Ржаной хлеб с медом

— Когда увидел, что можно хапнуть из колхозного котла, позвал сына, сноху, внука и еще одну чужую, которая даже не член семьи.

— Привлек людей, которые не состояли в колхозе, хотя ясно и четко было сказано — только для членов!

— Коммунист, а какой дурной пример подал! Люди подумали, раз Зиемаю можно, почему нам нельзя?

— Каждый, кто свое отработал, может уйти на пенсию. Но у нас, коммунистов, не бывает пенсионного возраста.

— Мы не имеем права прощать Зиемаю его поступок. Именно возраст заставляет спрашивать с него строже, чем с кого бы то ни было.

— Предлагаю объявить выговор. С занесением или без занесения в личное дело — как решит собрание.

Филипп поднял руку.

— Этой осенью со всех площадей под картошку остаток собирали трижды. Могли бы еще два раза пройти — и все равно было бы что насыпать в мешки. Так вот я хочу спросить: как вы намерены поступить в следующую осень?

— Товарищ Зиемай, это технологический вопрос. Сейчас речь идет об идеологии. Понимаете? Об идеологии.

В день собрания рано утром у Филиппа побывал секретарь колхозной парторганизации. Когда гость уходил, Зиемай вышел вместе с ним.

— Провожу — будет день длиннее.

Это у него была присказка. Филипп считал, что день продлевают дела.

Разве мог старик предположить, что нынешний денек и без того затянется, а он окажется виноват, что в колхозе застопорились осенние работы и фермы не подготовлены к зиме.

Решение о выговоре без занесения пенсионер воспринял спокойно.

Погода прояснялась.

Ночь могла прийти с морозом.

Когда все поднялись с мест, Филипп сказал:

— Я понимаю, вам выгодней, чтоб добро сгнило, — меньше хлопот будет.

ДРОВНИ

Хочешь знать, как я попал в травматологию? Эх, душа из меня вон! Очень просто. Прострелил ракетой провод, вот и лежу. Тебе-то что, можешь на костылях шкандыбать. А мне, говорят, валяться еще ой-ой-ой сколько. Хотя поваляешься тут, как же. Чуть шевельнешься — как током ударит.

Какой ракетой, спрашиваешь? Той самой, которую на радостях в небо запускают. Могу поклясться: заставь тебя нарочно провод прострелить, ни в жизнь бы не попал. Я — тоже. Но тут как пульнул я — швырк! — прилипла и висит. Несколько секунд провисела. Потом, видно, перекалилась, и провод — пополам. Поначалу все гогочут, прыгают как ошалелые, вот это номер, вот это да!

Какое отношение, говоришь, ракета имеет к моим костям?

А ты слушай, я же тебе рассказываю. Ой! Опять дернуло по всему телу. Это потому, что глупые вопросы задаешь. Спешить тебе некуда, мне тоже. Кости срастаются медленно. Оттого я и начал по порядку. А тебе сразу конец подавай.

Конец — больничная койка. А вначале была Абгаре. Посредине это раздутое чучело Ритвар. Хотел бы я его на тот столб с проводами закинуть. Как за что? Слушай.

Стоят все во дворе, галдят наперебой. Бросай, мол, трактор, поезжай на олимпиаду. Прославишь стрельбой родной колхоз. Мигом выкарабкается из отстающих. Вдруг этот самый Ритвар как завопит:

— Братцы, пропал наш диско-вечер без электричества!

Абгаре тоже спохватилась:

— И телевизор накрылся!

Все готовы на себе волосы рвать. Не знают, куда бежать, за что хвататься. Когда конец старого, а начало нового года шампанским омывают, электрика не найдешь, кто тебе побежит в такую дыру? Не коровник же, куда через пять минут машину пришлют. Нынче ведь корова в темноте не отелится. Разучилась. И свинья без ламп не опоросится. Когда я перестрелил провод, несколько старых домов и наша школа в «Калнах» остались без света.

Эй, сурок, проснись! Сам же хотел послушать. Отчего это я про животноводство? Да чтобы ты, туземец агенскалнский^[2], понял, откуда молоко берется.

Надумали мы встретить Новый год в старой школе в «Калнах». Ты видел когда-нибудь брошенную школу? Хотя где ты в Риге такую найдешь? У вас там смена за сменой, этаж на этаже. Мне родственник рассказывал — в уборную, говорит, очередь стоит. Некоторые ученики под этим предлогом уроки пропускают. Поэтому в новых школах стали строить залы, чтобы сидячих и стоячих мест хватало на всех.

Ну а у нас она стоит совсем пустая. По всему колхозу три такие маленькие школы. И все пустые. Потому что в городе есть большая. Туда привозят на автобусах. Подбирают ребятню по обочинам, как молочные бидоны, — и айда! Все скопом в замок света.

Наша школа-теремок в «Калнах» тоже стояла бы с выбитыми окнами, как те две другие, но в ней живут старики Казиса. Кто такой Казис? Шофер. Его мутерхен когда-то в школе работала нянечкой. Чай нам кипятила. Ну вроде бы как мама, когда мы в интернате жили.

Вот и решили мы устроить в нашем старом школьном зале диско-вечер, принести телевизор, натопить изразцовые печи и повеселиться.

Эх, душа из меня вон! Какой это был стол!

У каждого плетеная корзиночка с едой, флакончик, пиво. Само собой шампанское, чтобы поприветствовать Новый год. И настоящая елка, с настоящими свечками. Нет, наша школа-невеличка никакой не клуб. Учреждение культуры находится в центре. Только там нельзя с настоящими свечками. И вообще там такая тетенька, ревнительница культпросвета, — всю игру портит. Ей, понимаешь, нужно каждый вечер загрузить тематически. А мы и без того гружены-перегружены по всем статьям. Потому и договорились собраться у родителей Казиса. Целая школа — и ни одного сценариста!

Эй, сурок, проснись! Сколько можно дрыхнуть!

Кто такая Абгаре? Ты что, в лесу родился? Девушка это. Увидел бы, сразу бы костыли бросил, пошел бы танцевать. Стоп! Включи погромче ящик. Слышишь? Рок-группа «Микрофон». Говорит Визма Аполоне. Ну точь-в-точь Абгаре. По голосу — прямо сестры-близнецы. Давай послушаем. Эх, душа из меня вон!

Ладно, поехали дальше. Значит так, была в «Калнах» школа. Теперь она пустая. Глухой угол потому что. Несколько стариков осталось, детей нет, некого в школу посылать. Для вечеринки такой исторический памятник — просто находка.

Стоим под перебитым проводом, хвост опущен. Мороз пробирает. Подбежали обратно к горячим изразцам. Единственный свет — елочка. Диско молчит, телевизор — немой. На душе печаль.

Казис, как хозяин дома, предлагает водить хороводы.

Но куда это годится! Всего бокал шампанского опрокинули. Еще не пили — и уже хороводы. Можно бы, конечно, подвигаться. Но в такой тишине непривычно. Когда из тумб обдает музыкальным пламенем, ноги сами начинают двигаться.

Казис топает, топает один вокруг елки, наконец зовет Ритвара. Вот это была его ошибка.