Рыжий кот апокалипсиса: Девушка с красными волосами

Я не мог бы объяснить почему, но у меня появилась стойкая уверенность: этой ночью всё кончится. Может посадить Ленку и кота в машину, да рвануть подальше из Москвы? Я почти решил её разбудить. Но это было бы так глупо. А вдруг ничего не будет, а нам утром на работу? По какому поводу паника? Из-за каких-то непонятных манёвров американских ВВС? Которые они даже не скрывают?.. Я вернулся в кровать, обнял жену и заснул. В 4 утра зазвонил телефон.

Ванин голос, странно весёлый и невнятный. Он прокричал в трубку:

– Началось! Валите, куда успеете!

В фоне канючили его девчонки и доносились отрывистые реплики жены, собирающей вещи. В моей груди возникла чёрная дыра, она кружилась, и затягивала меня в свою воронку.

– Удачи нам всем – Выдавил я из себя и отбился.

…

Лена сидела в кровати с закрытыми глазами, звонок Вани поднял и её . Я бросился к жене, обхватил за плечи. Голова болтается, как у тряпичной куклы, брови над зажмуренными глазами встали домиком.

– Ну ты же… – всхлипнула она спросонья. Сонный котёнок, которого выдернули из тёплой постельки. Я порывисто сжал её в приступе нежности и, как смог твёрдо, сказал:

– Ядерная война. Лови Беню.

Лена открыла глаза наконец, посмотрела в мои. Недоверие быстро сменилось ужасом.

– Не шучу – ответил я на незаданный вопрос. – бегом! – и кинулся набивать сумку. Навьючил камеру, ноут.

С балкона вопли кота, шипение, голос Лены с паническими нотками:

– Твою мать! Беня! Не могу его в переноску запихнуть!

Распахиваю окно кухни, вырываю свободной рукой рыжую заразу, прижимаю к груди. Беня в панике, выворачивается. Полосует меня по щеке отросшими когтями. Я ору от боли, и от панического желания ускорить все процессы, вырваться из квартиры на воздух:

– Пальто! Быстро, бежим!

Лечу в прихожую, распахиваю дверь ногой, больше нечем. Дверь с треском врезается в стену. Мы опять забыли её запереть на ночь. Обвешанный сумками, прижав вырывающегося кота единственной свободной рукой, я запинаюсь в проходе. Моя полупарализованная нога спотыкается о порог, я чуть не лечу на плитку коридора, Беня вырывается, пытается зашмыгнуть в квартиру, я кидаю сумку перед его носом, но удержать равновесие уже не могу, врезаюсь в дверь квартиры напротив.

В этот момент Лена, в пальто поверх пижамы и в домашних тапочках, перепрыгивает порог, подхватывает перепуганного кота на руки. Бенька таращит глаза, уши повёрнуты назад на морде полное непонимание происходящего, но хоть верещать перестал, уже хлеб. Лена смотрит на меня:

– Господи, камера зачем?

– Не знаю, – вздыхаю, – жалко

Жена качает головой: ты безнадёжен. Мчимся по коридору, Лена распахивает железную дверь тамбура. Я останавливаюсь на пороге, кричу изо всех сил:

– Ядерная война! Спасайтесь!

Мы, через ступеньку, несёмся вниз по лестнице, к чёрту лифт, и я молюсь только о том, чтобы на этот раз не споткнуться. Над нами, на нашем этаже хлопают двери. Уже не до них.

Бежим к машине. Лена обзванивает родных, друзей. Разговаривать некогда, поэтому просто бросает в трубку:

"Ядерная война, прячьтесь, некогда объяснять, просто поверьте!"

Отбивается и звонит следующему. Спам звонки, которые впервые в истории, может, спасут чью-то жизнь. Я кидаю сумки в багажник, завожу, Лена рядом, набирает очередной номер. Я рукой закрываю телефон и задаю самый важный вопрос:

– Едем из Москвы, сколько успеем, или как крысы будем годами прятаться в вонючем подземелье?

"Я протестую, Ваша Честь, наводящий вопрос!"

"Протест отклонён! Свидетель, отвечайте!"

Я бессовестно манипулирую, я не хочу в метро.

Лена смотрит на меня, её красивые серые глаза наполняются слезами.

– Из Москвы – выдавливает она и плотину прорывает.

Я жму на газ, выкатываюсь на пустую Краснобогатырскую, налево, к Преображенке. На совершенно пустой площади впервые нарушаю правила, выворачиваю с визгом сразу на Большую Черкизовскую. Там камера, но какая теперь разница.

Я поверил Ване сразу и безоговорочно, сам не знаю почему. Что-то висело в воздухе уже не первый день. Как тревожные чёрные точки на краю зрения. Скосишь глаз – они скачком в сторону, видишь, а разглядеть не можешь. Но они есть, и от них мороз по коже.

Летим по трассе в сторону Щёлковского шоссе. В голове иррациональная мысль, что стоит только выскочить за пределы МКАДа и мы спасены. Будто МКАД не дорога, а крепостная стена, которая оставит все ужасы ядерного взрыва в своих пределах, не даст им вырваться наружу.

Москву жалко. За прошедшие семь лет я полюбил этот сумасшедший город. Людей жалко. Нас жалко. Всех жалко. Жалкая человеческая натура. Жалкое человечество, не заслужившее право быть.

"А тем кто сам, добровольно, падает в ад,

Добрые ангелы не причинят

Никакого вреда

Никогда…"

Решил меня утешить из динамиков Самойлов. Верю.

Я набираю сестру:

"Привет, Улька!"

"Эм-м привет. Ты знаешь, сколько сейчас времени?"

"Некогда. Ядерная война, Уль, беги"

"Ты что там куришь?"

"Я серьёзно. Поверь"

Тишина.

Тихий голос:

"Даже если так, куда я побегу с моими коленями?"

Да, на Новый Год я катал её по Ялте на коляске. Ходила она с большим трудом: повредила ноги в горах.

"Спустись в подвал. Ты всё ещё на Фиоленте?"

"Да… За окном море. Открою вино, всё равно не засну больше. Спасибо что позвонил, берегите себя. Целую, братик"

"Целую, сестричка. Может вас не тронут…"

"Севастополь? Базу флота? Шутишь? Ладно, давай, не отвлекайся"

Отбилась. Лучше бы она ничего не знала. Если вдуматься, начинать ядерную войну в 4 часа – это высшее проявление гуманизма. Большинство даже не успеет проснуться.

В этот момент взревела сирена впереди, со стороны стадиона "Локомотив". Сразу взвыла ещё одна, за спиной, со стороны НИИДАРа. В предрассветных сумерках начали зажигаться окна в домах. Сирены не стихали.

Мы мчались по пустой широкой улице, но я уже видел, как от высоток у дороги люди бегут к машинам. У пересечения с СВХ я бросил взгляд налево. Через автостоянку к метро спешили люди, кто-то с сумками, кто-то с пустыми руками, но все мчались на пределе сил. Их жизнь продолжится, наша скорей всего нет. Я сжал кисть жены, улыбнулся ей ободряюще: