С открытым забралом

10

Над Петропавловской крепостью развевался красный флаг, и это почему-то поражало.

Куйбышев снова находился на улицах Петрограда, в кругу давних боевых друзей. Но сейчас перед ним был не тот, старый Питер, к которому он привык. Этот Питер бурлил, кипел, на улицах гремели выстрелы.

Кто в кого стреляет?

— Временное правительство стреляет в рабочих и солдат, — объяснил Бубнов. — Милюков в своей вчерашней ноте пообещал союзникам довести войну «до решительной победы». Ну, рабочие и солдаты возмутились. Идем к Мариинскому дворцу!..

Площадь перед Мариинским дворцом, резиденцией Временного правительства, оказалась запруженной вооруженными рабочими и солдатами. Был здесь запасной батальон гвардии Финляндского полка, первым выступивший против Временного правительства, солдаты Павловского, Кексгольмского, Московского полков, матросы...

— Милюков, в отставку!

— Да здравствует мир без аннексий и контрибуций!

— Да здравствует Совет рабочих и солдатских депутатов!

— Требуем вскрытия тайных соглашений!

Прибывали все новые и новые колонны рабочих с флагами.

— Трубочный завод, — определял Бубнов, — кабельный. А те — «Сименс и Гальске», «Сименс и Шуккерт», а это с плакатом «Вся власть Советам!» — гвоздильный.

Начался митинг.

Эсеры и меньшевики из Петроградского Совета прислали специальную делегацию «для успокоения толпы». Но их не слушали.

— Никакого доверия Временному правительству — вот наша резолюция! — провозглашал рабочий оратор. — Вся власть Советам!

— А у вас тут страсти накалены сильнее, чем я думал, — сказал Куйбышев.

— Погоди, еще не то увидишь.

Накал революционной энергии в самом деле не спадал. И на второй день улицы города были заполнены демонстрантами. Теперь во главе рабочих колонн шла рабочая милиция с винтовками — для защиты знамен.

Вооруженное столкновение произошло возле Казанского собора. На демонстрантов напали вооруженные офицеры, юнкера и воспитанники кадетского корпуса. Они открыли пальбу по рабочим. Но тут появился отряд Красной гвардии. Красногвардейцы, не сделав ни единого выстрела, прикладами винтовок разогнали провокаторов.

Куйбышев наблюдал удивительную картину. Параллельно с колоннами рабочих, несших плакаты: «Никакого доверия Временному правительству!» и «Вся власть Советам!» — двигались автомобили с плакатами другого толка: «Доверие Временному правительству!», «Да здравствует Милюков!», «Арестовать Ленина!».

Командующий Петроградским военным округом генерал Лавр Корнилов, желая спровоцировать рабочих на преждевременное вооруженное выступление, приказал направить к Зимнему дворцу две артиллерийские батареи.

— А кукиш не хочешь? — ответили ему по телефону артиллеристы.

Да, накал страстей становился все сильней и сильней. Казалось, страна на волоске от гражданской войны. Пожалуй, так оно и было в те дни.

Грозовая атмосфера заражала, будоражила Куйбышева. Отсюда события в Самаре казались частными, малозначащими. Здесь сейчас решался вопрос: быть или не быть революции! Так ему казалось, и он готов был с винтовкой в руках, как рядовой, драться с офицерьем, которое повсюду хотело преградить путь рабочим колоннам. Те, в мундирах, с аксельбантами, были его заклятые враги, и как-то забывалось, что ведь он и сам мог стать одним из них, если бы не ушел в революцию. Но он знал: одним из них не стал бы никогда! Сейчас они сошлись вплотную, грудь с грудью...

Куйбышев находился в Петрограде всего несколько дней, но уже успел врасти в него, понять расстановку сил, стать активной движущей силой большевистских идей. Кризис Временного правительства был налицо. Из-за этого кризиса пришлось даже перенести конференцию с 22 апреля на более позднее число.

Неделя общения с Ильичем. Конференция, которой, как понимают делегаты, суждено сыграть особую роль в истории не только России, но и всего человечества. Конференция, которую можно приравнять к съезду по ее значению. Первая легальная конференция. Радостная встреча со Свердловым здесь же, на конференции, в здании Высших женских курсов на Петроградской стороне. Знакомство с Ворошиловым, Дзержинским. Дзержинский был лет на десять старше Куйбышева, но показался очень молодым: гладко выбритая голова, четкие брови, что-то ястребиное во всем облике. Об этом человеке ходили легенды, о его бесстрашии и несгибаемости, и он остро интересовал Куйбышева. Год назад Дзержинского после всех тюрем и ссылок вновь приговорили к шести годам каторжных работ. Освободили его из Бутырской тюрьмы рабочие и прямо в арестантской одежде повезли в Моссовет. Бубнов рассказывал про него:

— Неверие эсеров и анархистов в победу революции лучше всего характеризует случай с Дзержинским в Бутырской тюрьме. В прошлом году Феликс Эдмундович сказал анархисту Новикову: «Я убежден, что не позднее чем через год революция победит». А Новиков ему: «Не может быть. Держу пари: если оправдается, Феликс, ваше предположение, то я отдаюсь вам в вечное рабство». Так что теперь Дзержинский — большевик-рабовладелец. Он так и представляет Новикова: «Вот мой раб!»

— Ну я промазал, — сказал Куйбышев, — мог бы сделаться крупным рабовладельцем, заключая пари с меньшевиками и оборонцами всех мастей.

Участники конференции пришли задолго до ее открытия. Толкались в зале, в коридорах, встречали знакомых, слышались радостные возгласы.

Ильича не было, и все с нетерпением ждали его приезда. И вдруг кто-то крикнул:

— Ильич здесь!

Куйбышев, позабыв обо всем на свете, не боясь показаться невежливым, со всех ног кинулся в коридор к дверям.

Он увидел его...

Ленин бодро, почти стремительно шел по коридору, окруженный делегатами, на ходу разговаривал с ними, улыбался, хмурился, жестикулировал. Он был в суконном зеленом френче с круглыми кожаными пуговицами, в ботинках на очень толстой подошве. Невысокий, рыжеватый человек с острой бородкой. В быстром взгляде его карих глаз сразу же ощущалась сосредоточенная энергия. Как и ожидал Куйбышев, у Ленина было значительное лицо, настолько неожиданное, что сразу думалось: такому трудно прятаться от полиции — подобных лиц больше не встречается. И дело было даже не во внешнем облике, а в чем-то почти неуловимом, что отличало Ленина от остальных людей. Не в физической мощи головы, лба, от которого словно бы излучается свет. А в выражении рта и глаз, очень изменчивом, но постоянно свидетельствующем о высокой одухотворенности этого удивительного лица: глаза искрятся юмором, весельем, в углах рта легкая ирония, но брови строгие, угловатые, они как бы выдают предельно строгую спокойно-уверенную натуру этого человека, подчиненную логически отточенной всеобъемлющей идее.

Зная почти каждую его работу, Куйбышев соотнес интеллектуальный облик Ленина с его вот этим внешним обликом и уловил некое единство, некий органический сплав. Ленин просто не мог быть другим. В чем тут дело, Куйбышев не смог бы ответить. Он глядел на Ильича во все глаза, шел рядом, разгребая могучими руками всех других, кто хотел увидеть, услышать Ильича, и не чувствовал себя эгоистом. Был только Ленин. Он один.

— Ленину открыть конференцию! — закричал Куйбышев во все горло и не удивился своей невыдержанности.

— Ленину! Ленину!

Ильич прошел к столу президиума. Никакой трибуны не было.

Ильич заговорил, чуть выйдя из-за стола. Он смотрел в глаза всем, видел всех. Волевые слова заполнили зал, заставили сильнее биться сердце: на долю российского пролетариата выпала великая честь начать социалистическую революцию! И от сидящих здесь, в зале, во многом зависел успех этого грандиозного, небывалого дела — вот что понял каждый. Сейчас зримо происходило сплочение всей восьмидесятитысячной партии вокруг ленинских тезисов, концентрировалась в единый стальной кулак воля партии. Тут совершался некий таинственный процесс слияния воль, очищения от временных заблуждений.