Annotation

Пересичанский Юрий Михайлович

Пересичанский Юрий Михайлович

С Небом Наперегонки

ЮРИЙ

ПЕРЕСИЧАНСКИЙ

С НЕБОМ

НАПЕРЕГОНКИ

ПОЭЗИЯ

ПАМЯТИ

ВЛАДИМИРА ВЫСОЦКОГО

1.

Давно ль Христовы раны открывались

Глазами Лазаря в сердцах врагов?

Давно ли Савла в Павла превращали

Мелодиею сброшенных оков

Твоя гортань на ноте прорицанья,

Твоя, на вздохе откровенья, грудь,

Органными мехами потрясая

Безликий свод, куда лишь орды прут

Пожитки ненасытных суесловий?

В хмельных глазах, распластанных под ноль,

Голгофу дыбил голос твой давно ли?

Глазам твоим лишь мир иной давно ль?

Давно... А будто вот, за поворотом --

С налета в лоб звон струн и хрипотца,

Как лат бряцанье, страха и упрека

Не ведающее -- гитары царь!

О, рыцарственный строй былых мгновений,

Поминовеньем скорбных лет восстань во мне,

Таранным лязгом лобового пенья

Броню забывчивых времен разбей!

Восторга пилигрим, мытарствуй с миром,

В пустыне беспросветной немоты

Нещадно расточай глагола миро,

Любимец замогильных палестин.

2.

Разбег был крут, а смерть - полет, паденье ль?

Искупится ли весь надменный быт

Парением коленопреклоненья

Пред искренностью "быть или не быть"?

В "Охоте на волков" играешь Волка --

То Гамлета ль себе в суфлеры брать,

Иль в оцепленье, на потребу толпам,

Флажком испуга рдеть и трепетать?

На сцену хлынула возня галерки.

На небе дно. И все едино мне,

Где Гамлет -- в гардеробной иль суфлерской.

Вот жаль Офелию -- ей на панель.

Увы, лягушка не всегда царевна.

Толпа -- всегда толпа, а не народ.

И только лишь чекан стихотворенья

Сквозь ретушь времени судьбу ведет.

ОКТЯБРЬ

1. Узнаванье октября.

Сожженных мостов остывающим пеплом

ложится листва в пестрый наст бытия.

В зеркал отрешенье подобьем поблеклым

отторгнут -- о Боже!
– - да это ли я?

Моя ли рука содроганьем отметит

сникающий пульс, словно мельк маяка

в густеющем сонмище шторма -- несметен

провал или вал в маяте моряка?

Горька, солона на меже предрассветной

несбыточность снов, и к рассвету закат

так близок, как призрак седеющей вести

предснежья зимы в октября облаках.

2. Ветхозаветность октября.

В утробе требы октября,

как в озареньях поглощенного Ионы,

Ниневии наития горят

немыми угольками исподбровья.

Испробована соль стократ,

И снова рыка льва непревзойденней

собачий вой: Экклезиаст --

последний полнолунья акт задернут.

Июлю в след октябрь попал,

как в след Израиля Иеремия,--

о, лета бабьего печаль,

тебя ль нарек Амнон Фамарью милой.

3. Последний бунт октября.

Просторы убраны блистаньем паутины.

Тоскливостью высокой взбиты облака --

шиньон Антуанетты перед гильотиной:

и падает кровавым лезвием закат.

В отребьях траурного обрамленья веток

на месте, падающей в обморок, листвы

зияют, жадным к зрелищам кровавым, блеском

невосполнимые пробелы пустоты,

как взгляды, жадной к наслажденьям казнью, черни.

Широк прощальный осени невинной жест,

как повелителя поклон надменный,

прощающий толпе мытарства королей.

К Г0Д0ВЩНЕ ГИБЕЛИ "КУРСКА"

Тень, спину прикрывающего, друга,

подругу слез мужских, надгробных слов,

промозглой до кости, продроглой грудью

встречать -- да по плечу ли этот стон,

уставшим чтить уставы сухопутья,

устам, уставшим даже от забав

кораблики мыслишек пресных путать

и мелководьем шлягерным пускать.

Курортный раж, азарт загара -- лето...

Душ-тел, вокзалов-багажей бог -- юг...

Буфет-купе, пропито и пропето:

на юг -- на юг..., на юг -- на юг... И вдруг!

Стучат?!.
– - Крым, Сочи -- все покрыла вести

девятым валом северная ночь...

Москва -- Курск -- Киев, города и веси --

стучат?!.
– - жена, невеста, мать и дочь...

Стучат?!.
– - в груди подлодки не бывает

чужих сердец , чужих смертей -- стучат?!.

Нет в горе слез чужих, чужих печалей:

стучат?!.
– - стучат?!.
– - отец, товарищ, брат...