С тех пор как ты ушла
Шрифт:
Целую много-много раз, мама
Дорогая Лима!
Вот и Новый год, и я что-то расчувствовалась. Мне всегда трудно было объяснить тебе, почему я так тебя люблю. Отчасти потому, что ты мой ребенок и я буду любить тебя, несмотря ни на что. Еще я, конечно, горжусь тобой, твоей красотой и умом, но дело не только в этом. Мне нравится, что ты такая чуткая и любящая, что у тебя доброе сердце и чудесный характер. А еще с тобой весело. Совсем недавно ты была малышкой, и вот уже старшеклассница. Можешь
Тьма-тьмущая поцелуев и объятий, мама
Слезы застят глаза, бегут ручьями, и я бросаю читать. Глубоко дышу, стараясь успокоиться, но никак не могу перестать плакать.
Я думаю о последнем мамином письме. 1997 год вовсе не стал чудесным: я потеряла сперва маму, а потом и себя. Но в первую очередь меня доводит до слез огромная любовь, сквозящая в этих письмах, и только теперь я понимаю, как скучаю по маме.
Но перечитать ее послания было необходимо – не только ради себя, но и ради Эдди с Сарой. Необходимо убедиться, что у меня была замечательная мать, способная стать примером, и что я смогу искренне и открыто любить ребенка, как, по словам Перл, любила меня моя мама.
Из писем ясно, насколько хорошо мама меня знала. Ей было известно, что я склонная к тревогам перфекционистка, а это, как я узнала позже, является одним из факторов риска развития расстройства пищевого поведения. Мама понимала: мне жизненно необходимо ободрение, необходимы заверения, что у меня все получится.
А еще, судя по письмам, она была счастлива в той жизни, которую вела со мной и с папой. Нигде не проскочило ни намека, что она хочет бросить нас с отцом или что ей придется это сделать, а это значит, что либо она была лучшей во всем белом свете лгуньей, либо слова Перл попали в яблочко: если мама еще жива, ее вынудили уйти обстоятельства. Ей пришлось это сделать, чтобы защитить нас… но от чего? Почему она вынуждена была бежать?
Я снова складываю письма в стопку. Меня вдруг обуревает отчаянное желание обнять Эдди и Сару.
Когда я кладу стопку писем обратно в коробку, из нее вдруг выпадает одно нераспечатанное. На нем стоит штемпель «Возврат отправителю». Обратным адресом значится мамин старый офис в Санта-Монике, на штемпеле дата: 27 августа 1997 года. За пару месяцев до маминой смерти.
Переворачиваю конверт и с трудом сглатываю, когда вижу имя и адрес той, кому предназначалось письмо: «Марго Каделл-Дэвис, Паулина-стрит, 424, Малибу, Калифорния 90265».
Глава 13
Январь 1998 года
– Я скучаю по тебе, – сказала я папе в трубку желтого городского телефона, который стоял на посту медсестры в «Новых горизонтах».
На самом деле я вовсе по нему не скучала. Я отчаянно злились, что он упек меня в терапевтический центр. Но мое РПП придумывало схемы, как вытащить меня оттуда, и раз уж послушно съеденные обеды не помогли, болезнь подсказала мне попытаться вместо этого манипулировать отцом.
– Я тоже скучаю по тебе, – ответил папа.
–
Тогда приезжай и забери меня, – предложила я.– Это невозможно.
– Почему? – спросила я.
– Потому что ты не готова.
– Ты просто не понимаешь, что они тут со мной делают!
Папа молчал.
– Они меня мучают, – заявила я, забыв, что когда-то уже возводила точно такую же напраслину на него самого.
Сперва он ничего не ответил, и я подумала, что перехитрила его. РПП чертовски здорово умеет манипулировать людьми. Просто на пятерочку.
– Я тебе не верю, – наконец сказал папа. – Это в тебе говорит болезнь.
Теперь его слова напоминали высказывания доктора Ларсен, и РПП это не устроило.
– Если ты немедленно не приедешь и не заберешь меня, я покончу с собой, – пригрозила я.
Папа снова замолчал. Я представила себе, как он поморщился на другом конце провода.
– Раз ты чувствуешь соблазн покончить с собой, в центре тебе безопаснее, чем дома, – произнес он наконец со страданием в голосе.
– Просто забери меня отсюда! – закричала я. – Я буду съедать все, что ты только пожелаешь. Честно!
– В это я тоже не верю… пока что.
– Да пошел ты! – рявкнула я и бросила трубку.
Медсестра только подняла брови, когда я умчалась с поста.
Пришлось вернуться в гостиную, где все девчонки делали записи в дневниках, а доктор Ларсен прохаживалась туда-сюда, наблюдая за процессом. Когда я села на пол возле камина, она с улыбкой вручила дневник и мне.
Испепелив ее взглядом, я схватила дневник и написала, что ненавижу, прямо-таки терпеть не могу отца и главаря его секты доктора Ларсен. Они ни черта не понимают. Это из-за них моя жизнь стала адом.
Наступила ночь. Я тихонько лежала в постели, окруженная темнотой, и ждала своего часа. А после очередной ежечасной проверки выбралась из постели и надела спортивные туфли – единственную пару, которая была у меня в «Новых горизонтах».
– Ты куда? – спросила меня Эмили. Я-то думала, что она спит.
– Мне надо свалить отсюда, а папа отказался меня забрать, – объяснила я. – Все вечно талдычат про личную ответственность, вот я и решила взять дело в свои руки.
На цыпочках я вышла из комнаты. Входная дверь располагалась у подножия лестницы, так что сбежать не составляло труда, тем более что на страже не было никого из персонала центра.
Когда я спустилась к выходу, все было чисто, поэтому я быстро отперла входную дверь, выскочила из здания терапевтического центра и во весь дух припустила к видневшимся вдали горам Санта-Моники.
Задумайся я о том, что у меня нет денег, а идти некуда и не к кому, я бы, может, и осталась. Но на РПП не действуют доводы рассудка. Оно полностью контролировало меня и говорило, что в знак верности ему я должна бежать из «Новых горизонтов», и чем дальше, тем лучше.
Видимо, в какой-то момент я добралась до гор, потому что теперь двигалась то вверх, то вниз по крутым склонам. В какой-то момент, когда, казалось, позади остались многие мили, я остановилась перевести дух, вытерла пот со лба и вслушалась в звуки природы вокруг.
Ветер Санта-Аны играл ветвями и листьями деревьев. Выли и ворчали какие-то животные. Но потом я услышала совсем иные звуки.
Сперва казалось, что вдалеке рычит неведомый зверь, но когда шум приблизился, я поняла: это автомобиль.