Рыжий: спасти СССР

А выглядел, как очкастый алкаш в запое. Нет, такими упитанными пьянчуги не бывают. Майка-алкоголичка, треники с протертыми коленками, правда, вот халат был шелковым и дорогим.

— Поздравить пришел вас, Дмитрий Николаевич, со светлым апрельским праздником, — солгал я.

— В институт недосуг прийти? Все, иди… Отцу привет! Скажи, чтобы фурнитура была, а то…

— Стенки не будет, — перебил я наглого кругляша.

Некрашевич уже повернулся к двери, оказавшись спиной ко мне. Так он и замер.

— Чего? — спросил Дмитрий Николаевич, не поворачиваясь.

— Стенка, югославская…

— Тихо, — парторг резко повернулся и даже попробовал взять меня за отворот пиджака, но я сделал шаг в сторону, и явно нетрезвый Дмитрий Николаевич опасно покачнулся.

— Я так понимаю, что вы приглашаете меня зайти в квартиру? Хорошо, правильно, пойдёмте, а то соседи еще чего лишнего увидят! — сказал я и первым переступил порог дома.

Я зашел. Моментально стало понятно, что югославская стенка явно была предназначена не для самого парторга. «Упакован» — вот такое слово всплыло в голове. Все тут было: и стенка, причем очень внушительная и, вроде бы как, из красного дерева, телевизор «Грюндик» и бобинный проигрыватель, новая мебель. Ладно, пусть так. Он должен получать зарплату даже больше моего отца, ну а знакомств имел куда как больше, чем Аркадий Борисович Чубайсов. Но стенка… Он же вымогал взятку, как это ни назови.

— Мне твой отец уже говорил, что ты чудить начал. Что ты хочешь от меня? Мало я уже помогал? — говорил парторг.

— У нас гости? — из кухни, а откуда еще, выплыл танкер, полностью загруженный, но не нефтью, а калориями.

Жена? Мне даже захотелось пожалеть Дмитрия Николаевича. Он-то пухлый, но низкий. Она — толстая и высокая. Как у них вообще это?.. Как они супружничают? Представил, вздрогнул.

— Ниночка, это мой студент, — елейным голоском сказал Некрашевич.

— Нечего работу на дом брать, — отчитала супруга Ниночка, и про меня «танкер» не забыл. — А вам, молодой человек, нужно больше такта и воспитанности, а не в праздник без приглашения заявляться.

— Учту, — сказал я, на что «танкер» хмыкнул и превратился в ледокол, протиснувшись мимо нас с Некрашевичем, стоявшим в коридоре.

— Так что, Анатолий? — спросил меня парторг, замерший и провожавший взглядом свою жену.

Правду пишут в Писании: каждой твари по паре. Смотришь на этих твоих: твари же, но в паре!

— Я отказываюсь от блата! — решительно заявил я.

— Ты не маленький мальчик… Забыл, что это я отвадил от тебя милицию? Фарцой еще занимаешься? — Дмитрий Николаевич взял паузу, с насмешкой посматривая на меня — ожидал, тварь, что я начну сдавать заднюю.

— Не было такого. Вы, Дмитрий Николаевич, что-то напутали. И как так вышло, что парторг института не отреагировал и вовремя не сообщил, что молодежь занимается противозаконной деятельностью? — я ответил ему откровенно смеющимся взглядом. — Этого же не могло случиться.

— Ну-ну… — поиграл желваками Некрашевич. — Если всё сказал, то ты свободен. Я посмотрю твой диплом, нужно же понять… И, кстати, ты слышал, что к нам разнарядка пришла — в ПТУ отправить специалиста, да получше? Даже не знаю, кого… Или знаю… Подумай, и уходи!

— ПТУ? И там есть жизнь. Всего доброго вам! — сказал я и вышел за дверь.

Глава 2

Первомай — как много в этом слове для советского человека слилось, как много в нем отозвалось! Праздник труда, весны, ещё один этап для подведения итогов трудовой деятельности, с неизменно твердым взглядом в светлое будущее! Нет ещё оголтелых Дней города с пьянками, гулянками и драками…

А, нет — что-то похожее и на Первомай бывает. Но несмотря на почти вседозволенность, случается редко. Не может же быть что-то идеальным, червоточинка всегда найдётся. А ведь можно было даже в парках расстелить какое-нибудь полотенце поставить бутылку беленькой, пшеничной или столичной… Женщины неизменно собирали с собой в кастрюльки и судки картошку с мясом, соления, чтобы всё было по-людски. Правда, чаще всего все старались выехать на природу, уже отбыв положенное на демонстрации. Это называлось «маёвка».

Так что увидеть недовольные лица на шествии было трудно. Вот идет серьезный такой мужчина, в лучшем своем костюме, специально сберегаемом для таких вот мероприятий. Рядом с ним ребенок и женщина, пристально наблюдающая, чтобы муж куда не сбежал. А он все равно радостный, ведь план побега созрел! Или вот — дамочка в яркой, но в меру просвечивающейся блузе. Она гордо несет свой второй подбородок в светлое будущее, показывая всем, что имеет достаток и готова к отношениям. Даже для студентов Первомай — это радость, ведь тут можно встретиться в непринужденной обстановке с друзьями, но не для того, чтобы поговорить об учебе, а найти местечко и, как взрослые…

И все видят, что страна великая — даже верить в это не нужно. Не за горами Олимпиада. все ощущали себя причастными к свершениям великой страны. И эту гордость, этот патриотизм не купить ни за какие деньги. Так это казалось в 1977 году.

На Первомай я не хотел было идти, но встретил недопонимание со стороны родителей. Как им объяснить, что я не хочу встречаться с одногруппниками. А еще Таня… Впрочем, как говорила моя бабушка: «Волков бояться — в лесу не сношаться». Ох, и веселая была бабуля!

В СССР нету секса? Как бы не так. Он тут есть, иначе откуда здоровая демографическая ситуация? А еще молодежь в достаточной степени раскованная. Это, между прочим, те самые бабки, которые потом будут сидеть у подъезда и записывать кого в наркоманы, а кого в проститутки, иных — так и в либералов, прости господи.

А сейчас будущие поборницы моральной чистоты вкушают разнообразных радостей и вольностей. Впрочем, в Советском Союзе с этими делами было как-то… интимно, что ли. Все занимались, но на поверхности — чистенькие. И да, случалось, это я помню по своей молодости, когда и в двадцать лет девушка еще ни-ни. Но это всё-таки редко.

— Ну же, Тольчик… Ты как будто прячешься ото всех. Чувак, что с тобой? — пристал, как банный лист, Витёк, Виктор Пилигузов, неформальный лидер всего нашего потока.

Чубайсов-младший в своем дневнике писал о Витьке в таком тоне, что можно понять: побаивался и завидовал Виктору Пилигузову будущий реформатор и убийца страны.

— Вот-вот, три сейшена профилонил, лентяй! — услышал я голос за своей спиной и обернулся.

Был сразу чуть не сбит идущими студентами. Шествие не ждёт, шествие идёт! Так что приходилось подстраиваться и идти полубоком, порой и спиной вперед. Но рассмотреть обладательницу язвительного и звонкого голоска я был обязан.

Темноволосая нимфа смотрела на меня зеленоватыми глазами. Невысокая стройная девушка щурилась от солнца и поджимала пухловатые губы, что делало и без того приятный вид девушки крайне сексуальным. Жаль, так прямо ей об этом сказать нельзя — точно не за комплимент примет Или даже такого слова знать не будет.

— Что смотришь, не узнаёшь уже? — проворковала девица. — Или обомлел?

По реакции окружающих, замедлившихся и оборачивающихся, я понял, что мои одногруппники почуяли очередной спектакль. А-а! Ждёте, когда я буду робеть и мямлить, смущаться маленькой стервы?