С любовью. Ди Каприо

– И что я ей скажу? – Никита уже понял, что его инициатива с поиском работы принесла совсем не те плоды, на которые он рассчитывал. – Она вообще говорит по-английски?

– Нет, – покачал головой Вир. – Но ты же не болтать с ней будешь, правда? Иди-иди, у меня тут появились кое-какие дела…

Никита в ответ только вздохнул.

Вообще назвать улицей поросшую травой тропинку между хижинами было очень смело. Никита, шаркая вьетнамками, брёл по тропинке, вертел головой и удивлялся.

Тайская деревня совсем не походила на русскую. Никита, особенно в детстве, постоянно ездил к бабушке с дедушкой в село Рогожино под Стерлитамаком и хорошо помнил здоровые дома под шиферными крышами, высоченные заборы разных видов – от сетчатых, из рабицы, до глухих, больше похожих на средневековые частоколы; лай мохнатых псов за мощными воротами и ржавый трактор «К-700» на окраине села, превращённый в лазательный аттракцион для местной детворы.

Ничего подобного здесь, в Таиланде, Никита не увидел. Заборов не было вообще. Никаких. Ни низеньких, ни сетчатых, ни решетчатых. Тайцы, видимо, плевать хотели на то, где проходят границы их участков.

Хижины, больше похожие на сараи, торчали из травы, возвышаясь на столбиках, словно избушки на курьих ножках. Сходство с избушками на этом заканчивалось – большинство стен в тайских домах было из реечек, циновок и листов оцинкованного железа. Примерно так же дело обстояло и с крышами – они были либо из какой-то пожухлой местной соломы, либо из вполне современной металлочерепицы. Окон в домах практически не существовало – видимо, за ненадобностью. Зачем вам окна, если в любой момент можно снять и отложить в сторону весь простенок?

Пока Никита шёл, он не встретил ни одного человека – вероятно, взрослые работали на каких-нибудь плантациях, а дети пребывали в школе, либо в деревне шла вечная сиеста. Так или иначе, но единственными живыми существами, попавшимися ему по дороге, оказались собаки. Пегие, пятнистые, рыжие или песчаной масти псы валялись в тени под хижинами, и когда Никита проходил мимо, лениво поднимали головы, следя за ним печальными глазами. Никакого интереса Никита у собак не вызывал, и, проводив незнакомца взглядом, собаки снова засыпали.

Всего в деревне оказалось около трёх десятков домов, и примерно половина из них была с красными железными крышами, на которых торчали решётки и тарелки телевизионных антенн. Очень скоро Никита понял, что дом вдовы он не найдёт, и просто шёл, решив, что совершит променад и вернётся в бар к Виру.

С каждым пройденным шагом он всё отчётливее понимал, насколько тут всё иначе. Всё, буквально всё вокруг было непривычным, чужим, странным и даже страшноватым. Зелень, кусты, трава и деревья заполняли собой всё свободное пространство. Листья, цветы, плоды всевозможных размеров висели над головой Никиты, но если он даже ради любопытства протягивал руку, чтобы коснуться какого-нибудь понравившегося цветочка, тут же приходилось эту самую руку отдёргивать, потому что на ветке рядом с цветком немедленно обнаруживалась изумрудно-зелёная ящерица, жук или паук размером с пятерню взрослого мужчины. А змея, обвившая собой стволик усыпанного жёлтыми, похожими на груши плодами деревца, напугала Никиту так, что он перешёл на мелкую рысь, едва не потеряв тапочки.

Отдышавшись после встречи со змеёй, он уже было решил закругляться с прогулкой, но тут раздался пронзительный визг, и из зарослей возле соседней хижины прямо под ноги Никите вылетело нечто.

Нечто было волосатым, стремительным и дико громким. Больше всего оно напоминало небольшую живую торпеду, для чего-то оснащённую ещё и генератором звуковых импульсов. «Наверное, такой штукой хорошо разгонять несанкционированные митинги и демонстрации», – подумал Никита, едва увернувшись от волосатой торпеды.

А вот от пожилой тайки, выскочившей из хижины, увернуться не получилось. Маленькая подвижная старуха налетела на Никитку, словно боец муайтай, и сбила его с ног, при этом ухитрившись не упасть.

– Твою мать! – с чувством выругался Никита, глядя на старуху снизу вверх.

– Куантяй! – прочирикала старушка, сложила перед собой руки и поклонилась. – Сават дии… Сабаай диии май?

«Чёрт, – подумал Никита. – Она решила, что меня зовут Твою мать».

Он поднялся на ноги, поклонился в ответ и, тыча пальцем в грудь, по слогам произнёс:

– Ни-ки-та.

Но старуха не слушала его и смотрела куда-то за спину Никите. Обернувшись, он увидел в паре шагов от себя небольшого поросёнка, покрытого густой чёрной шерстью. Перестав быть живой торпедой, он выглядел вполне симпатично, и было странно, как такое небольшое существо могло так быстро передвигаться и издавать такие громкие звуки.

Мелкими аккуратными шажками обойдя Никиту, словно он был столбом или деревом, старушка двинулась к поросёнку, тоненько подманивая его странными словами:

– Ми-ми-ми…

Поросёнок покосился на старуху лиловым глазом и медленно попятился. Никита с интересом наблюдал за этой своеобразной поросячьей корридой.

– Ми-ми-ми… – напевала старуха.

– У-и-и-и! – взвизгнул поросёнок и обежал Никиту по кругу, спрятавшись за ним, опять же словно Никита был не живым существом, а столбом или деревом.

Старуха остановилась, выпрямилась, насколько смогла, и с ледяным презрением произнесла тоненьким голосом длинную и, видимо, ругательную тираду, закончив её фразой:

– Твою мать!

Никита едва не подпрыгнул от возмущения, но старуха уже шла к своей хижине, напоследок плюнув в сторону поросёнка.

Наступила тишина. Поросёнок сидел в траве и смотрел на Никитку влюблёнными глазами. Солнце зашло за верхушки деревьев. Сразу стало сумрачно и неуютно.

– Иди домой! – сказал Никита поросёнку, повернулся и пошёл в бар к Виру.

Через некоторое время он услышал за спиной какие-то звуки, обернулся и обнаружил, что поросёнок следует за ним.

– Иди! Домой! – закричал он на живую торпеду и для убедительности замахал руками.

Поросёнок немедленно уселся и уставился на Никиту. Определённо этот большой и громкий фаранг ему нравился. Почему-то Никите вспомнилась история про преданность. У одного мужика была змея, он с ней играл, кормил, а потом она укусила его за палец, очень легонько, практически царапину оставила. Мужик, тем не менее, на змею обиделся, потом смотрит: а она так на него преданно и грустно смотрит, ползает за ним по всему дому, даже в ванную заползает и в глаза заглядывает: «Прости, мол, хозяин». С утра мужик просыпается, а змея рядом с ним сидит, смотрит грустно. Он аж расчувствовался – какая тонко чувствующая зверюга! А говорят, что только собаки на преданность хозяину способны… Но укушенная рука при этом у него слегка опухла. Тогда он сгрёб змею в охапку – и к доктору. Там и выяснилось, что этот вид змей ядовит, только яд у них очень слабенький, поэтому они кусают, а потом тупо две недели таскаются за жертвой, ждут, пока она подохнет.