Рыжая помеха

Она отвечает одной смс, в которой поднятый средний палец. И ледяным молчанием на все мои остальные стопятьсот смс.

Черт, никакой личной жизни с этой работой проклятой!!!

Особенности работы под прикрытием

— Мехзавод — это не потому что завод, — глубокомысленно скрипит Ворон, по-блатному прикуривая сигаретку прямо на ветру. Это особое умение, такому в обычном мире не научат. А вот в зоне — запросто.

Я стою, опираясь задницей на его потрепанный гелик, скучающе разглядываю остов здоровенной бетонной конструкции, бывшего корпуса завода.

Когда-то тут была жизнь. Предки, жившие при развитом социализме, строили с размахом. На века.

И теперь не оставляет ощущение, что в игре компьютерной нахожусь: старая заброшка, бетон и ржавчина, бурьян и собаки бродячие.

Как-то даже неуютно без ствола серьезного. Как в игрухе, хочется нарастить мощность на свою пукалку, которую Васильич, сука, от сердца оторвал.

У Ворона явно есть что-то посерьезнее. Но, даже если и нет, у него есть шесть серьезных мужиков с собой.

Двое в его гелике, и четверо еще в одном — чуть поодаль.

Девяностые, сука, вернулись.

Я, хоть и не застал, а отец хлебнул по полной. Рассказывал.

У нас как раз передел был крутой, никелевый комбинат, да шахты делили с кровью.

Он успел урвать. Правда, ничем хорошим это дерьмо не кончилось, но тут уже издержки. Никто не виноват.

Он — уж точно.

Морщусь от остро кольнувшей в сердце боли, каждый раз приходящей, когда появляются мысли об отце, могилу которого уже не навестить, матери, еще живой, но уже давно переставшей узнавать нас с Люськой, да и о Люське моей, мелкой бешеной сестренке, пострадавшей больше всех…

Отгоняю негатив, усмехаюсь независимо, слушаю Ворона, ударившегося в ностальгию.

— Здесь поселок был, городского типа, — скрипит мирно Ворон, покуривая и разглядывая окружающий мерзкий пейзаж чуть ли не со слезами умиления на глазах, — строился спецом, чтоб людям нормально добираться до завода… Эх, какие тут стрелы были в девяностых… Крутые! Я тогда не старше тебя был, но уже в авторитете. Мы сюда приезжали с Васей Наставником. Слышал про такого?

Мотаю головой. Я не местный, и кровавую историю здешнего края не знаю.

— Щенок… Наставник был… Ладно, земля ему пухом…

Я не собираюсь вникать, зачем голову засорять? Другое интересует.

Может, спросить, пока время есть? Мы приехали раньше на пятнадцать минут. Ворон ворчал, что это западло, что нормальные люди приезжают минута в минуту, и если опоздаешь, то неуважение и стрела решается в пользу того, кто приехал вовремя…

Но мне плевать на бандитские обычаи замшелых девяностых, тем более, что сам Ворон, сотрудничая с Васильичем, плотненько зашкварился, или, если говорить нормальным языком, испачкался так, что кто бы про порядки теперь пел.

— А зачем это тебе вообще?

Спрашиваю осторожно, прикрыв микрофон. Уже понятно, что связь так себе, и тем более ветер… Если что, спишу на это.

Ворон понимает сразу, о чем я, режет взглядом по закрытым окнам своего гелика, отходит на пару шагов, типа прогуляться.

Я иду следом.

— Я шмаль разного рода терпеть не могу, — неожиданно откровенничает Ворон, поглядывая на мой палец на микрофоне.

Я молчу, ожидая продолжения, хотя удивлен, если честно. И сильно.

Я особо про сферу деятельности Ворона не в курсе, но думал, что по его территории как раз трафик. Оказывается, нет.

— У меня братишка… — продолжает Ворон, — на синтетику присел, еле откачали. Я с тех пор по своей территории все это дерьмо вычищаю, полностью. Только натуралочка остается, и только для личного пользования. За то и воюю. А этих тварей чистеньких, которые других сажают на синтетику, удавить готов.

В наушнике прорывается голос Васильича:

— Щенок, я не понял, что со звуком?

Киваю Ворону, типа, понял все, торопливо топаю обратно, убираю палец с микрофона:

— Да все нормально… Может, яма какая?

— Яма-хуяма… Смотрите в оба. Машинка едет. Одна.

Ловлю взгляд Ворона, так и оставшегося стоять на прежнем месте, киваю.

Он возвращается к гелику, откидывает сигарету.

И в этот момент на территорию заброшки заезжает машина. Приметная, я ее на гонках видел.

И тут вопрос: либо Крас полный дебил, либо абсолютно бесстрашный дегенерат.

И то, и другое — херово.

Смотрю, как он выходит из-за руля, одновременно открываются двери и появляются еще трое парней. Все суровые, как насморк осенью.

Так и тянет ржать.

— Привет, — начинает первым Крас.

— Привет, — я говорю, как и договаривались, Ворон только смотрит. Он тут для внушительности. Предполагаю, что его братва не в курсе вообще происходящего, думают, что обычная стрелка. — Не вижу твоей крыши.

— Сам говорить буду.

— А ты кто такой вообще? — неожиданно вступает Ворон, — чтоб с тобой базарили?

Тон у него настолько откровенно наездной, причем видно, что границ нет, что Крас теряется.

Оно и понятно. Мальчик всегда жил сытно и спал сладко, таких людей не видел. А мне прям музыкой по ушам. Зоновская тема. Там умеют брать на горло, нахрапом.

— Я предлагаю… Предлагаю решить вопрос спокойно.

— Я с тобой ничего решать не буду, ты — сявка. С тобой даже разговаривать западло.

Ворон сплевывает презрительно, делает знак, и за нашей спиной распахиваются двери гелика.

Я философски наблюдаю картину избиения младенцев и думаю о том, на что вообще Крас надеялся, приехав сюда?

На то, что я не приеду? Буду один? Что Ворон — это мой бред?

Скорее всего, последнее.

Ворон не лезет в центр, это все знают.

Но не все знают, что Ворону не надо просто лезть в центр. Потому что в центре — власть государственная. И эта власть тупо не пускает кого бы то ни было лишнего. Так исторически сложилось, с тех самых веселых девяностых.

В центральных районах нет трафика, по крайней мере, масштабного, с этим серьезно борются. Естественно, никто не застрахован от точечных появлений закладчиков, крокодильщиков и прочей грязи, но это выметается быстро. Я знаю. Я сам участвовал в ликвидации. Васильич сразу в гущу событий кинул, крещение, блять, огнем у меня было этим летом.