Рыжая помеха

Потом меня опять укололи, и я уснула.

А когда проснулась, в палате сидел Витька.

И глаза у него были ну очень злые. Настолько, что я даже не решилась спрашивать про Макса. Узнала я о себе много новых слов, ужаснулась той заднице, куда умудрилась влететь…

И покорно согласилась с домашним арестом.

Это еще папа ничего не знал! Витька меня не вложил! Удивительно просто.

Про Макса я спросила все же. Поймала брата уже на пороге.

А он, развернувшись и смерив меня нечитаемым злым взглядом, процедил сквозь зубы:

— Он из города свалил. И правильно сделал. Про тебя не спрашивал, и ты из головы выкинь. Такие, как он, девок меняют каждый день и не по одному разу. А ты — не девка.

— Но…

— Я сказал, он уже не в городе, — повысил голос Витька, вдалбливая мне в голову информацию, — взял сестру и свалил. Все.

И вышел.

А я откинулась на больничные подушки и уставилась в потолок.

Закрыла глаза, опять почему-то вспоминая, как он дрался в свете фар и отраженного снега, как держал крепко, словно я — самое дорогое, самое необходимое. То, что не отпустит, не отдаст.

Отпустил. Отдал.

Дура ты, Света.

Девичник-девичник… Мужчина здесь…

— Я и не поняла сразу, — бубнит Сашка, все так же горя всеми щеками, ушами и даже, кажется, затылком.

Она — блондинка, потому кожа тонкая, прозрачная. Сразу ярко вспыхивает. Так же, как и у меня. Только я еще и грудью обычно полыхаю. Так сильно, что даже веснушек не видно. Сливаются.

— Не поняла?

Мне неожиданно становится интересно настолько, что отвлекаюсь от своих переживаний многомесячной давности, смотрю внимательно.

— Нет… — Она смотрит на сына, уже наевшегося и уснувшего, потом аккуратно кладет его в колыбельку и застегивает халатик.

Идет в кухонную зону, ставит чайник и кивает мне на барный стул.

— Долго он спать будет? — кошусь я на племянника, специально понижаю голос.

— Если повезет, часа два-три. Если нет, то и через пятнадцать минут может проснуться…

— А ночью как?

— Ночью спит. Встаю два раза, чтоб покормить, и все. Говорят, когда колики начнутся, то тяжелее будет, но пока что…

Она улыбается, так светло и чисто, что я невольно завидую. Смотрю опять на голубую колыбельку, где мирно спит Арсюша, и ловлю себя на том, что тоже так хочу. Чтоб вот такой маленький был. И чтоб так же грудь мою мял своими пальчиками, когда ест… А глаза чтоб темные, и ресницы длинные, как у…

Так, стоп, Света! Просто стоп.

— Давай чаю, — Сашка наливает себе чаю с молоком, а мне двигает зеленый с бергамотом. Мои вкусы она знает.

— Витька когда назад?

— Через два дня вроде должен, — вздыхает она, прикусывает губу.

Мой брат свалил в неожиданную командировку в столицу. И оставил жену с сыном одних тут. Ну, понятное дело, одни они не остались, это уж я так, для красного словца. Мама постоянно на подхвате, помогает, а еще тетя Валя, наша бессменная экономка, по первому зову приходит. Ну и я, конечно.

Папа уехал вместе с Витькой, а то бы и он тут сидел.

Вот удивительно, как один совсем маленький человечек повлиял на отношения в нашей семье!

Отец, в целом недовольный женитьбой сына на неподходящей ему девушке, хотя я вообще не понимаю, чем Сашка может не понравиться, она — ангел же, после появления внука настолько кардинально сменил гнев на милость, что у меня от скорости в глазах зарябило.

Мама переключилась со своих духовных практик на педагогику, и теперь пыталась командовать Сашкой.

Но тут надо знать мою новую родственницу.

Сашка, конечно, с виду цветочек и ангел, и большую часть времени именно такая и есть, но на своем стоять умеет. Прогибается, но не ломается.

Братишку вон как круто обвила, спутала по рукам и ногам. Ходит целыми днями с счастливым и глуповатым лицом. Умение. Мне бы так научиться.

Нет, я, конечно, тоже умею на нужные точки надавить, папа и Витька мне мало в чем отказать могут, но здесь уровень выше, однозначно.

И маминым педагогическим внедрениям пришлось все же… Развнедряться. Наблюдать такое было забавно и поучительно.

Мы с Сашкой ровесницы, но пример с нее брать очень даже полезно.

И учиться тоже.

Я пью чай, тяну паузу, решая, что уже достаточно переключилась, опять перевожу разговор на нужные мне рельсы.

— А как вы вообще умудрились? Только честно, Саш. Ну, вот как ты поняла, что это — твое?

— Да ничего я не поняла, — с досадой говорит она, — ты что, брата своего не знаешь? Он не спрашивает. Он просто берет.

— Погоди… — у меня от ее признания прямо мороз по коже, — он тебя что… Принуждал?

Ох ты ничего себе… Витька… И как мне жить с этой новостью?

— Да нет… — Сашка хмурится, прикусывает губу, смотрит на меня напряженно, — не принуждал. Но и чего-то такого, чтоб сразу «Ах, это мое», не было. Но у нас просто времени на это не… Понимаешь, быстро все случилось. Он захотел, а я была в том положении, что не отказалась… Ну а потом… Втянулась.

На последнем слове она неожиданно улыбается по-хулигански, сразу же становясь прежней легкой Сашкой, немного пацанистой и дерзкой.

Я задумчиво пью чай.

Втянулась, значит…

Никакой помощи. Никакого конструктива. У нас совсем разные ситуации.

— А теперь давай рассказывай.

— Чего? — я настолько задумываюсь, что не успеваю нормально среагировать и палюсь по полной.

Ну да, именно так: щеками, ушами и кожей на груди.

— Все.

Сашка улыбается, но смотрит твердо.

— И не вздумай что-то утаить. Ты опять куда-то влетела? Мне звонить Вите?

— Ты рехнулась? — злюсь я, — только попробуй! Никогда тебе ничего не скажу больше!

— Да ты и сейчас не говоришь. Говори.

Я делаю еще глоток, маскируясь, выстраивая в голове предложения в ряд. В конце концов, именно за тем я сюда и пришла, так ведь?

Будем честными, Светик, все так. Сашка не торопит, пьет чай.

— Да нечего говорить, — наконец, решаюсь я, — просто… Встретила кое-кого…

— Ого!

— Ничего не «Ого»! — злюсь я, — что тут удивительного?

— Ну, если не считать того, что ты ни разу ни про кого не говорила из своих парней, то ничего, да.