S-T-I-K-S. Бомж
Шрифт:
– Хорошо. С временным промежутком от босоногой юности, до ухода из-под опеки государства на вольные хлеба, мне всё более-менее понятно, а вот последующий период твоей жизнедеятельности - как в тумане. Расскажи-ка, что с тобой в то время происходило, лучше с подробностями и аргументированно, так чтобы я тут же поверил.
– Точную дислокацию всех мусорных баков, теплопунктов и фамилии собутыльников я вряд ли вспомню, вы уж не обессудьте гражданин начальник, я большую часть времени бухой был.
– То есть ты хочешь сказать, что как в 2010 подался в бомжи, так и кувыркался там, пока тебя не недавно не
Сука Скребберская, не мог получше прицелиться что ли, когда меня из Стикса изгонял, экзорцист хренов? Как теперь выкручиваться прикажете? Реального трудового бомжатского стажа у меня от силы полтора года наберётся, а тут десятка вылезла. Да и следак, как назло, въедливый попался, хорошо, конечно, что только допрашивает, а не лупит, почём зря, но как теперь отмазываться - ума не приложу. Амнезию что ли включить, вроде прокатывало такое в разных киношках в подобных случаях.
– Ну, я ж гражданин начальник наркотой не балуюсь, зараза всякая меня миновала, к бутылочке и то прикладываюсь в меру, без злоупотреблений. Опять же юг, морозов сильных не бывает, фрукты-овощи употребляю, соответственно витамины постоянно и в достаточном количестве в организм проникают, чего ж подыхать-то мне раньше отведенного срока?
– Предположим. Непонятно мне только вот что - не зафиксировано в архивных документах никаких данных по твоим приводам и задержаниям. Ни один участковый твою рожу не опознал, а они всех своих пассажиров наперечёт знают. Я так понял, что в Ростов ты недавно перебрался?
– Дак год уже как. В Донецке совсем хреново стало, стреляют часто, здесь спокойнее.
– Границу, я так понимаю, нелегально перешел?
– А у меня паспорта заграничного не имеется, чтобы через пропускной пункт переть внаглую. У меня и обычного-то нет, посеял где-то по-пьяни. А граница ваша - одно название, там дырок - пруд пруди, на танке можно проехать, никто и не заметит.
– А вот это ты врешь, приятель. Году в четырнадцатом, даже в пятнадцатом, может, так и было, только сейчас девятнадцатый на дворе, там теперь хрен проскочишь.
– Места знать надо, ну и выучку определённую, я ж в разведке батальона служил, забыли?
– Допустим. Место перехода на карте показать сможешь?
– Не, это вряд ли, я ж наугад шел, тихим сапом пробирался, в ночное время, где переходил, теперь уже не помню. Да и вообще, память меня последнее время часто подводить стала, многие события стали оттуда выпадать, путаюсь от того в воспоминаниях.
– Ты в поезде с верхней полки не падал?
– Чего?
– Ты мне «Доцента» не включай, «здесь помню, там не помню», у меня такое не прокатит. Пока всё с тобой не выясню, будешь в камере сидеть, и вспоминать. Я тебя, кстати, могу здесь держать насколько захочу. Искать тебя никто не будет,
даже если вдруг неожиданно сдохнешь, то просто исчезнешь и все. Так что, ты о моих словах подумай хорошенько.Допросы продолжались уже несколько дней, следак упорно старался выяснить, чем это я таким нехорошим занимался последние десять лет. И тут, сука, правду же не расскажешь, даже если очень захочешь, не поверит же гражданин начальник в Улей и всё что с ним связано. А хуже всего - если поверит и доведёт до сведения определённых структур, про которые Институтский начальник предупреждал. Нет, правду нельзя говорить, ни при каких обстоятельствах, это верный конец. Пусть я даже перегибаю и никакого «всемирного заговора» не существует и никому здесь, кроме меня про Стикс не известно, в дурке сидеть до конца жизни, я никакого желания не испытываю.
– Устал я от тебя, может тебя всё же Иванову отдать? Если завтра не расскажешь всё, как есть: где был, чего делал, точно завтра передам тебя Иванову, да и хрен с тобой, надоел.
Ночь в камере с перспективой завтрашнего перемещения в руки садиста Иванова прошла неспокойно. Заснуть до утра я так и не смог, всё думал и прикидывал какие ещё аргументы привести «доброму» следователю, чтобы не отдавал он меня злому дядьке на растерзание.
– Ну что, это у тебя последняя возможность сознаться, будешь говорить?
– Дак всё, вроде, рассказал.
– Ладно, тогда свободен.
– В смысле?
– В смысле - собирай манатки и катись на все четыре стороны, свободен.
– Не понял. Что, можно просто идти и все?
– А ты, хочешь ещё у нас погостить? Здесь тебе не гостиница, своим постояльцам мест не хватает, так что давай вали и не задерживайся. Слышь, у нас машина скоро в город поедет, если подождешь, водитель может подбросить, я распоряжусь.
– Подожду, конечно, а на счёт меня не расскажете, как-то неожиданно всё получилось, если не секрет.
– Данные на тебя пришли. По нашему ведомству ты не проходишь, так что интерес у нас к тебе пропал, держать - больше не имеет смысла. В общем, никаких деяний направленных на подрыв безопасности государства за тобой не числятся, а чем ты эти десять лет занимался, мне лично и руководству, по барабану, так что - свободен. И вот ещё что, держи - справка о том, что у нас к тебе претензий не имеется, менты на улице прикопаются - покажешь. А это - лично от меня, отнесешь эту бумагу в райотдел к начальнику, там помогут тебе паспорт побыстрее восстановить.
– Следователь сказал тебя в город подвезти, а куда конкретно доставить не сообщил.
– Улица Комсомольская, там гастроном на углу.
– Знаю, как раз по пути.
Красная ауди стояла на своём месте, значит и хозяин здесь. Встретил меня с неподдельным удивлением на лице.
– Поверь, земляк, я тебя не сдавал.
– Знаю, да всё нормально, вот справку мне дали, претензий нет.
– Это хорошо, что нет претензий. Сейчас здесь плотно взялись за террористов и диверсантов всяких. В ДНР вон командиров ополчения недавно подорвали, и сюда пролезть пытаются, так что не удивительно, что всех подозрительных задерживают.