С любовью, Элис
Шрифт:
– В так называемом пудинге из чернослива нет никакого чернослива. Это традиционный рождественский десерт, сделанный из изюма, инжира, нутряного сала и хлеба.
Тэд сморщил нос:
– Нутряного сала?
– Да, оно должно плавиться в течение шести часов, а потом ты оборачиваешь его в пропитанную бренди тряпочку, и так оно лежит до Рождества, а потом ты опять подогреваешь его и обильно поливаешь соусом.
Разве не нутряным салом кормит Морис своих цыплят? Но пока все, что Джеки предлагала, было очень вкусно…
Джеки улыбнулась ему.
– Я уверена, тебе понравится. Я уже
Он кивнул. Затем открыл крышку большой кастрюли, стоявшей на столе, чтобы посмотреть, каким новым лакомством собиралась сегодня угощать их Джеки.
– Так ты точно останешься на Рождество? – спросил он деланно равнодушным голосом.
Джеки пожала плечами.
– Согласно контракту, я должна остаться, если, конечно, это не противоречит твоим желаниям, так что решать тебе.
– Нет, нет, – сказал Тэд, – пусть все будет так, как сказано в твоем контракте. – Повисла неловкая пауза. – Ты готова к нашей ночной прогулке? – спросил он. – Оденься потеплее, ночью становится холодно.
– А куда мы собираемся?
– Разве Бенедикт не сказал тебе? Я повезу вас кататься на санях, как только он вернется из школы, я уже запряг Ромашку. Сегодня полнолуние, так что будет светло.
– Как здорово! – воскликнула Джеки. Ее щеки порозовели от восторга, глаза заблестели. В момент воодушевления она становилась так хороша, что Тэда даже кинуло в жар от такой красоты. Хотя на ней и не было наряда феи. Она была одета почти так же, как вчера в сарае, в простую одежду, а ее волнистые волосы были небрежно сколоты в узел… Тэд почувствовал волнение.
Как назло, именно в этот момент входная дверь громко хлопнула и послышался грохот тяжелых зимних ботинок Бенедикта.
– Привет, скаут! – сказал Тэд появившемуся на пороге кухни сыну, который, запыхавшись, снимал с плеч туго набитый учебниками рюкзак.
– Привет, пап! Привет, Джеки!
– Привет, Бенни. Может, поторопишься? Почему бы тебе не переодеться и не надеть что-нибудь потеплее?
Бенедикт посмотрел на отца и отрицательно замотал головой:
– Я не могу, пап. Я знаю, что обещал тебе этим утром, но Питу задали готовить научный доклад по биологии, и ему нужна моя помощь. Его мама сейчас заедет за мной. Я думаю, что ужинать я тоже останусь у них.
Тэд внимательно посмотрел на сына. Он догадывался, что не все из того, что говорил Бенедикт, было правдой. Такая неловкая улыбка появлялась на лице мальчика, когда он притворялся больным, чтобы не идти в школу, или когда пытался спрятать дневник с записью учителя.
– Но у меня уже все готово. Ты уверен, что не хочешь поехать с нами?
– Я хочу, но не могу. – Бенедикт судорожно сглотнул и еще шире улыбнулся. – У него доклад о лошадях разных пород. Пит в этом совсем не разбирается. Я должен ему помочь. – Он посмотрел на Джеки. – Почему бы вам вдвоем куда-нибудь не съездить. Джеки, это так здорово! Я не хочу, чтобы ты лишилась такого развлечения.
Тэд кивнул, поняв наконец, что побудило его сына к этой лжи. Его сердце сжалось. Он должен был предвидеть это. Бенедикт не настолько уж мал, чтобы не заметить, что между его отцом и Джеки возникло определенное
чувство. Джеки была умна, красива, хозяйственна и заботлива. На роль матери она подходила идеально. Но Тэд не мог позволить себе строить воздушные замки, зная, что Джеки после Рождества навсегда уедет обратно в Манчестер. Целый год Бенедикт не мог оправиться после того, как мать оставила его. Насколько сильно он будет переживать отъезд Джеки?– Хорошо, – сказал Тэд. – Перенесем прогулку на другой день.
– Нет! – закричал Бенедикт. – То есть я хочу сказать, что сегодня самый подходящий день. А что, если снег растает? Тогда Джеки так и не покатается на санях?
У ворот просигналила машина, и Бенедикт, схватив пару пирожных, лежавших на столе, выбежал из комнаты.
– Скажи маме Пита, что к восьми тебе надо быть дома! – крикнул ему вслед Тэд.
– Пока, пап! Пока, Джеки! Развлекайтесь! – Когда дверь за ним захлопнулась, Тэд прислонился к столу, скрестив руки на груди.
– Ну что ж, нас только двое. Если, конечно, ты тоже не передумала, – сказал он.
– Нет, я очень хочу поехать, тем более что ты уже запряг Ромашку, а луна сегодня полная. Мне доклад о разных породах лошадей писать не надо.
Тэд засмеялся:
– Тогда надевай шапку и варежки, и пойдем.
– Подожди, – сказала Джеки. – Я приготовлю нам горячий шоколад и заверну несколько булочек.
– Хорошо, как только закончишь, зайди за мной в конюшню, – сказал Тэд. Он вынул перчатки из карманов и вышел из комнаты. – Только побыстрее.
Но она его уже не слышала. Она выливала молоко в кастрюлю и крошила туда мелкими кусочками шоколад, опять с головой уйдя в свои планы, но на этот раз они касались поездки на санях.
Тэд быстро пошел к конюшням, насвистывая веселую мелодию «Джингл Бэллз». Ромашка была уже готова. Морис проверял, все ли с ней в порядке.
– А где Джеки и наш мальчуган? – спросил он.
– Бенедикту в школе задали написать какой-то доклад с Питом, а Джеки делает горячий шоколад, она подойдет через несколько минут.
Морис удивленно поднял брови.
– Разве Бенедикт не едет?
– Нет, – ответил Тэд. Он заметил хитрый взгляд своего отца. – Не хочешь поехать с нами и быть нашим извозчиком?
Морис засмеялся и почесал небритый подбородок.
– Ты хочешь, чтобы я поехал с вами? Если ты так боишься остаться наедине с нашей маленькой леди, я, конечно, могу.
– Я не боюсь остаться с ней вдвоем, – возразил Тэд. – У нас сейчас прекрасные отношения, мы заключили определенное соглашение.
– О чем оно? О том, что вы будете притворяться, что не влюблены друг в друга? Это глупейшая вещь, о которой я когда-либо слышал.
– Она сама этого захотела, – ответил Тэд.
– То, что женщина говорит, и то, что она действительно хочет, не всегда совпадает.
– Я только знаю, что больше я ее не поцелую, в этом я уверен. Если, конечно, она сама меня об этом не попросит, но в этом я сильно сомневаюсь.
Морис хмыкнул и покачал головой.
– Как вижу, три года одиночества на ферме ничему тебя не научили, сынок! Если ты действительно хочешь эту крошку, ты должен дать ей это понять, рано или поздно она все равно поймет, что у тебя на уме.