С любовью, верой и отвагой

— Нет, — не согласился Ваня, — у дедушки есть две свои сабли, и они остались у него дома в Сарапуле...

После очередного вопроса о сабле Надежда рискнула:

— Ваня, эта сабля — моя.

— Разве вы, маменька, — гусар?

— Я могу быть и гусаром.

— Женщины не бывают гусарами, — объяснил ей сын и сразу перешёл к делу: — Но если сабля ваша, то вы можете подарить её мне.

— Когда ты вырастешь и пойдёшь служить, я отдам тебе эту саблю с превеликой радостью, Ванечка...

Десять дней пролетели незаметно. В понедельник они взяли извозчика и поехали с Ваней обратно в Военно-сиротский дом. В экипаже он все ласкался к ней со словами: «Маменька, вы ещё приедете?»

— Конечно! — уверенно отвечала она. — Жди меня через год и пиши письма. Дядя Николай перешлёт их мне.

— И саблю тоже привезёте?

— Непременно!..

На другой день Надежда отвезла вещи мадам Дамьен и получила обратно свои деньги. Оказывается, владелица ателье запомнила корнета и теперь с тонкой улыбкой спросила, удался ли их спектакль. Надежда ответила, что зрители аплодировали, но больше всего радости он принёс самим участникам.

Следующий визит она нанесла армейскому шляпнику, потом — сапожнику, ей хотелось заказать себе новые гусарские ботики с позолоченными шпорами. Весь этот день Надежда ездила по Петербургу: Эрмитаж с любимой её живописью фламандской школы, обед в трактире Демута, модные магазины и «Серебряные ряды» на Невском, где она, уже не обращая внимания на офицерские экипажи, любовалась на витрины. Но ничего похожего на тот дивный гарнитур из двух перстней, колье и браслета из серебра с изумрудами, из-за которого год назад она едва не попала под арест в ордонанс-гауз, сейчас тут не было. В начале шестого часа вечера Надежда приехала к Военно-сиротскому дому и наблюдала за вечерней прогулкой воспитанников младшей группы, стоя у забора. На этот раз она узнала Ванечку, а он даже не посмотрел в сторону офицера в низко надвинутой на глаза треуголке. Потом Надежда ещё много раз до отъезда из столицы стояла здесь и глядела на своего сына, не узнанная никем.

День она закончила в театре. У неё был билет в партер, и оттуда она увидела в ложе первого яруса генеральшу Засс. Надежде захотелось вновь поговорить с этой женщиной, и она, не долго думая, в антракте поднялась туда. Молодой человек во фраке не пускал корнета Александрова в ложу. Услышав громкие голоса, госпожа Засс вышла в коридор. Она бросила взгляд на гусарского офицера и сказала с улыбкой:

— О, вы снова в Петербурге, дорогой Александр! Добрый вечер! Заходите к нам! — Она указала на дверь ложи и объяснила своему спутнику: — Алексис, это — сослуживец полковника Засса по Прусской кампании. Он часто бывал в нашем доме...

Их разговор состоялся за чашкой чая в уютной гостиной генеральского особнячка на Английской набережной. Андрей Павлович Засс всё ещё воевал с турками в Молдавии, и его жена жила соломенной вдовой. Александра Фёдоровна начала беседу с комплиментов. Она нашла, что в тёмно-зелёном вицмундире, сшитом в Вильно, Надежда выглядит гораздо лучше, чем в куртке коннопольца, и серебряный знак отличия Военного ордена придаёт много мужественности облику юного корнета.

— А барышни в вас ещё не влюблялись? — с лёгкой насмешкой спросила она.

— Бог миловал! — ответила Надежда.

— Смотрите. Что-то появилось в вас такое... уверенное и даже демоническое.

— Все наоборот. Собрание полковых дам чуть не с первой встречи разгадало мою тайну. Они дали мне прозвище «гусар-девка...»

Генеральша засмеялась.

— А как служба?

— Идёт ни шатко ни валко. Но мне нравится. Армия не обманула моих ожиданий. Все, чем мужчины любят похваляться и выставлять единственно своим мужским делом, можно изучить и освоить.

— Но зачем?

— Это — другой допрос, — сказала Надежда. — Главное — захотеть. Захотите, и вы тоже сможете. Только не надо при этом утверждать, будто женщина априори не способна. Будто она слаба, глупа, капризна, труслива, слишком подвержена своим настроениям...

Так они сидели в гостиной и болтали, не замечая, что за окном сгущаются декабрьские сумерки. Потом они два раза ездили в оперу, ужинали вместе. Надежда уходила из дома генерала Засса с весёлым сердцем и лёгкой душой, как будто нашла тут задушевную подругу. Во всяком случае, с Александрой Фёдоровной, несмотря на разницу в возрасте более чем десять лет, она могла быть сама собой...

Перед отъездом из столицы Надежда посетила нового военного министра графа Аракчеева. В обществе о нём говорили всякое, но она была обязана графу: на её письмо с просьбой о деньгах в феврале 1808 года он ответил быстро, и нужную ей сумму за лошадь господину Мальченко Надежда получила в начале апреля.

В просторном министерском кабинете навстречу ей поднялся рослый мужчина с грубоватым лицом, с живыми и умными глазами. Он сказал, что душевно рад познакомиться с корнетом Александровым лично. Вопросы у военного министра были обыкновенные: как ей служится в полку, каково там общество офицеров и обычаи службы, нужна ли какая-нибудь помощь.

Надежда сразу почувствовала, что этот известный на всю Россию человек, вершитель судеб в Российской армии, проклинаемый многими и любимый государем, знает о ней все и относится к ней с интересом и уважением. Смущение её исчезло. Коротко и чётко, как полагается военному, она ответила на его вопросы и сказала, что пришла засвидетельствовать своё почтение и благодарность за милости его, ей оказанные. Граф просил её впредь обращаться к нему при малейших трудностях.

Затем Аракчеев проводил корнета Александрова до дверей. Оба его адъютанта, сидевшие в приёмной, с удивлением наблюдали, как Алексей Андреевич, «всесильный временщик», сначала по-товарищески пожал руку молодому обер-офицеру Мариупольского гусарского полка, а потом изящно поклонился ему, будто тот был великосветской барышней.

8. ДЕРЕВЕНСКИЕ СВЯТКИ

Начались Святки, начались игры,

переодевания, гадания, подблюдные

песни. В нашей стороне всё это

сохранилось ещё во всей своей свежести;

все мы, старые и молодые, очень протяжно

припеваем «слава» и верим, как оракулу,

что кому вынется, тому сбудется, не минуется...

Н. Дурова. Добавление к «Кавалерист-девице». Некоторые черты из детских лет

Надежда так боялась опоздать из своего первого офицерского отпуска, что в конце концов явилась в полк на два дня раньше срока, обозначенного в её отпускном свидетельстве. Побывав в штабе, двинулась из Луцка в Голобы. Там она узнала, что в её отсутствие со знакомыми ей людьми произошли значительные события: одно — радостное, другое — очень печальное.

Командир эскадрона майор Павлищев с 12 декабря 1808 года стал подполковником. А молодая жена ротмистра Станковича в начале ноября разрешилась от бремени сыном и после родов умерла. Ей пытался помочь полковой врач, младший штаб-лекарь второго класса Василий Иванович Любарский, имевший немалый опыт военного хирурга, но всё было тщетно. Открылось кровотечение, и на второй день её не стало. Ребёнка пока забрали к себе её родители, херсонские помещики.