Рыжая-бесстыжая

– Ну зачем? Ответь мне!

Андрей потерянно молчал. В его глазах читалось, что он уже видит себя в арестантских наручниках, как и свое место у параши в углу камеры, но ответа на ее вопрос там не было. Как ни странно, разъяснила ей все Нинка. Вдоволь нарычавшись и наплевавшись в их сторону, она вдруг тихо рассмеялась и почти весело изрекла:

– Насть, а ведь ты все равно ничего не сможешь доказать! Хоть ты меня тут сотню раз свяжи. Кстати, этим ты только еще раз себе на голову насрала.

– Почему я не смогу доказать? – Нейтрализовав противников, Настя вернула пистолет в поясную сумку и, пододвинув к себе телефон, принялась набирать номер справочной.

– Да потому, что любой следователь сочтет твою историю глупой и притянутой за уши. Ну вот подумай сама: зачем нам убивать Мельника, рисковать непродуманно (ведь он довольно-таки крупный мужчина), когда можно было бы совершенно безболезненно убрать тебя, и дело с концом. Тебя нет, квартира наша, и все!

– Складно, – отозвалась Настя после того, как выслушав телефонистку справочной службы, положила трубку на рычаг. – Только здесь, думаю, у вас было бы куда больше проблем.

– Почему это?

– Да потому, что, убив меня, вы бы невольно подставили себя под подозрение. Так как Андрей единственный, кто наследует мое имущество, то и разговор бы велся с ним, с единственным. А он бы при первом допросе раскололся, кому, как не тебе, знать это, Нинок. А здесь у вас все ловко получилось: Мельник мертв, у меня на хвосте менты…

– Ну посадили бы тебя, что бы с того? – Нинка заворочалась на хрустком ложе и пару раз выразила свой протест в весьма витиеватой прозе. – Прописка за тобой осталась бы. Отмотала бы срок и вернулась, а вы, ребята, валите с хаты. Нелогично, подруга, нелогично!

– Да нет… Все как раз наоборот…

– То есть? – Нинка приподняла с пола растрепанную голову и, еле сдерживаясь, чтобы не заорать, процедила сквозь плотно сомкнутые зубы. – На что мы, по-твоему, надеялись, на что?! Да говори быстрее, а то я в туалет хочу!

– А надеялись вы на то, что суд в подобном деле – роскошь для виновного непозволительная. Не допустил бы господин Филон, если я не ошибаюсь, чтобы его босс остался неотомщенным. Вот тогда-то и затрепетали бы твои ноздри не от счастья, а от страха, так ведь, милая подруга? Ну а насчет туалета… Вот что я скажу тебе, Ниночка: ссы прямо в штаны!

Настя пошла к выходу из комнаты, не забыв на ходу потрепать по бледной щеке бывшего супруга. Вот кого ей сделалось по-настоящему жаль. Не Нинку, исходившую сейчас желчью, нет, этого взрослого ребенка, так и не сумевшего переступить грань между отрочеством и взрослой жизнью. Он пал жертвой материнской любви, и его первая и единственная попытка самоутвердиться потерпела чудовищный крах.

Она уже почти добралась до входной двери, когда в спину ей полетели смачные матерные комбинации, закончившиеся змеиным подсвистом «тебе все равно ничего не удастся доказать». Оставить без ответа столь самонадеянное заявление Настя, конечно же, не могла. Поэтому, развернувшись, она через мгновение материализовалась в дверном проеме гостиной и, скрестив руки перед грудью и театрально оставив ногу в парусиновой туфле чуть в сторону, произнесла сакраментальную фразу, от которой Нинка едва не лишилась чувств.

– Я и пальцем не шевельну, чтобы попытаться что-то доказать, дорогая, – были ее последние слова перед уходом. – Пусть за меня это сделают другие. Те, которые так долго жаждали возмездия…

Глава 27

Нужно было быть последней идиоткой, чтобы, рискуя собственной задницей, вернуться на место преступления. Не дурак был старичок Фрейд, далеко не дурак, раз учил криминалистов на всю катушку использовать этот фактор, лежащий глубоко в подсознании каждого провинившегося. И пусть никакого преступления как такового она не совершала (если не считать кражу пистолета, конечно же), ноги самопроизвольно приволокли ее в квартиру Атаманова. Ведь хотела же ехать сразу по тому адресу, что разузнала, позвонив, так нет, поперлась к Антону в надежде застать его там и обрадовать результатами ее собственного дилетантского расследования. И ведь что самое главное?! Ни один нервный рецептор не поторопился предотвратить ее необдуманное вторжение. Не остановил ее даже тот факт, что дверь, которую она захлопнула перед уходом, отчего-то вдруг снова открыта. Мозг ее не получил сигнала опасности…

Нет! Она шла напролом! Она так хотела увидеть его, как никого и никогда в своей жизни ей видеть не хотелось! Соскучилась?! Да, да, черти бы всех забрали! Она соскучилась по его небритому подбородку. По его длинным красивым пальцам. По его голливудскому профилю и этой манере ненавязчиво походить на знаменитость. В конце концов, она соскучилась по его излюбленной манере разговаривать с ней снисходительно-дурашливым тоном…

Ну не тормознутая ли?! Может ли все это, вместе взятое, служить основанием для того, чтобы лишаться единственной башки, пусть она далеко не самая умная?! Конечно же, нет! Но весь фокус заключался в том, что поняла Настена все это гораздо позже, потеряв слишком много отведенного ей снисходительным провидением времени. Поняла, лишь уткнувшись неузнавающим взглядом в скорбно молчаливую троицу за атамановским столиком из черного стекла.

Молниеносно почувствовав похолодевшим затылком какое-то движение у себя за спиной, Настя даже не успела испугаться. По ее переставшей здраво рассуждать задолго до этого судьбоносного момента головушке кто-то профессионально тюкнул, и она кулем рухнула на дорогой ковер.

– Она? – Тот, кто лишил бедную девушку сознания, вопросительно глянул на примолкнувшее трио. – Говорили вроде, светловолосая должна была быть.

– Какая тебе разница, – процедил один из восседавших за столом. – По-любому выходит, что она к Антохе рвалась. А если так сюда спешила, то что-то знает. А значит, и нам не помешает ее порасспросить. Давай тащи ее в машину, пока совсем не рассвело…

Стрекот огромных размеров стрекозы доводил ее почти до безумия. Она буквально балансировала на грани потери рассудка и всячески пыталась призвать его заняться привычным для него занятием, но этот стрекот…

Крылья насекомого были огромными, лопастевидными и имели яркую малиновую окраску. Стрекоза то подлетала поближе к ее лицу, то отодвигалась, даря ей краткосрочное облегчение. И вдруг ни с того ни с сего заговорила человеческим голосом.

– Просыпайся, Анастасия! У меня к тебе очень много вопросов…

О чем, интересно, можно разговаривать с насекомым. С ботаникой у нее в школе было не очень-то. Помнила, что существует нектар, какой-то хоботок, куколка и кокон, и все. Далее – полнейший провал в знаниях. Спроси ее, как они друг от друга отпочковываются, эти самые насекомые, – она лишь пожмет плечами. Кстати, последнего она бы сделать сейчас не смогла. Тот, кто приласкал ее в квартире Атаманова, дело свое знал, и затылок ее сейчас вкупе с плечами да и остальными частями тела был полностью залит свинцом.

Над головой что-то не очень громко щелкнуло, в лицо перестало дуть, и огромная малиновокрылая стрекоза превратилась в самый обычный вентилятор, который кто-то подхватил за высокую ножку и убрал из поля ее зрения.

– Пить будешь?

Хороший вопрос, но как на него ответить? Губы, что ли, ей зашили, пока ее сознание было принуждено к отдыху. Вспомнился пыльный чердак на одиноком хуторе и ее предположение о наступившей слепоте. Может, и на сей раз кто-то потрудился заклеить ей рот?