S-T-I-K-S Изолированный стаб

Вот тут началась реальная суетища. Народ забегал. Через двадцать минут мы оказались за столом главного начальника. Нас наспех попытались разоружить, но мы не дались, тогда плюнули и также наспех попытались накормить и одновременно допросить, совместив эти два процесса. Тут без вариантов, либо допрос и кормление, или голодные топаем. Мы были не против и допрашивались с набитыми ртами.

Вначале процесс допрашивания шёл своим ходом, но тут появился он! Это был Гоги. Какой-то дальний родственник Чеха из другого мира, но у них имелся общий шестиюродный дядя, а они получались многоюродными братья. У этих народов всегда кто-то кому-то родня, а кто и кому, понять сложно, а что миры разные — это не проблема.

Гоги, несмотря на своё имя, тоже был, разумеется, чехом. Это оказался театр одного актёра.

— Спасибо вам! Вы самые дорогие мои родственники! Друзья! Брата с того света принесли! Вот подымется, зарежу самого лучшего барана, не важно, что его здесь нет, найду самого лучшего барана и зарежу.

Убежал. Прибежал:

— Вы вообще с головой не дружите? Вы зачем ему ноги отрезали? А руку зачем? Вот надо было? Не бывает такого, чтобы сразу всё отрезать…

Убежал. Прибежал:

— Дорогие мои! Отрезали и ладно — отрастёт. Наши на машину ездили смотреть, туда две сотни атомитов пришло, как вы ушли вовремя. Ещё бы полчаса, и не было бы у меня брата…

Убежал. Прибежал:

— Где вас, таких отмороженных берут? Маму свою так спеком обколоть надо! Да он после такой дозы ещё полгода под себя ходить будет и глазами вращать! Не пожалели? Да? Смешно?

Убежал. Прибежал:

— Спасибо вам! Щедрые вы мои! Ничего для моего брата не пожалели! Суперспека на двадцатерых вкололи, только этим мой братик и жив. Под обычным спеком не донесли бы. Я вам за всё заплачу, последнее с себя сниму, но за брата отблагодарю… — убежал.

На такое количество выбросов эмоциональной энергии реагировать не успевали ни мы, ни начальство. За полчаса нас объявляли от самых дорогих гостей до абсолютно нереальных отморозков, которые для чего-то отрезали ноги и руки Чеху, ещё и похвастаться принесли. Мы попадали в опалу раз двадцать и столько же раз были самыми лучшими друзьями, для которых обязательно нужен баран, которого у Гоги сейчас нет, но он обязательно-обязательно его найдёт.

— Это вообще что такое было? — спросил я у начальника.

— Это Гоги. Очень он волнуется, а то бы давно к хренам выгнал и пускать запретил. Мы через несколько часов машину нашли, а там атомитов больше двух сотен.

— Так уроды называются?

— Да. Так и называются. Сразу подойти не смогли, ждали. Как подошли, то нашли два десятка потрошёных трупов, а в кабине руки и ноги. Кто-то аккуратно тело вырезал и с собой забрал. В сумку Чеха сложил и уволок, а остальных похоронил.

— Странно всё смотрелось?

— Не то слово. Уроды, они прочные, а их кто-то как курят порезал. Ещё и добивать не стал. Специально оставил подыхать. Больше двух десятков вооружённых атомитов, развитых, между прочим.

— У детей друга убили, он им сказки про Карлсона рассказывал и фольклор всякий. Самую лучшую игрушку отобрали.

Мужчина мазнул взглядом по чавкающим зверёнышам.

— Понятно. В общем, народу сказали, что Чеха грохнули, но о подробностях никому, одному Гоги, он брат, он должен знать. А потом через три дня вы явились. Чеха без рук, без ног, обколотого суперспеком, приволокли. Вы хоть знаете, что вы ему доз сто вкололи? Это только что Стикс, от передоза не умирают. Даже не буду спрашивать, откуда у вас такой спек, и вообще не хочу ничего спрашивать, чтобы не нарываться. Такого просто не бывает.

То-то его торкнуло. У нас и не такое бывает.

— Вот поэтому и не спрашиваю. Отмоетесь, отоспитесь и ближайшим транспортом уезжайте, что надо, дадим, сколько за спек должны, тоже рассчитаемся.

— А мы не за деньги, мы просто так добрые дела делаем.

— Вот от таких добреньких всё и начинается. Боюсь я вас.

— А Гоги-то почему? Это имя с другого народа?

Мне подали добавку и рассказали. Гоги — это, конечно, имя из другого народа, но его так прозвали, можно сказать, любя. Попал он сюда, как и Чех, на той самой дороге похожим образом, только ехал не на бронированном свадебном седане, а на грузовике, гружёном продуктами. Туман и куча мертвяков. Быстро сориентировавшись, Гоги спрятался в кузове, забравшись через окошко из кабины, там и отсиживался. Когда его отбили, он был вывален в овощах, перемазан раздавленными фруктами. В перепуганном, прячущемся за ящиками с фруктами горбоносом мужчине, разумеется, сразу опознали наших друзей, торгующих на рынках помидорами и арбузами, выходцев с другой части Кавказа. Гоги — значит Гоги, и он спорить не стал. Раз отбили с автоматами, то и в его мире спорить было как-то не принято.

Стаб, на который мы попали, был очень богат за счёт странного кластера, размером с три-четыре километра длиной и шириной меньше сотни метров. Это был кусок магистральной дороги, идущий между двумя городами, и каждые пять-шесть перезагрузок, случавшихся довольно часто, бывало, чаще чем раз в месяц, на этом стабе прихватывалась техника. Регион, разумеется, 95 и очень редко — 20 по старому стилю. Техника была всякая, как и люди.

Были настоящие бронированные внедорожники, не самоделкины, как свадебный седан Чеха, а именно настоящие броневики — «Мерсы», «Крузаки» и «Ауди», не отличимые от базовых моделей, но вполне себе держащие СВД и пару ручных гранат. Были и другие машины, вернее, каких только машин не было. Попадалось всё, от грузовиков с продуктами и ширпотребом до бронированных военных «Уралов», как у Чеха. Приходили армейские машины с разнообразным имуществом, от стонущих раненых и гробов до загруженных под завязку ящиками со снарядами, патронами и оружием. Попадались ПЗРК, РПГ, РПО, пулемёты, автоматы и ящики с аккуратно упакованными «Монками».

Однако самое главное — это броня. Иногда, не очень часто, на дороге появлялись БТРы, БМП или обычные «бардаки» с сидящими на броне парнями. Почти всегда это были российские армейцы, ВВэшники или десантура, но несколько раз приходили старенькие, видавшие виды БТРы под зелёным флагом с сидящими на броне горными партизанами. А ещё, очень редко, но прикатывали танки. Тут могло быть всё что угодно. Один раз даже был новенький, на трейлере, а был и несущийся на полном ходу, вращающий башней, полыхающий огнём, обожжённый и принявший на себя десятка два выстрелов из РПГ, с измазанными в кишках траками. Танк пронёсся и въехал в разлив небольшой реки, сбивая огонь, затем въехал на пригорок, там и встал. Стрелял во всё, что движется. Подобраться смогли только к следующему утру, когда экипаж переродился. Что там случилось, разумеется, узнать не удалось.

Мы были здесь второй день. По негласной договорённости отдыхали и, как только подвернётся что-то подходящее, должны были свалить. Как и у моих братьев, здесь был развитой военный социализм. Снарягой, жратвой и жильём обеспечивало государство в лице общины стаба, но бухать и хобби — за свои. Народ, разумеется, в своей массе был военный.

Мы ели в армейской столовой. Это оказалась большая военная палатка, очевидно, и предназначенная для этого. Аккуратные столы, мобильные сплиты, создававшие прохладу, и сносный выбор горячей еды.

Как я говорил, стаб был очень богат. Кроме продажи брони и оружия, что само по себе очень немало, здесь собирались самые боеспособные и реально владеющие армейскими умениями люди. Здесь через одного все были мехводами, наводчиками-операторами и командирами. Были в изобилии разные береты и горные бородатые партизаны, тоже не отстающие в подготовке от своих коллег с противоположной стороны. Готовое, обученное подразделение, со своей техникой и боезапасом, с удовольствием за очень большие деньги нанимали ближние и дальние соседи для решения своих проблем.

Я это всё к чему. Стаб почти сплошь состоял из молодых военных парней, а на юге есть рабовладельческие кластеры, и туда ходят караваны. Они там себе невест покупали. Женщин на стабе было много, почти как у нас и, разумеется, противозачаточные пилюли в Стиксе не работали, а механика нет-нет и сбой даст. Рожать в этом мире страшно, если нет в руках белой жемчужины, всё остальное лотерея.

За большим столом в просторной палатке чавкали мои зверёныши, а я не ел. Я наблюдал, как тощая девочка лет четырёх-пяти, которую держали на диете и, очевидно, ждали чуда, пыталась надеть плюшевому медведю трусы. Обе лапы лезли в одну дырку сразу, затем одна оставалась снаружи или одна лапа торчала с большого, а другая с маленького отверстия. Тогда в маленькое отверстие не влезала талия мишки, но это ребёнка не смущало. Девочка терпеливо, сопя, сдирала трусы и делала ещё одну попытку надевания.