Чтение онлайн

ЖАНРЫ

С тенью на мосту
Шрифт:

— Дядя Милон, этот старик, на самом деле не старик, — начал я, слишком ошеломленный, чтобы понять, что мне лучше молчать. — Понимаете, это он убил мою семью, он убил Бахмена, Вариду и еще других людей. Это из-за него я поджег свой дом, он должен был там сгореть, но… но он жив. Он убьет и эту семью. Их нужно предупредить! Он наверняка знал, что я буду здесь…

Не успев договорить, я неожиданно отлетел в сторону, стукнувшись головой об стену, и острая боль разлилась по моему животу, словно изнутри его рассекали тысячи ножей. Я согнулся пополам и начал задыхаться, хватая ртом воздух, но не в силах был вздохнуть из-за пронизывающей все, до самых костей, боли.

— Это только начало, — прошипел Милон, удовлетворенно рассматривая меня, — если ты не остановишь потоки своего бреда, то тебя ждет и продолжение. Хочешь продолжения?

Я замотал головой,

но Милон усмехнулся:

— А я думаю, что еще одна пилюля тебе не помещает, — и на мой живот пришелся еще один удар, и я плавно соскользнул по стенке на пол.

— Ну вот, теперь ты должен выздороветь. Через пять минут ты возвратишься и извинишься перед всеми. Сядешь и будешь вести себя как благочестивая сиротка, — он удовлетворенно кивнул и вышел.

Трясущимися руками я умылся холодной водой. Боль все еще пронизывала мои внутренности. В голове стоял ледяной туман, а я просто не знал, что делать. Нужно было возвращаться. И тут же огромная глыба сомнений обрушилась на меня: что если я болен? Что если все это лишь плод моего больного воображения? Что если этот старик, правда, родственник семьи Корвас? Ведь, если бы это был он, кто-то должен был его пригласить на тринадцать лет… Но кто? И разве не должны были они все уже заболеть? Что-то здесь не так…

Я еще раз хлестанул лицо водой и медленно, заплетаясь в ногах, двинулся обратно в столовую. Когда я вошел, все повернули головы на меня, в том числе и старик.

— Я… я прошу прощения за свое… за свое странное поведение, — сказал я, стараясь не смотреть в сторону восьмого стула. — Я, наверно, немного приболел, но сейчас мне уже лучше.

— Хорошо, что все прояснилось, — дружелюбно сказал Эрнест, — а то мы уже испугались, вдруг что серьезное.

— Мы, наверное, сразу должны были представить вам нашего родственника, — добавила Катрина мягким и успокаивающим голосом. — Иларий, познакомься, — она показала рукой на восьмой стул, — это двоюродный дедушка Эрнеста, дедушка Кир. Он скромный, поэтому редко выходит к гостям.

Моя шея со скрипом, как несмазанное колесо у телеги, повернулась по направлению ее руки, и мои глаза встретились с его глазами. Да-да, это были те самые глаза, которые я увидел тогда в поле. Старик сидел за столом, не снимая свою ветхую шляпу, и это похоже никого не смущало.

— Очень рад познакомиться, Иларий. Мне жаль, что я так напугал тебя. Право, я совсем безобидный, — улыбнулся он, приподнимаясь и протягивая мне руку.

В моей голове вихрем пронеслась картина, как я хватаю его руку и вонзаю в нее нож.

— Что же, ты боишься пожать старческую руку?

Все снова пялились на меня, как на недоумка, а Милон красными выпученными глазами обещал мне незабываемых ударов под дых.

— Иларий, — прошептала Лана, озадаченно смотря на меня, — что с тобой?

— Что ж, не будем приставать к мальчику, — сказал старик и опустился на стул.

Внезапно я протянул руку и сказал:

— Нет-нет, все в порядке, давайте пожмем руки. Мы же раньше никогда не встречались, так? Это наше первое рукопожатие? — я осклабился и крепко сжал его руку так, чтобы почувствовать, как затрещат его косточки: я хотел знать, чувствует ли он боль. Сжимая руку, я со всей внимательностью следил за его впавшими темными глазами — косточки не хрустнули, его рука, словно была из теста.

— Дядюшка Кир, ну что вы там застыли? — воскликнул Эрнест. — Я хочу сказать тост! Тост за наших прекрасных детей, из-за которых мы все сегодня собрались в этот чудесный вечер! За мою великолепную Лану, на которую я возлагаю большие надежды! И за Илария, такого чуткого, скромного и немного чудаковатого юношу! Я думаю, все согласятся со мной, что вы великолепно выглядите вместе. И я от всей души желаю, чтобы в скорейшем времени мы отпраздновали сочетание наших прекрасных голубков. За Лану и Илария, за любовь!

Раздался звон бокалов. Лана, изображая радость от тоста, подмигнула отцу, а тот послал ей воздушный поцелуй. Я посмотрел на Германа. Он дрожал, как осиновый лист, с ужасом смотря то на меня, то на старика.

— Раз мы познакомились, Иларий, — вежливо обратился ко мне старик, — не расскажешь ли, как ты поживаешь? Мне очень интересно, говорят, ты приехал из деревни, чтобы познакомиться с нашей малышкой Ланой?

— Да, из деревни, точнее из Холмов. Слышали о таких? — спросил я.

— Слышал, слышал, давненько дело было, — он загадочно улыбнулся, будто припомнив что-то хорошее. — И как жизнь там?

— В

деревне живется неплохо. Можете приехать и убедиться.

— Благодарю, благодарю! Это очень любезно с твоей стороны, что ты снова меня приглашаешь. Но ты же помнишь, что пригласить можно всего раз? А ты, как я помню, уже это сделал, — его блестящие вороньи глаза смеялись.

— Все верно, — ответил я сквозь стиснутые зубы. Я оглянулся: никто кроме Германа на мой разговор со стариком не обращал внимания. Даже Лана, сидевшая рядом, не подавала знака, что она слушала, она была словно под гипнозом.

— И как тебе подарок, который я сделал? Ты счастлив? — он облокотился на стол, пожирая меня глазами.

— Кто ты? — прошептал я. — Что тебе от меня нужно? Ты уже убил всю мою семью, ты разрушил мою жизнь, и что тебе еще от меня нужно?

— Разве я разрушил твою жизнь? — удивился старик. — Герман, ты слышал? Я разрушил его жизнь! Аха-ха! Весельчак ты, Иларий. Разве ты сейчас находился бы здесь, если бы не я? Не лукавь, прекрати этот цирк и признайся сам себе, что благодаря мне, твоя жизнь стала той, о которой ты и мечтал. Признайся, что ты рад тому, что случилось. Где бы ты сейчас был? Хочешь, я расскажу, каким было бы твое будущее? И можешь не сомневаться, я знаю его. Итак, ты продолжаешь пасти овец изо дня в день, живешь на своем затхлом, сыром чердаке и наблюдаешь за счастливой жизнью брата. Вроде все идет неплохо, да только твоя мать умирает через год от чахотки. В твоем отце кипит злоба, и как только барьер виде твоей печальной матери исчезает, вся его жестокость усиливается и без остатка выплескивается на тебя. Надо ли говорить, что он тебя ненавидел? В этом нет ничего удивительного, так бывает. Многие родители, дети, братья и сестры ненавидят друг друга… Продолжим, ты остаешься с отцом и братом, который, кстати, тоже не пылает к тебе любовью, и он, стащив деньги у отца, покидает ваш тоскливый угол. Он сбегает, потому что ему осточертела его жизнь в холмах. И ты остаешься один на один с отцом, обезумевшим от предательства любимого сына. Ты остаешься с монстром. Да, да, твой отец был монстром. Жизнь только совсем чуть-чуть его подтолкнула, чтобы его спрятанная сущность выползла наружу, как подземное гигантское существо, пожирающее все вокруг. Тебе уже страшно? Я думаю, да. Только вообрази свою безысходность и отчаяние. Твой отец в приступах неконтролируемого гнева начинает избивать тебя. Ты все чаще убегаешь к Бахмену, но однажды отец забивает несчастного старика, стремившегося защитить тебя. Ты ищешь помощи у грузина, но у него столько своих забот и детей, что ему не до тебя, тем более, твой отец грозит ему, что переломает ноги его детям, если он вздумает вмешаться. Что остается ему? Правильно, он бежит. Бежит в очередной раз с плохого места, где вся его семья в очередной раз не находит себе счастливого приюта. И несчастный грузин догадывается, но боится себе признаться, что в этом виноват только он. Ведь на нем лежит страшный груз вины. Вернемся к тебе. Твой отец будет избивать тебя до тех пор, пока однажды ты в возрасте пятнадцати лет, не выбежишь в холмы, пытаясь спастись от него. И там, в холмах, лежа на траве, ты начнешь выплевывать свои отбитые легкие и захлебнешься от крови… Вот такая тебе предназначалась жизнь, Иларий. Не радужная, да?

Он, не отрываясь, наблюдал за моим лицом, а я еле сдерживал себя, чтобы не убежать прочь: слишком ярко я представил картину, описанную им, и самым страшным было то, что я верил ему: он не лгал. Какой-то холодный ветер пробрался под мою одежду, и меня охватила мелкая дрожь. К горлу подступила тошнота.

— Кстати, ты помнишь ту девочку, Марию? — он выжидающе посмотрел на меня. — Наверное, тебе будет интересно узнать, что же ее ожидало? У нее все проще, чем у тебя: она не доживает и до пятнадцати, и даже до Рождества того года. Ее в пьяном бешенстве забивают до смерти отец с мачехой за то, что она так и не смогла успокоить своих братишек, которые, зная, как достанется сестре, специально разбудили родителей. Забавно, да? До чего жестокими бывают люди. Но, — он поднял свой крючковатый палец вверх, — как ты знаешь, ее спас твой брат, — он замолчал, добродушно улыбаясь, будто только что рассказал забавную историю. — Так и подумай, Иларий, неужели, зная все это, ты считаешь, что я злее и хуже, чем люди? — он встал из-за стола. — Мне пора, я уже и так засиделся. Скоро у меня будет работа, обожаю ее, — он подмигнул мне и вышел из столовой, которая вновь будто ожила, наполнившись шумом столовых приборов, звоном бокалов, запахом еды, движением жующих челюстей и шуршанием салфеток.

Поделиться с друзьями: