С любовью, бухгалтерия
Шрифт:
– Значит, хочешь знать, что со мной? – отрывисто произнес он.
– Вроде говорил уже. Откровеннее некуда.
– Говорил. Но причину не назвал. Это ведь не я, верно? Не мог такой, как ты, настолько загоняться из-за меня. Ты взрослый, сильный, эмоционально сдержанный, с четкими жизненными целями и приоритетами. А я тебе особо никогда и не нравилась.
– Неправда, - осторожно улыбнулся Аллигатор. – Нравилась. Ты - живая. Классная девчонка, такая – своя в доску, красивая. И с перчинкой! Думаешь, мало, чтобы один великовозрастный идиот окончательно и бесповоротно слетел с катушек?
– Мало!
– твердо сказала Галина. – Для тебя – мало.
–
Он взял со стола стакан с настойкой:
– Выпьем, не чокаясь.
– За что? – испугалась Галина.
– За помин души. Хорошего парня Евгения, друга моего питерского. Лучшего. Девять дней сегодня.
Глава 54. Психи, придурки и прочая нечисть
Полюби меня, полюби плохим -
Ведь хорошим меня любят и так.
Полюби меня грустным и чужим.
Полюби меня, когда все не так.
(В. Кузьмин)
Галина взяла стакан с вином – в неярком свете из коридора были заметны разводы на стенках. Но какая разница?
– А что… что с ним случилось? – осторожно спросила она, не решаясь встретится взглядом с Олегом. – С твоим другом?
– На байке разбился. А я даже на похоронах не был. Все, блин, деньги на уме! Гребаная доля в сраной компании. Чувствую себя последним дерьмищем.
– Не смог поехать?
– Поздно узнал.
– Перестань, Олег! Ты ни в чем не виноват, - Галина выпила вино залпом и поставила пустой стакан на стол. – Царство небесное твоему другу, как говорится. Пусть ему там будет хорошо.
Аллигатор, не морщась, заглотил настойку и полез вилкой в банку с бычками.
«В странных поступках Олега действительно есть логика!
– окончательно сложилась в голове картинка: – Поездки на трамвае, прогулки по парку, граненые стаканы, рыбная консерва, газета – он воссоздает кусочки прошлого. И этим прощается с другом».
– Хотел в церковь зайти свечку поставить, - пробормотал Аллигатор, вылавливая из банки соленый помидор. – Возле парка как раз новую построили. Но даже не знаю, был ли Женька крещен. Он звонил мне - месяц назад примерно. Поговорить о чем-то хотел, важном для него. А я… Думал, успеется, блин.
– Он тоже из... – начала было Галина, но произнести слово «банда» не вышло.
– Гопник? – улыбнулся Аллигатор одними уголками губ. – Нет. Мы на байк-шоу познакомились. Жека серьезно увлекался, а я так – за любой кипеш, кроме голодовки. Он по жизни серьезный… был. Меня сразу долбал, что учиться надо, нормальными делами заниматься. Но я ж пока не огребу по полной – не доходит.
Олег налил себе настойки, выпил залпом и, отломив кусочек «Бородинского» отправил в рот:
– Думал семье его помочь. От машины небольшая сумма осталось, завтра должны отдать как раз. Так некому: родители Жеки умерли, братьев-сестер не случилось, детей тоже. Правда, Ольга – жена его, приезжала ко мне. Вчера. Строила из себя безутешную вдову, изображала мировую скорбь, денег просила.
– С чего ты взял, что изображала?
– Справки навел! – хмыкнул Аллигатор и плеснул Галине вина. Разноцветные блики от работающего телевизора
скользили по стакану, сверкали на гранях, делая его похожим на сосуд с магическим эликсиром: – Да и сама дамочка призналась, что они уже с полгода как разбежались. Она от Жеки к какому-то пузатому дипломату ушла.– Умеешь вызывать людей на откровенность?
– Кто бы говорил! – Олег окинул взглядом стол, поднялся и вытащил из шкафа коробку с недоеденными безешками. Открыл и поставил перед Галиной: - Закусывай. Бычки не советую, а помидоры, как вижу, ты не любишь. Отвез Ольгу в «кабинет» у пруда, побеседовали по душам.
– Бил что ли? – испугалась Галина.
– Зачем бить? Есть и другие действенные методы. – Аллигатор опять нырнул вилкой в банку за помидором: - А мне нравится твое соление! Душевное. Хотя руки чесались, признаю. Вмазать, чтобы силикон из губ вытек. Сиди и думай: с Жекой реально несчастный случай, или из-за этой лярвы не в себе был – оттого в поворот не вписался? Никто теперь не ответит. Разве что там…
Он посмотрел за окно, где из прохудившегося неба сыпалась, шелестя по стеклу, мелкая изморось.
– Мама говорит, что если… нужно разговаривать о человеке!
– осторожно произнесла Галина. – Вспоминать разные истории, забавные случаи. Чтобы люди поняли каким он был, увидели живым.
– Не могу. Пока не могу. Ничего не могу, - пробормотал Аллигатор, опустив голову.
– Даже плакать. Урод как он есть – бесчувственный и бесполезный.
Галина пристально смотрела на него. За окном ветер трепал верхушки деревьев, и по лицу Олега бежали тени: мелкие, рябые, смазанные. Он почувствовал взгляд и нерешительно встретился с ней глазами. В них было столько всего… невыносимого, неумолимого, беспощадного в своей правде, что у Галины вдруг потекли слезы: крупные, горячие, соленые – непрерывным яростным потоком. Давно забытое и от того дико яркое ощущение.
– Я пореву за тебя, Олежка! – всхлипнула она, размазывая слезы по щекам.
В голубых глазах Аллигатора мелькнул искренний испуг. Он пододвинулся к Галине, ухватил ее за плечи и начал трясти так, будто желал вытрясти из нее душу:
– Галка! Галчонок! Не надо! Ты что творишь?! Успокойся, пожалуйста!
– Н-не обращай внимания! Я тоже очень редко плачу по-настоящему. Уже не помню, когда было. Даже на похоронах у бабушки не смогла. Я, как ты – просто заменяю одну боль другой. Но рядом с тобой – могу! Ты – сильный!
– Не льсти мне, Галка! – Аллигатор невесело усмехнулся и погладил ее по голове: - С Манькой Величкой мы и впрямь в близких отношениях, но оценить собственное поведение со стороны еще способен. Сегодня весь день вел себя, как лохушник. Не спорь.
– Считаю, что сильная личность может позволить себе минуты слабости! – Галина слизнула языком со щеки соленую каплю.
– И не стыдиться этого. Это как перезарядка оружия, как обратная сторона медали, как плюс и минус! У слабаков и чмошников такого никогда не бывает. Они всегда в одном состоянии - индифферентного слизняка.
– Хорошо, уговорила слабохарактерного!
– вздохнул Аллигатор и уткнулся ей в плечо: – Побудь со мной, Галка! Поплачь за меня. Мне нужно это. Очень нужно.
Галина обняла его за шею и закрыла глаза. Но слезы все равно текли – легкие, невесомые, целебные. Да, это было совсем-совсем не то, что с Васькой. Но чувство близости возникло. Другой близости. У чувств вообще много разных форм и оттенков.
Дождь за окном усилился. Он был совсем не летний, а на редкость грустный и заунывный.