С нами были девушки

Было о чем поразмыслить командиру батареи!

2

Сигнал «Воздух», прозвучавший сначала на посту ноль девять, быстро прошел всю цепочку оповещения: через ротный и батальонный посты на главный пост командующего войсками противовоздушной обороны Румынии и молнией долетел в Москву. На нескольких оперативных схемах, от небольшой — в оперативной комнате первой роты — до гигантской схемы противовоздушной обороны территории нашей страны и государств, освобождаемых Советской Армией, возле самой линии фронта, в районе Южных Карпат, появилась еще одна синяя пометка — в воздухе вражеский самолет.

После краткого сообщения цепочка, которая связывала настороженных солдат и офицеров, от наблюдателя — ефрейтора Чайки до пожилого полковника в Москве, умолкла, замерла на несколько минут, будто оборвалась. Затем она опять ожила, пульсирующей артерией связав Москву с прифронтовым постом в далекой Румынии, но теперь ток шел сверху вниз. Москва запрашивала главный пост в Румынии, тот в свою очередь — батальонный пост Моховцева, а оттуда — посты Лаврика: «Куда исчез «фокке-вульф»? Почему нет дальнейших сообщений? Ведь не мог же самолет растаять в воздухе!»

События происходили над важным военно-промышленным объектом — нельзя было спокойно ожидать дальнейших сведений. Опытные офицеры — оперативные дежурные — знали, что такая задержка обычно оборачивается потом какой-нибудь неприятностью.

Седеющий полковник из Москвы спокойно и властно приказал дежурному в Румынии немедленно доложить обстановку в воздухе» хотя у полковника под наблюдением был весь гигантский фронт от Черного моря до Ледовитого океана и на его схеме вражеский самолет над Южными Карпатами был один из многих.

Майор с главного поста, нервничая, требовал объяснений от лейтенанта Грищука, оперативного дежурного батальонного поста.

Грищук в свою очередь мог получить сведения только от постов Лаврика, над расположением которых появился, а потом словно растаял этот самолет; кроме наблюдателя с ноль девять, его никто не успел увидеть… Случилось так потому, что в отличие от обычной дислокации Моховцеву пришлось рассредоточить посты на значительном, не предусмотренном уставными нормами расстояния. Враг под натиском советских полков быстро отступал, и войскам противовоздушной обороны приходилось прикрывать большую, чем обычно, территорию.

А Лаврик уже нажимал изо всех сил. Он не отнимал от уха телефонную трубку аппарата, соединявшего ротный пост с цепочкой постов на подступах к Плоешти, и обещал из каждого начальника поста и командира взвода Ляхова, а особенно из Давыдовой, «сделать вареную бульбу», если тут же не будет доложено, где самолет…

И вот наконец Давыдова звонким от волнения голосом прокричала Лаврику, что враг сбит зенитчиками и упал юго-восточнее поста.

Командир роты облегченно вздохнул и немедленно позвонил на БП. Цепочка опять ожила. Грищук доложил оперативному дежурному главного поста, но там уже приняли точно такое же сообщение с командного пункта зенитной части и теперь извещали Москву. На протяжении всей этой длинной цепочки солдаты и офицеры с удовлетворением передавали: «фокке» сбит. Это означало, что не сможет он сбросить бомбы на цель, что не будет бушевать пламя в нефтяных складах, не будут взлетать в воздух промыслы, корчиться в огне люди, что спасен бензин для самолетов, для танков, рвущихся к логову фашистского зверя…

Даже привыкший к таким сообщениям седоватый полковник чуть ухмыльнулся в усы, обозначая на схеме место гибели врага. А Лаврик позвонил Давыдовой: «Молодцы, девчата, черт вас подери!» — совершенно забыв о недавнем обещании сделать из этих молодцов «вареную бульбу».

Цепочка от ноль девять до Москвы опять затихла, успокоилась. С этим, вражеским пролетом, казалось, было покончено.

…Но не так спокойно было на самом месте события. Зина нервничала: она еще раз увидела самолет, когда, окутанный дымом, он, будто метеор с черным хвостом, пролетел к земле. Тогда уже поздно было проверять, не ошиблась ли она, правильно ли распознала. Но этот сбитый «фокке-вульф» показался очень странным, и теперь что-то беспокоило ее, какая-то тяжесть легла на душу…

А командир батареи тревожился еще больше. И когда через полчаса к нему подбежал запыхавшийся старшина и сказал: «Боинг», ему ничего не оставалось, как поднять телефонную трубку и, собрав все мужество, доложить начальству, что случилась непоправимая ошибка: сбит не фашистский «фокке-вульф», а американский «боинг», что ни летчиков, ни их трупов не обнаружено и, возможно, они спаслись, спустившись на парашютах над румынским селом.

Траурно-тихо поползло это новое сообщение по цепочке, все выше и выше, уже не только к полковнику из штаба противовоздушной обороны, но и в Ставку…

Андрей Земляченко заглянул к Грищуку в оперативную комнату как раз тогда, когда появилось первое сообщение о «фокке-вульфе». Волей случая он, хотя и не дежурил сегодня на батальонном посту, тоже был включен на некоторое время в цепочку событий. Андрей обрадовался, услышав, что «Воздух» объявляет ноль девять. «Может, как раз Зина дежурит… — подумалось ему. — И это она заметила врага… Молодцы девчата, такого зверя поймали… Ведь этого немецкого хищника, который несет огромный бомбовый груз, не часто можно увидеть в воздухе».

Андрей успел еще узнать, что враг сбит, и, счастливый, ушел на радиостанцию…

* * *

Вскоре во дворе прозвучал длинный сигнал командирской машины. Раз. Еще раз. Дежурный по части техник-лейтенант Сазанов опрометью выбежал из караульного помещения.

— Вам что? Персональную просьбу нужно? А? — набросился на него Моховцев, высунувшись в открытую дверцу.

Сазанов молчал.

— Меня вызывают к командующему. — Полное лицо капитана было мрачным, сердито поблескивали серые глаза. Он посмотрел на дежурного, точно пытался проникнуть в душу молодого офицера. — Чтоб был порядок! Ясно?

— Так точно! — гаркнул на весь двор техник-лейтенант.

Комбат откинулся на спинку сиденья, надвинул на лоб фуражку. Шофер, зная характер капитана, рванул с места так, что Максименко — дневальная у ворот — еле успела отскочить в сторону. Подпрыгивая на мостовой, «козел» помчался вдоль улицы.

Андрей стоял в дверях радиостанции и слышал громкий разговор комбата с Сазановым.

«Зачем его глядя на ночь вызывают к командующему? — удивился Земляченко. — Неужели персональная благодарность за самолет?.. Но почему тогда он такой злой?»

3

Смоляров прибыл из роты, когда Моховцев уже выехал в Бухарест. После отбоя замполит прошел в свой кабинет и там нетерпеливо ждал возвращения командира. Он уже знал все, что случилось на посту ноль девять.

Капитан пытался работать. Разложил на столе журналы с бумажными закладками, достал из сумки свежие газеты и начал готовиться к предстоящей беседе с солдатами. Но статьи, из которых он обычно брал материал для своих бесед, сегодня показались ему далекими от волнующих событий, которые произошли в батальоне.