Мама благословила?

– Нет. – Поняв, что жалостью бывшую супругу не пронять, Андрей совершенно раскис и плаксиво попросил: – Ну давай просто забудем об этом, как о дурном сне. Ты же добрая…

Он сгорбатился, и плечи его принялись судорожно вздрагивать. Мучимый угрызениями совести, если таковая вообще имелась в наличии, Андрей принялся громким шепотом ругать себя всякими неблагозвучными словами. Со многими из них Настя не могла не согласиться и, понаблюдав за сердцещипательной сценой раскаяния экс-супруга, стала вдруг ни с того ни с сего проникаться к нему сочувствием. Неизвестно, как далеко зашла бы она в своем немом сострадании, но тут вдруг раздался Нинкин глас, заставивший их почти подпрыгнуть на месте.

– Что тут происходит?! – возопила она, оперев сжатые кулаки в колени и широко разводя локти. – Что вы тут вообще, засранцы, затеяли?!

– Андрей признается в содеянном, – стараясь говорить спокойно, пояснила Настя, сознававшая, что где-то в глубине души она Нинки побаивается. – Не мешало бы и тебе покаяться. Сразу бы на душе стало легче. И спала бы спокойно… на нарах!

– А вот видала? – Подруга выкинула ей средний палец правой руки. – Фемида херова, мать твою!!! Видала я тебя с твоей пушкой вместе! Что, хочешь сказать, что стрелять будешь?! Давай, давай, а еще лучше скажи: где ты ее взяла! Думаю, чикнула у какого-нибудь крутого своего подельника. А башкой бы своей тупой пораскинула: сколько трупов эта самая штучка, возможно, сделала! А тут ты начнешь палить в честных людей. Менты не заставят себя долго ждать, у них опорный пункт в кинотеатре. Давай, давай, пали, идиотка!

– А вот и выстрелю! – Настя затрепетала ноздрями, изо всех сил борясь с адреналиновой тошнотой внутри, зародившейся сразу же после Нинкиных слов. – Еще как выстрелю! И плевать мне на двоих самых честных людей! Плевать! Ровно настолько же, насколько им плевать на меня!.. А если хочешь испытать меня на вшивость, то давай – вставай и кидайся на меня.

Для пущей убедительности Настя ухватилась за пистолет двумя руками, впервые задумавшись всерьез о наличии в пушке патронов. Да еще и предохранитель какой-то существует, с которого якобы пистолет нужно снимать, прежде чем выстрелить. Но она не знала этого и знать не хотела, как и Нинка не знала о ее непосвященности в такие тонкости. А посему нужно быть как можно убедительнее и наглее, чтобы добить их до конца. Андрей совершенно деморализован, большой опасностью оставалась Нинка, и ее следовало как можно быстрее нейтрализовать.

– Андрей, достань из шкафа веревку, быстро! – властно приказала она вздрогнувшему от ее окрика экс-супругу. – Или любой шпагат и свяжи-ка этой стервозине руки.

Затравленно посмотрев на обеих женщин, он приподнялся с пола и на негнущихся ногах пошел к бельевому шкафу. Копался он там недолго. То ли страх его подгонял, то ли желание поскорее избавиться от терзаний за содеянное, но Нинка была одним движением скинута на пол и, придерживаемая коленом в спину, быстро связана по рукам и ногам. Ее вопли и проклятия не возымели на него ровно никакого воздействия. Заискивающе ловя взгляды Насти, он не переставая виновато вздыхал. Потом он сам покорно сложил руки за спиной и с видом жертвенной овцы дал себя связать. Такая безропотность с его стороны могла растопить любое сердце, не сдержалась и Настена. Она помогла ему усесться на прежнее место и, перешагнув через рычащую от злобы Нинку, склонилась к его лицу.