Рыжий Орм
Шрифт:
Песня далеко разносилась в прозрачном вечернем воздухе, и когда гребцы подстроились в такт, вышло хорошо, и они нашли, что грести под этот мотив не так уж и плохо.
Когда песня была допета, они повернули направо
Глава 3
О женитьбе, крещении и серебре короля Этельреда
Король Этельред сидел печальный в Вестминстере, окруженный многими советниками, и ждал, к чему приведут переговоры с норманнами. Он собрал множество воинов, как для собственной защиты в нынешние трудные времена, так и для надзора за лондонцами, сделавшимися недовольными после поражения при Мэлдоне. С ним был его архиепископ для помощи и утешения, но ему удалось немного, и тревога короля сделалась так велика с тех пор, как посланцы отбыли, что он не выезжал на охоту и больше его не тянуло ни к обедне, ни к женщинам. Большей частью он просиживал с мухобойкой, с которой ему было куда удобнее.
Он наконец вышел из тоски, услышав, что посланцы вернулись и что с норманнами заключен мир; и его радость сделалась еще больше после вести о том, что хёвдинги и все воины на кораблях прибыли креститься. Он приказал звонить во все колокола и угостить чужеземцев наилучшим образом, но потом снова встревожился, услыхав, что прибывшие — это два большие драккара, так что и не знал, бояться ему или радоваться. Он теребил свою бороду и выспрашивал священников, придворных и слуг, что они думают об этом деле, и наконец было решено, что норманны встанут лагерем на лугу вне города и не будут пропущены внутрь, а стража на городских стенах будет усилена, а в церквах пусть будет объявлено, что язычники во множестве стекаются принять таинство крещения, за что всем людям надлежит вознести хвалу и благодарность Господу и своему королю.
А на следующее утро, заявил он, посланники могут явиться к нему, после того как он вкусит покоя и отдыха, и привести с собою хёвдингов, что собрались креститься.
Норманны пошли к месту, отведенному для лагеря, и королевские слуги заторопились раздобыть для них все, что подобает им как гостям короля. Вскоре загорелись костры, и мычал забиваемый скот; то и дело требовали белого хлеба, жирного сыра, меда, сдобных лепешек, свежей свинины и такого пива, какое пьют разве что епископы и короли. Люди Орма шумели громче всех и им было всего труднее угодить; ибо раз уж их крестят, то, по их мнению, пусть и заботятся о них как следует.
Но у Орма было на уме иное, нежели пропитание его людей, и он поспешил в другую сторону вместе с братом Виллибальдом, которого не отпускал от себя. Он мучился тревогой за Ильву и с трудом мог поверить, что она действительно тут, несмотря на все, что говорил брат Виллибальд. Ему проще было поверить, что она вышла замуж или убежала или похищена; или же король, который, говорят, падок на женщин, положил на нее глаз и взял к себе.
Они беспрепятственно вошли в городские ворота, ибо стражники не посмели задержать чужеземца, пришедшего вместе со священником, и брат Виллибальд повел его к большому монастырю, где епископ Поппон жил как гость короля и только что вернулся от вечерни. Он казался постаревшим и похудевшим с тех пор, как Орм видел его у короля Харальда, но его лицо озарилось радостью, когда он увидел брата Виллибальда.
— За сие я хочу возблагодарить Господа, — сказал он. — Тебя долго не было, и я уж боялся, что ваша поездка кончилась несчастьем. У меня к тебе много вопросов, но теперь я не в силах тебя расспрашивать, но кто этот чужеземец, что пришел с тобой?
— Мы сидели за одним столом у короля Харальда, — сказал Орм, — в тот раз, когда ты рассказывал о сыне конунга, что повис на своих волосах. Но там
сидело много народу, и с тех пор произошло немало. Меня зовут Орм сын Тосте, и мой корабль пришел вместе с кораблями Торкеля Высокого. А сюда я прибыл, чтобы креститься и забрать свою невесту.— Прежде он служил Мухаммеду, — поспешно сказал брат Виллибальд. — Но теперь желает избегнуть дьявола. Это его я лечил после Рождества у короля Харальда, когда они бились на мечах в палатах перед пьяными конунгами; и это он и его приятель угрожали копьем брату Маттиасу, чтобы не слушать Христова учения. А теперь он хочет креститься.
— Во имя Отца и Сына и Святого Духа! — воскликнул епископ. — Ты служил Мухаммеду?
— Он уже очищен и окроплен епископом Лондонским, — успокоил Поппона маленький священник. — И злого духа в нем не оказалось.
— И я хочу увезти Ильву — дочь Харальда, — сказал Орм. — Она мне обещана — и ею самой, и королем Харальдом.
— Теперь он мертв, — сказал маленький священник, — а язычники передрались между собою в Дании.
— Святейший епископ, — сказал Орм, — я хотел бы видеть ее немедля.
— Вы многого хотите, — сказал епископ и предложил им сесть.
— Он приехал креститься со всем своим кораблем ради нее, — сказал брат Виллибальд.
— И он служил Мухаммеду! — сказал епископ. — Это великое и; удивительное знамение, и Господь дарует мне радость, когда я сижу тут изгнанником и все мои труды пошли насмарку.
Он велел принести пива и принялся выспрашивать все, что те знали о Дании и о том, что было при Мэлдоне.
Брату Виллибальду было что рассказать, и Орм помогал, отвечая на вопросы как мог, несмотря на свое нетерпение, ибо епископ был человек кроткий и достойный уважения, и было трудно не пойти ему навстречу в том, что он так хотел узнать.
Наконец епископ услышал все новости, что у них имелись. Тут он повернулся к Орму.
— Так ты теперь пришел отнять у меня мою крестницу Ильву? Нешуточное это дело — пожелать себе королевну. Но кое-что об этом я слыхал и от нее самой, а она поистине знает, чего хочет, помоги Боже всем нам!
Он покачал головой и улыбнулся.
— Это такая подопечная, что любой от нее может состариться прежде срока, — сказал он. — Уж если ты с ней справишься, ты сможешь больше, чем покойный король Харальд, и больше, чем я. Но пути Господни неисповедимы, и когда ты крестишься, я не стану тебе, перечить. А ее замужество снимет с моих старых плеч тяжкое бремя.
— Мы с нею долго были в разлуке, — сказал Орм. — Позволь мне ее увидеть.
Епископ, казалось, заколебался и сказал, что подобная горячность свойственна молодости, но что теперь поздно и, быть может, стоит подождать со встречей, покуда он не будет окрещен. Но он был все же растроган и позвал дьякона из своей свиты и приказал тому взять четверых людей и посетить госпожу Эрментруде и передать ей епископское благословение и просить ее отпустить сюда дочь короля Харальда, несмотря на поздний час.
— Я попытался сберечь ее ненадежнее, — сказал он, когда дьякон вышел, — а это порой нужно таким девицам, как она, и в таком месте, когда и король, и его придворные, и все войско собралось тут. Она живет у монахинь блаженной королевы Берты, здесь неподалеку, там от этой гостьи одни хлопоты, хотя монахини и любят ее. Дважды она пыталась бежать, поскольку очень заскучала, как она сама сказала, а однажды — не так давно — она склонила двоих молодых людей хорошего рода, видевших ее в саду обители и переговаривавшихся с нею через стену, забраться к ней с утра со слугами и дружиной и в битве на мечах посреди огородных грядок монахинь решить, кому из двоих к ней посвататься, а сама сидела и смеялась и смотрела, пока обоих не унесли — окровавленных и израненных. Худо пускать таких девиц в женскую обитель, ибо оттого может быть большой вред благочестивым душам сестер. Но верно и то, что сие происходит более от недомыслия, нежели от злого умысла.