С любовью, верой и отвагой

В ноябре 1809 года пришёл приказ, который взбудоражил всех. Полку переменили цвет мундиров: доломаны, чакчиры и суконные крышки ташек вместо белого цвета стали тёмно-синими. Новые мундиры — новые, непредвиденные расходы для офицеров, тем более что многие, не подозревая о грядущей перемене, давно купили белое сукно. Кроме того, Военное министерство сочло необходимым ввести в гусарских полках кивер другого образца и дать офицерам на вицмундиры золотые же эполеты (весьма дорогая вещь), а вне строя разрешить им носить с такими эполетами сюртук тёмно-зелёный, двубортный, с длинными, до колен, полами.

Когда Надежда с карандашом в руках подсчитала, в какую сумму ей обойдётся новая экипировка, то план поездки в Санкт-Петербург в декабре — январе сразу стал нереальным. Она очень огорчилась. Но потом подумала, что в следующем, 1810-м году сможет просить отпуск не на два месяца, а на четыре, накопить денег и пробыть с Ваней гораздо дольше. Вместо своей поездки она послала дяде Николаю сто пятьдесят рублей ассигнациями на рождественские каникулы Ванечки...

Так и получилось, что впервые за два года службы в Мариупольском полку Надежда проводила вместе с однополчанами все самые весёлые праздники: Рождество, Святки и Крещение. Погода на сей раз благоприятствовала увеселениям. Выпало много снега, температура не опускалась ниже минус семи градусов, дни стояли ясные и солнечные.

На Рождество в Чернигове дал бал шеф полка барон Меллер-Закомельский. Но Святки павлищевцы встретили у себя в деревне Красное. Теперь Луизия Матвеевна решила не устраивать такого «вселенского съезда», как в прошлом, 1809 году. Она до сих пор неважно чувствовала себя после родов в сентябре, когда на свет появился шестой ребёнок в семье Павлищевых — дочка Маша. Потому приглашены были только свои. Своими жена подполковника считала всех обер-офицеров в эскадроне мужа и ещё двух-трёх верных полковых друзей Ивана Васильевича.

Как было им приказано от госпожи подполковницы, офицеры третьего и четвёртого взводов приехали из Крутогорок в Красное все вместе 1 января к обеду. Знаменитый овальный стол Павлищевых — он разбирался и собирался при помощи шурупов, и хозяева возили его за собой повсюду, из-за того что за него могли сразу усесться человек двадцать пять, — уже стоял накрытым. По традиции, в день святого Василия Великого главным блюдом на нём был фаршированный гречневой кашей жареный поросёнок. Таких поросят, с аппетитно подрумяненной розовой корочкой, на столе имелось три: чтобы каждому из пятнадцати участников трапезы досталось по хорошему куску.

В доме Павлищевых гостей всегда рассаживали, обносили блюдами и винами строго по чинам. Справа от подполковника, сидевшего на одном конце стола, находились его офицеры: от ротмистра Мервина до корнета Александрова, как самого младшего по чину. Справа от Луизии Матвеевны, сидевшей на другом конце стола, прямо напротив мужа, размещались дети: от пятнадцатилетнего Николая до четырёхлетней Анны с гувернанткой. Потому никаких проблем с местами не возникало, они были здесь известны каждому и давно. Но при появлении других гостей, будь они из полка или из многочисленной родни, справа от хозяина или от хозяйки сейчас же освобождали для них стул, и все передвигались на одно или на два места дальше.

Теперь, войдя в комнату, Надежда увидела, что рядом с Иваном Васильевичем сидит не их ротмистр Борис Иванович Мервин, а ротмистр из другого эскадрона Станкович, любезный сердцу подполковника гость и добрый его сослуживец. Ей же сегодня предстояло быть за столом не последней, а предпоследней, потому что, кроме офицеров, на обед был приглашён восемнадцатилетний портупей-юнкер Древич из первого взвода.

Он появился тут недавно. За ним тянулась какая-то тёмная история. На учениях он будто бы по неосторожности заколол рядового гусара и попал под суд. Его родители, люди знатные и богатые, добились отсрочки приговора. Древича отпустили в полк, но не в лейб-эскадрон, где служил он раньше, а во второй батальон, к Павлищеву. Юнкер Древич, нескладный рыжеволосый юноша с голубыми глазами, и в Красном нашёл себе дело. Он сразу влюбился в старшую дочь своего нового командира и начал довольно явно ухаживать за ней.

Праздничный обед затянулся, был весёлым и оживлённым. К гаданию, как и положено, перешли в сумерках. Сначала гадали на воске, растопив его и вылив в лохань для мытья посуды, наполненную холодной колодезной водой. Затем гадали на записках. На края той же лохани с водой прицепили длинные и узкие полоски бумаги с написанными на них пожеланиями. Водила старшая дочь Лиза: крутила рукой воду в лохани по часовой стрелке, потом опускала на неё скорлупу от грецкого ореха с зажжённой свечкой. Скорлупа в конце концов приставала к какой-нибудь бумажке, Лиза указывала на гостя, и он сам себе читал пожелание, иногда — забавное, иногда — не очень. Но все смеялись.

В шесть часов вечера подали глинтвейн и печенье. Потом стали готовиться к маскараду. Специально маскарадных костюмов никто не делал, но были маски, всякие чудные головные уборы из кисеи, картона, серебряной и золотой бумаги, украшенные перьями и цветными нашивками, подручные средства, извлечённые из бабушкиных сундуков.

Елизавета сказала, что будет Принцессой Ночи, и завернулась в чёрную кружевную мантилью своей матушки. Древич избрал наряд венецианского дожа с бархатными плащом и беретом. Подполковник Павлищев стал запорожским казаком в белой рубашке и широченных пунцовых шароварах. Ротмистр Станкович накрутил на голову полотенце в виде чалмы, надел турецкий халат, подпоясал его красным платком и заткнул за него трофейный ятаган, превратившись в янычара. Маленький шустрый корнет Вонтробка решил быть чёртом: намазал лицо жжёной пробкой, вывернул мехом наружу кожаный камзольчик, на голову пристроил шапку с пришитыми к ней рожками из фетра.

На танцах пригласили играть деревенских музыкантов: бандуриста и двух скрипачей. Для того чтобы построить полонез, не хватало дам. Луизия Матвеевна предложила корнету Александрову стать черкесской княжной и взять её корсаж, юбку и кашмирскую шаль. Эту идею вдруг поддержал ротмистр Станкович:

— Соглашайтесь, корнет. Мы с вами составим пару: янычар и черкешенка — и выиграем приз.

— Какой приз? — удивилась Надежда.

— Да, Александр Андреевич, у нас есть приз! — объявила жена подполковника. — Он куплен давно, и все сдавали на это деньги...

— А я не хочу, чтобы господин Александров переодевался! — топнула ногой Елизавета. — Пусть он останется гусаром и будет танцевать со мной!

— Лиза, ведь тебя уже пригласил юнкер Древич.

— Ну и что? Я обещала ему только два танца. Остальные я танцую с папой, с ротмистром Станковичем и корнетом Александровым, маменька!

Луизия Матвеевна очень любила старшую дочь и потакала всем её капризам. Видя, что Лиза готова расплакаться, она сейчас же отказалась от своего предложения насчёт черкесской княжны, чему Надежда была очень рада. Один раз в своей жизни она уже переоделась, и это ей казалось вполне достаточным для пребывания на деревенских Святках в доме эскадронного командира Павлищева.

Танцы оставили весьма разнообразные впечатления. Злобно косился на Надежду рыжеволосый портупей-юнкер, а её потешали его мальчишеские страсти. Елизавета, на глазах у всех превращавшаяся из подростка в милую девушку, доверчиво клала Надежде голову на плечо, вальсируя под звуки скрипки. Рослый Станкович, казавшийся в халате и чалме ещё больше, провожал эту пару задумчивым взглядом.

Когда офицеры Подъямпольский, Вонтробка и Александров через два дня вернулись к себе в Крутогорки, Надежда забыла обо всём. Лишь Станкович, выглядевший так необычно в своём турецком наряде с ятаганом, являлся перед её мысленным взором. Она приказала Зануденко набить и подать ей пенковую трубку, заварить свежий чай. Затем пришёл унтер-офицер Белоконь с рапортом о взводных делах. Но Надежда слушала его невнимательно.