С любовью, верой и отвагой

Взять хотя бы этого дылду Шварца, лекарского сынка. По внешности он — настоящий флигельман [13] восьмивершкового роста, мощной фигуры и приятной внешности, а по своему поведению — форменный «штафирка», пересмешник, болтун и забияка без всякой солдатской основательности.

Ещё на втором занятии Батовский заметил, что Шварц за его спиной корчит рожи и передразнивает его движения, чтобы развеселить своих товарищей. Унтер не стал за это публично наказывать новичка. Он скомандовал своему отряду «Кругом!» и пошёл осматривать строй сзади, будто бы проверяя выправку рекрутов. Дойдя до правого фланга, громко сказал: «Шварц, спину надо держать прямо!» — и так «поправил» негодника, что тот вскрикнул от боли.

13

Флигельман — самый рослый, красивый и умелый солдат, стоящий первым на правом фланге эскадрона, роты, взвода.

На четыре человека подалее от Шварца в строю находился Сырокумский, бывший причетник Крестовоздвиженского собора. Поначалу Батовский думал, что он по своему зрелому возрасту станет здесь лучшим учеником и его помощником, но вышло иначе. Сырокумский был душой поэтической, суровая действительность его интересовала мало. Хлебнув вина, он мог читать наизусть строфы из Гомера. Однако команду: «Сабли вон!» — почему-то выполнял с опозданием в третьем приёме, когда следовало, вынув саблю из ножен, взять её «на подвыску», то есть быстро и чётко поднять эфес на уровень шеи.

Долго терпел сие безобразие Батовский, объясняя поэту, что так он нарушает красоту и единообразие всего строя. И лишь однажды тонким концом трости, окованным латунью, «помог» Сырокумскому вовремя поднять саблю, ударив его по пальцам правой руки. С тех пор уж причетник не ошибался, а безотрывно следил за унтер-офицером, чтобы правильно выполнить команду.

Да, многие рекруты так или иначе, но познакомились с виртуозной тростью Батовского. Однако были и такие, что усваивали азы солдатского ремесла без её помощи. На левом фланге последними стояли у него двое: Вышемирский и Соколов, оба дворяне. С первого взгляда унтер-офицер окрестил их «заморышами». Рост — менее шести вершков, телосложение — хлипкое, возраст — самый неопределённый: семнадцать лет.

Но первого привезла и сдала с рук на руки Казимирскому графиня Понятовская, женщина знатнейшей фамилии, редкой красоты и ума. Второй приблудился сам и сумел чем-то понравиться командиру.

Вот эти двое приходили в сборную избу на занятия первыми, то есть в семь часов утра, и уходили последними, около полудня. Слушали объяснения унтер-офицера почтительно и с большим вниманием. Старались повторять все движения как можно точнее и дополнительно ещё учились строю по вечерам со своими «дядьками» из старослужащих, прикреплёнными к ним по приказу Казимирского. Кроме того, у каждого был свой талант. Вышемирский хорошо фехтовал, потому что до службы брал уроки у учителя-француза. Соколов любил лошадей и знал верховую езду не хуже любого строевого солдата в их взводе.

По всему по этому выходило, что у обоих «заморышей» есть шанс выбиться в офицеры, особенно при нынешних боевых действиях. Оттого в своих регулярных докладах ротмистру Батовский всегда говорил о них больше, чем об остальных рекрутах: отмечал все промахи и достижения, хвалил их понятливость и готовность заниматься экзерцициями хоть с утра до вечера.

Так и сегодня он начал свой доклад командиру с описания забавного случая на учениях с пикой. Рекрут Соколов, делая «мулинеты» [14] в пешем строю, уронил оружие себе на голову и поранился.

14

«Мулинеты» — упражнение с пикой, когда её вертят руками над головой.

— Сильно? — с некоторой озабоченностью спросил Казимирский.

— Не очень, — успокоил его унтер-офицер. — Только шишка на лбу вскочила преизрядная и ссадина была с кровью.

— Ты послал его к лекарю?

— Никак нет, ваше благородие. К лекарю идти он наотрез отказался, хотя чуть не заплакал отболи. Ноя разрешил ему «мулинеты» сегодня не крутить.

— Правильно, — одобрил действия унтера Казимирский. — Пусть ещё два дня отдохнёт. А в четверг задай ему на пику такой же урок. Солдатская служба — не сахар, нечего отлынивать...

— Слушаюсь, ваше благородие, — ответил Батовский и продолжал свой рапорт.

Они ещё поговорили о разных важных делах по подготовке учебной команды к принятию присяги и её обмундированию, поскольку изготовление мундиров на швальне вдруг приостановилось — закройщик Иван Козюля третий день пил без продыха.

Уходя от ротмистра, Батовский в сенях столкнулся с Соколовым. Тот был уже не в рекрутской куртке из сермяги и не в фуражной сине-малиновой шапке, как ходил на учения, а в своём казацком чекмене. Из-под козырька картуза выглядывала у него белая повязка. Под мышкой Соколов держал книгу «Новый лексикон французских слов с толкованием на русский». Увидев унтер-офицера, рекрут сдёрнул с головы картуз и встал по стойке «смирно». Батовский откозырял и пошёл дальше. Он знал, что Соколов часто обедает у командира и переводит ему французские романы. Строгому унтеру нравилось, что новобранец ни разу никому в учебной команде и словом не обмолвился о своих приватных встречах с офицером...

Держа в руке картуз и книгу, Надежда вошла к ротмистру. Денщик уже накрывал на стол. Казимирский покосился на её белую повязку:

— Я вижу, знакомство с пикой началось неудачно?

— Пустяки, господин ротмистр. Через два дня заживёт. А повязку я надел потому, что синяк портит внешность.

— Запомните, Соколов, что пика есть древнейшее оружие всадника и требует к себе уважения, — начал свою просветительскую беседу Казимирский, жестом пригласив Надежду к столу. Далее он описал ей все преимущества пики: длинное древко, позволяющее не подпускать к себе неприятеля; четырёхгранный наконечник из стали, пробивающий даже кирасы тяжёлой кавалерии; флюгер, или флажок, своим трепетаньем на ветру пугающий вражеских лошадей.

— Но самое главное, — ротмистр выдержал паузу, как актёр на сцене перед главным монологом, — для действия саблей нужно сделать два движения рукой: взмах и удар, — а для действия пикой достаточно одного: от пояса вперёд...

Надежда, слушая командира, кивала головой. Теория применения пики в бою была прекрасна. Практика же заключалась в том, что это оружие, имея длину четыре аршина и вес больше шести фунтов [15] , требовало от солдата немалой силы и сноровки. А она сегодня чувствовала обычное женское недомогание. Проклятая пика вырвалась у неё из рук, и она даже не смогла уклониться от падающего древка.

15

Пики регулярной русской кавалерии в начале XIX в. имели длину 280-285 см. и вес около 3 кг.

— Ты что сегодня такой квёлый, Соколов? — прикрикнул на неё Батовский.

— Виноват, господин унтер-офицер! — Она тотчас выпрямилась и весело доложила: — Брюхо болит. Вчера хозяйка очень любезна была и картошкой с грибами угостила.

— Ха-ха-ха! — дружно отозвалась на это вся учебная команда, и больше никто из них внимания на её слабость не обращал.

Надежда всегда прибегала к этому простому приёму, если солдаты задавали ей какой-нибудь неудобный вопрос или что-то не получалось у неё в строю на занятиях. Отвечала быстро, грубовато, но весело, не стесняясь попасть в смешное положение. Лучше шутка, чем растерянность. Лучше смех, чем пристальные взгляды и недоумение...

Но здесь, на офицерской квартире, в богатом доме местного старосты, за столом, накрытым белоснежной льняной скатертью, уставленным серебряными приборами, она могла чуть-чуть расслабиться. Легко и приятно было после обеда говорить с отменно воспитанным Казимирским о французских романах, мешая русские, французские и польские слова.

Из книг, доставшихся ротмистру, они сначала читали «Пригожую повариху» неизвестного автора, но своей фривольностью она не понравилась командиру. Затем был взят «Хромой бес» Лесажа, и Казимирский добродушно хохотал над замысловатыми приключениями главного героя. Но больше всего по вкусу ему пришлась переводная с латыни книга Плутарха «Сравнительные жизнеописания». Он просил Надежду прочитать все сорок шесть биографий, не делая никаких пропусков и особенно старательно переводя жизнеописания греческих и римских полководцев.