Рыжий кот апокалипсиса: Девушка с красными волосами

– Солнышко, не хочешь выйти размяться?

Лена посмотрела на меня с сомнением:

– Нет, не хочу.

Я втянул полную грудь воздуха и залез в машину. Никотина бы втянуть, да нету. Здоровье уже не понадобится. Странно, но меня совершенно отпустило напряжение. Больше некуда бежать, не надо спешить, нет причин переживать. Работа, банки, обязы, ничего больше нет. Даже ТО форду больше не надо делать. Крыша, наверное, потекла капитально. Губы сами растянулись в улыбке. Я подался к жене, она с удивлением смотрит в мои глаза:

– Что с тобой?

– На работу сегодня не надо.

Я улыбаюсь ещё шире, ловлю её губы. Вы пробовали целоваться, когда рот до ушей? Это очень весело. Лена смотрит мне в глаза с недоумением, но в зрачках уже загораются искры. Или это отражается пламя стартующих противоракет?

Марк Олмонд затягивает свою приторную "A lover spurned".

Я потянулся к кнопке пропустить трек и передумал. Не самая худшая музыка проводить привычный мир. Всё разрушающая обида отлично описывает причины и следствия.

– Бенька – шепчет мне Лена

– Что Бенька?

– Он кот, он ни в чём не виноват.

– Давай отпустим. Вдруг забьётся в какую-нибудь дыру и выживет.

Я обернулся. Наш рыжик лежал на заднем сидении, сунув нос под лапы. Уши поджаты, глаза косят на нас или в лобач, так не разберёшь. Я потянулся к задней двери, открыл её.

– Захочет – убежит.

Беня сиганул из машины сразу. Возник перед капотом. Прижав уши, пузом по снегу метнулся куда-то в сторону трассы и исчез в дренажной трубе.

– Я сейчас. – распахнул дверь, кинулся к багажнику. В свете салонной лампы испуганное лицо жены:

– Ты куда?

Вытаскиваю мешок с кормом, пятилитровку воды, волоку к трубе, крича:

– Беня домашний, как он без корма?

Сую в трубу открытый пакет "Monge". Открываю баклажку, опрокидываю на бок. Больше ничего сделать для него не могу. В трубе абсолютная темнота, мне очень хочется ещё раз увидеть его наглую рыжую морду, но там тихо и темно, и даже глаза в темноте не светятся. Пока не засвербило в носу, ныряю в машину. Лена обнимает меня за шею:

– Не уходи больше, пожалуйста.

– Не уйду, – отвечаю, собирая губами её слёзы, – больше никогда не уйду.

По трассе с рёвом несутся машины, но у нас и мысли нет вылезть на обочину с протянутой рукой. Никто не успеет среагировать, остановиться, сейчас своя жизнь высшая ценность для каждого. На востоке штрихи расчёркивают небо. Я снова ловлю мягкие губы жены, она запрокидывает голову, обнимает меня за шею. Я никогда не любил её сильнее.

За нашими спинами разгорается заря. Заря на западе? Значит и так бывает.

Краем глаза я вижу, как на краю дороги появляется грузная фигура. Мужик в пуховике и кепке шатается, сплёвывает на землю. Смотрит в сторону Москвы. Не из-за него ли мы сейчас застряли в кювете? В его чёрном силуэте постепенно проявляются детали. В лучах нового солнца он перестаёт шататься, замирает, как двухмерная фотография. Я больше не хочу тратить на него секунды своей жизни.

Заря разгорается, свет всё ярче, он проникает даже через закрытые веки. Тепло ласкает наши лица, ласково и нежно. Как тепло от костра холодной ночью. Тепло усиливается, костёр ближе, свет заливает всё. Я сквозь закрытые глаза вижу лицо своей жены. Чётко, ярко, без полутонов, оно останется таким навсегда. В это мгновение время срывается с паузы, детали тонут в самой чистой и честной белизне и я думаю:

– Хорошо, что мы не крысы.

…

Темно, жарко, хлопает под порывами ветра железо, уныло, с одной и той же чистотой и амплитудой. Резкий запах гари. Рыжий кот с подпаленными усами высунул мордочку из отнорка: слева совсем темно, справа в туннель проникал слабый свет.

Ползком на брюхе, на полусогнутых лапах кот подкрался к светлому пятну, обогнул спёкшийся пакет с кормом. Выход засыпало землёй, остался маленький промежуток у верхнего края. Кот заработал лапами. Дёргаясь и мяукая то ли от страха, то ли от боли, протиснулся в дыру.

Коту неуютно. Он привык к дому, к ограниченным пространствам с потолком над головой. К тому, что тот-кто-кормит брал его на руки, чего он на самом деле не любил, и поднимал к огонькам наверху, под потолок, а он бил лапами по висящим между огоньками игрушкам: большому ключу и птице с вытаращенными глазами. Игрушки качались, но не падали.

Сейчас кормить некому, потолка нет, небо прижимает к земле. Слева, чуть дальше кот видит строение с пустыми проёмами, усыпанными стеклом и мусором. Перед ним высокая башня, в её подножие крышей врезался обгоревший форд. Кот по широкой дуге обогнул воняющую горелой химией машину, юркнул в дыру под завалом. Поднял мордочку: над головой появилась крыша, стало легче.

В этот момент посыпалась щебенка, кто-то чертыхнулся. На кота упала тень. Он прижал уши, не зная: убежать или остаться. Внутрь спрыгнул человек. Лицо плотно замотано тряпкой. Разочарованным взглядом человек обвёл заваленное обломками помещение, и тут заметил кота.

– Киса. – раздался звонкий девичий голос – ты как здесь оказалась? Хорошенькая какая.

Девушка села на корточки, осторожно протянула руку. Кот прижал уши, но с места не сдвинулся. Провела рукой по шёрстке. Кот раздражённо дёрнул спиной.

– У ты какая, с характером, – с улыбкой сказала она. – Пить хочешь?

Достала бутылочку с мордашкой "hello, kitty", налила в пробку воды. Когда пробка опустела, налила ещё. В кошачьем брюхе громко заиграли свирели. Девушка рассмеялась:

– Ты голодная. Пошли поищем, сзади подсобка, может там что-то осталось.

Она подхватила кота на руки:

– Ага, ты у нас не киса, а кот. Буду звать тебя Рыжик. Не против? А я Аня. Я тут работала. Раньше

Кот не возражал, у него не было имени. Девушка с Рыжиком на руках выбралась из полуразрушенного магазина АЗС Газпромнефть. Сильный ветер гнал тучи на запад.

Первый день нового мира

Спасайся сама

За штабелем бутылей с омывайкой, за холодным стеклом фасада стояла машина с зажжёнными фарами. Стояла странно, Аня не могла понять, как можно было припарковать машину, чтобы фары освещали снег во впадине между шоссейной насыпью и асфальтированной площадкой АЗС.

За несколько минут до этого гулкий звук удара и душераздирающий скрежет вырвали её из глубокой фазы сна. Она подскочила. Кожа щеки приклеилась к коже обивки дивана и теперь горела огнём, а сердце колотилось где-то под горлом. Аня прислушалась. Больше никаких необычных звуков, только шум моторов несущихся по шоссе машин. Она была одна на закрытой и тёмной заправке. Ей стало страшно. Делать здесь нечего, если только кто-то не решил ограбить магазин.