S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I

Эффект когнитивной инерции – ключевая причина их медлительности в реакции на новые раздражители. Пока они едят, их сенсорное окно сужается, приоритет обработки входящих стимулов сменяется на утилитарный – насыщение. Это заметно по их замедленной реакции на движение, звуки, даже на резкие вспышки света. Лишь резкий физический контакт с более привлекательным источником пищи, таким как иммунный или другое незараженное животное, могут «переключить» их поведенческую модель.

Бегуны, напротив, демонстрировали более сложную реакцию на раздражители. Их сенсорика была чувствительнее, обработка информации – быстрее. Они достаточно развиты, чтобы учитывать вероятность угрозы: их зрительная система более адаптивна, анализатор движения работает в значительно более высоком частотном диапазоне. Они оценивают окружение на основе поведенческих корреляций: если объект неподвижен, его можно игнорировать; если движется нестандартно – нужно насторожиться.

Это подтверждалось их реакцией на болты. Когда стрела Марка ушла в тело медляка, тот только заурчал, а его сородичи даже не оторвались от трапезы. Но когда болт Оскара повредил череп бегуну, второй бегун мгновенно отпрянул, вскинул голову и замер, анализируя ситуацию. Но он не реагировал на боль собрата – он анализировал факт неожиданного вмешательства в его окружение.

Это была разница между примитивным рефлексом и зачаточной адаптивностью.

Марк прикусил щёку. Если бы стая состояла из более опытных заражённых, они бы уже были мертвы. Они израсходовали кучу болтов, а лидер стаи всё ещё не показался.

Из глубины тоннеля послышался утробный клёкот.

Звук был не просто низкочастотным, он резонировал в пределах диапазона, на который особенно остро реагировали травоядные. Это был не просто рык – он содержал в себе инфразвуковые составляющие, ударявшие по вестибулярному аппарату и подкорковым зонам, отвечающим за страх и паралич реакции. На шум заявился вожак стаи.

Глухие удары лап о каменный пол не просто сотрясали грунт – плоть медведицы уже начала переходить в иную фазу биологического существования. Каждое касание было более упругим, менее инерционным, а энергия импульсов расходилась равномерно через кинетическую цепь её мускулатуры, гася избыточное напряжение.

Нет, это уже была не медведица.

Глаза твари претерпели радикальную трансформацию, полностью утратив привычное строение. Зрачки расширились до максимума, поглотив радужку, а склера обрела насыщенную угольно-чёрную пигментацию, минимизирующую рассеивание света. Оптический аппарат был теперь ориентирован исключительно на эффективность в условиях недостаточного освещения: его способность улавливать фотоны возросла многократно, позволяя существу видеть в абсолютной темноте. Отсутствие привычной диафрагмы привело к увеличению фокусного расстояния — глаз фиксировал объекты не только на близких, но и на значительных дистанциях, расширяя диапазон восприятия.

Однако столь радикальная адаптация породила и серьёзные изъяны. Глаз, лишённый механизма быстрой регуляции светового потока, стал критически уязвим к резким всплескам освещённости. Любая мощная вспышка вызывала полную потерю зрения, поскольку процессы фотоадаптации замедлились, а компенсирующих структур больше не существовало. Кроме того, привычные ресничные мышцы, отвечавшие за аккомодацию хрусталика, деградировали, а их место заняли развивающиеся волокна, схожие с теми, что присутствуют у головоногих моллюсков. Новый механизм регулировки фокусного расстояния основывался не на изменении кривизны хрусталика, а на сжатии и растяжении всего глазного яблока. Этот процесс был значительно медленнее, что ухудшало резкость восприятия динамических объектов и снижало способность к мгновенной адаптации на средних дистанциях.

Таким образом, зрение существа оказалось на переходной стадии: уже не принадлежавшее животному, но ещё не достигло совершенства заражённых высших стадий. Оно позволяло ему доминировать в темноте, но делало уязвимым в резких световых контрастах. Нестабильность фокусировки вынуждала полагаться в большей степени на другие сенсорные системы.

Слуховые проходы расширились, а сама ушная раковина изменила геометрию – пассивные мембранные структуры усилили восприятие ультразвуковых колебаний, но при этом стали глухими к большинству обычных частот.

Обонятельные эпителии разрослись, захватив часть носовых пазух, что усиливало способность улавливать молекулярные следы биомассы.

Челюсть расширилась в стороны, а надкостница альвеолярных отростков начала уплотняться, образуя грубые костяные перегородки. Старые зубы ещё сохранялись, но межзубные промежутки уже покрывались белёсым налётом, который позднее превратится в монолитный ороговевший массив.

Плечевой пояс укрепился за счёт гипертрофированного роста подлопаточной и большой грудной мышцы, увеличивая диапазон пронации конечностей.

Локтевые суставы получили дополнительную степень свободы благодаря перераспределению сухожильных креплений, что позволяло лапе работать не только в сагиттальной, но и во фронтальной плоскости.

Глубокие слои фасций переродились, сформировав более плотную соединительнотканную сеть, обеспечивающую мгновенное перераспределение нагрузки и компенсацию ударных импульсов.

Гипертрофия икроножной и камбаловидной мышц привела к росту прыжковых характеристик, что, в совокупности с укорочением и уплотнением ахиллова сухожилия, обеспечивало мгновенную реакцию и увеличенную дальность толчка.

Бёдра увеличились за счёт гипертрофии медиальной широкой мышцы, а подвздошно-поясничный комплекс укрепился для стабилизации корпуса в поворотах.

Амортизационные механизмы также претерпели изменения. Эластичные структуры подкожного слоя в дистальной части конечностей стали уплотняться, компенсируя удары и минимизируя отдачу.

Медведица снижала центр тяжести, перераспределяя вес не только за счёт сгибания конечностей, но и за счёт активного контроля баланса через сенсорные рецепторы в сухожильных структурах.

Каждый шаг был не просто резким толчком – это была цепная кинетическая реакция, вовлекающая всю мускулатурную систему в единый процесс.

Она неслась вперёд, расталкивая медляков, как смятую ветошь, а её изменённая биомеханика делала её не просто хищником, а созданием, адаптированным к идеальному убийству.

Оскар выстрелил, но промахнулся — она двигалась слишком быстро, и реакция заражённой превзошла его ожидания. Болт Марка вошёл в переднюю лапу твари, глубоко засев в плотных тканях. Лотерейщица взрыкнула, но даже не сбавила скорости. Мужчины видели, как на них несётся злая бестия, но даже не дрогнули и не пошатнулись — знали, что их атака лишь первая нота в симфонии её неминуемой гибели.

А на месте Горгона виделось лишь облачко солёной пыли.

Он рванул на такой скорости, что сразу поскользил над землёй, плавный и беззвучный, как ночной мотылёк, несущийся к пламени. Его движение было слитным, непрерывным, как поток воды, стремящийся найти слабину в камне. Лотерейщица, увидев приближение живой цели, рванула вперёд с новой силой. Ведомая плотоядной яростью, в которой смешивалось желание съесть и убить, она не заметила главного.

Старый, добрый металлический трос.