С мамой о прекрасном. Зарубежная живопись от Яна ван Эйка до Пабло Пикассо

Этот миф оказался живучим, потому что Пиросмани был удивительным художником и потому что он был и остался художником, которому нет равного в веках. Он работал в стиле примитивизма, потому что был самоучкой и нигде не учился. На его картинах те образы, которые являлись к нему. Те образы, которые он видел. Та маленькая страна, в которой он жил, где он любил, хоть иногда и безответно. Но как он сумел сделать ее теплой, красивой, открытой, приятной для всего мира! Пиросмани иногда сравнивают с Анри Руссо. Но насколько же Руссо более манерный по сравнению с Пиросмани, насколько менее искренний! Хотя тоже великолепный, великий.

Пиросмани создал жанр фантастического реализма. У него все вполне реально, но при этом есть ощущение абсолютной сказочности. И все, что говорят о нем, – все это правда и одновременно миф.

Он действительно родился в бедной семье. Отец его работал садовником в поместье богатого бакинского фабриканта Калантарова. Вдова этого фабриканта по-доброму отнеслась к Нико, у которого рано умер отец, умерли мать и старший брат. Она понимала, что это мальчик с богатым внутренним миром. Старалась его не обидеть. Она говорила: «Не трогайте Нико, Нико не такой, как все!»

Актриса Маргарита

1909 год.

Он действительно был не такой, как все, с самого детства. У него был свой внутренний мир, он был страшно обидчивый, у него были какие-то фантазии. У него вообще не было ощущения времени. Он не понимал, как это – «приди к этому часу и сделай то-то». Он только понимал, что он не такой, как дети хозяев, и страдал от этого. Долгое время он жил в этом гостеприимном доме, но уже понимал, что нужно, наверное, ему уходить. И наступает момент, когда он начинает самостоятельную жизнь.

Характер формируется, а вот дар еще не пробивается. Нико организует живописно-малярную мастерскую, но прогорает. Какое-то время работает на железной дороге (с 1890 по 1894), но эта работа – нетворческая – не пришлась ему по душе. Когда он уволился, ему выплатили выходное пособие, на которое он купил молочную лавку. Вскоре нашелся компаньон – Дмитрий Алугишвили.

Семейная компания

1907 год

Но торговать Нико тоже не любил. Не то чтобы он был ленивым. Нет, ни в коем случае. Просто это как-то некрасиво – торговать. Брать деньги. Он уходил на целый день, а компаньон прибегал: «Боже мой, Нико, что ты наделал, лавка открыта!» Он отвечал: «Пусть так берут». Вот это его характер. Может быть, этот рассказ – тоже один из мифов.

Что поражает в картинах Пиросмани? Поражает прежде всего даже не искренность. Искренность – это, безусловно, необходимый атрибут наивного искусства. Но в Пиросмани поражает умение взглянуть на мир новыми, свежими, абсолютно невинными глазами и изумиться этому миру. Удивиться его красоте. Удивиться его величию. А величие он видел во всем. В куске хлеба, который лежал на столе. В бурдюке вина. В луне, которая появилась на небе. В мужчинах, которые приходили на кутёж. Это удивление и радость перед красотой мира.

Он писал иногда на жести, иногда на клеенках. Были такие черные и белые клеенки, замечательный, кстати, материал. Краски он делал сам.

Фуникулер в Тифлисе

Начало ХХ века

И остались картины. Он написал их на самом деле более двух тысяч. А осталось всего 300 работ. Но какого качества! Его письмо плавное, тягучее, густой мазок, который потрясающе держит форму. И перспектива есть у него. Картина «Фуникулер в Тифлисе» – там и перспектива, там все есть. Но это все присуще только ему, его собственному видению.

Даже трудно сказать, что он прошел какие-то этапы в своем развитии. Какие-то картины у него, например вывески духанов, – сразу, с самого начала «настоящие». Люди в своем времени, люди при своем занятии. Люди достойные, люди уважаемые. Никакой суеты. Он на самом деле больше всего любил проводить время в духане. Почему? Вот там, ему казалось, люди занимаются делом. Вот там они спокойно сидят, спокойно выпивают, спокойно обсуждают свои проблемы. Вот это красивое времяпрепровождение. А то, что они работают, – это казалось ему какой-то суетой. Это не была для него настоящая, красивая жизнь. Вот жизнь красивая – здесь.

Да, его называли человеком не от мира сего. Он и правда был человеком не от мира сего. Вел бродячий образ жизни. Часто никто даже не знал, где он ночует. Но каждое утро он появлялся перед духаном со своим ящичком – у него был красивый деревянный ящичек с красками. И он всегда был в чистой рубахе и не носил маленьких войлочных шапочек, как все. Он ходил в шляпе. Его уважали, называли «жантельмен». При этом он был негордый, слушался своих заказчиков. И если ему говорили: «Нико, прошу тебя, нарисуй на этой вывеске зайца», – рисовал. Казалось бы, при чем тут заяц на вывеске кафе, ресторана? А он рисовал. Он шел навстречу заказчику и никогда не говорил, что ему мало дали денег. Это все было ниже его.

Трудно нам понять его – он жил в своем собственном мире. Быть может, большие деньги его бы сгубили. Хаим Сутин, когда стал большим художником, все равно ел из консервных банок, даже живя в пятизвездочных отелях, и оставлял всюду эти банки, вскрытые консервным ножом. Потому что для него, как и для Пиросмани, это было неважно.

Портрет Георгия Саакадзе

1913 год

Пасхальный барашек

1914 год

Пиросмани любил изображать животных – но он не был анималистом. Животные – это были характеры. Это была сила, это была ревность, это была храбрость, это был грузинский фольклор, который жил в нем. Это было уважение к Руставели. Пиросмани был грамотным человеком, что, в принципе, неудивительно, – он воспитывался в семье Калантаровых и там многому научился. Он знал русский язык и вывески писал по-русски.

Но вот Пиросмани все больше и больше пьет. Он опускается. И когда его нашли братья Илья и Кирилл Зданевичи, которые и сделали Пиросмани имя, и Илларионов приехал в Тифлис, когда они отыскали этого художника и поместили в одной из тифлисских газет статью о его творчестве, – он становится знаменитым. Но нельзя сказать, что известность радовала его. Это не было в духе Пиросмани. Его известность не радовала. Наоборот. В той же газете, где написали о нем, потом поместили карикатуру на него (а может быть, и просто дружеский шарж). А для него это было оскорблением – если он изображен как-то не так, как ему хотелось, как он видел себя. И он ушел от этого. Он страшно переживал.