С тобой моя тревога

— Да… — Она закусила губу, нахмурилась, на лбу собрались морщинки. — Всем курсом собирали, когда узнали… Без меня и купили.

— М-да-а! — сказал Иван. — Чего же, в долг собрали небось.

— Нет… Выручили… — Лариса тряхнула золотистой головой. — Ну, я пошла.

Иван стоял, глядел девушке вслед, пока та не дошла до того места, где лежала на транспортере постеленная ею газета, сняла плащ и, сложив аккуратно, положила рядом с сумкой. Потом неторопливо направился к сварочному аппарату, бормоча:

— Мать честная, курица лесная! Вот дела!.. Это же немыслимое дело получается, гражданин прокурор! Прямо спектакль какой-то!

До конца работы он не раз поднимал очки на лоб, оглядывал длинный шумный цех и, если не видел Ларису, быстро переводил взгляд туда, где лежала сумка, успокаивался: сумка была на месте…

— С ног валюсь, — сказала Лариса, когда он встретил ее у заводской проходной. Неля понятливо ушла вперед и присоединилась к группе девчат. — Какое тут кино!

— Я провожу?

— А вы не устали разве?

— Я же камни не таскал?! Сидел себе, покуривал да поплевывал… Можно?

— Ну что ж, проводите немного.

Солнце садилось за горы, красное, как утром. Ветер дул им в лицо. Волосы у Ларисы полыхали багряно-золотым пламенем. От длинных ресниц падала тень на щеку и маленький нос. Высокие каблучки ее сапожек звонко цокали по асфальту.

Иван шел, сдерживая дыхание, стараясь не шагать привычно широко.

— Лариска! — послышался голос Нели. — Скорее, я место тебе держу!

Иван не садился в автобус до его отправления, курил.

— Привет, Одинцов! — окликнул Ивана шофер.

Иван узнал шофера, который вез его «оттуда».

— Здорово! — поприветствовал он его.

Автобус довез их до ресторана, в котором Одинцов с Дурновым отметили выход на волю. У него и сейчас осталось еще немного из тех денег. Одинцов даже залез во внутренний карман пиджака, пощупал: «Здесь, куда им деться! Вместе с остатком зарплаты лежат… В самый раз выругаться как следует, коли так все оборачивается. Но и выругаться-то нельзя. Вот дела, мать честная, курица лесная!..»

— Пойдемте! — позвала Лариса и дотронулась до его локтя. Автобус сделал круг на перекрестке улиц и умчался: — Теперь две остановки на городском проехать.

— Пройдемся пешком, — предложил он.

— Домой надо…

— Мама заругает, да? Что не вовремя явилась…

Лариса не ответила. Сказала бы, что дома сынишка у нее маленький, да к чему?.. Может, и встретились-то «здравствуй и прощай»…

Но Иван вдруг сам вспомнил, что тогда, в магазине, она упомянула о сыне, что лучше бы ему что-то там купила.

— У вас ребенок, да? В магазине говорили…

— Да…

Одинцову впервые в жизни захотелось быть не только добрым; появилась вдруг потребность хоть в малой мере искупить свою вину перед этой женщиной.

— Зайдемте на минутку в гастроном? — попросил он.

— Зачем?

— Папиросы кончились, — соврал Иван.

Он оставил ее в стороне от очереди в кондитерский отдел.

Под стеклом лежали в бумажных кружевах шоколадные фигурки, мерзли в холодильнике торты, вазы, как диковинные ежи, щетинились уголками пестрых оберток конфет.

— Подсчитайте! — попросил Иван продавщицу.

Он умышленно отделил от заработанных те, «темные» деньги, сунул обратно в карман, заплатил своими, из зарплаты.

— Чего это вы набрали?! — воскликнула Лариса.

— Надо! У меня, может, праздник сегодня.

— Выдумщик! — покачала Лариса головой. — Ох, и выдумщик!

Ларисе все больше нравился этот красивый грубоватый парень. После обеденного перерыва в цехе и потом в автобусе девчата из группы допытывались, кто такой? Она только посмеивалась, мигала Нельке лукаво: «Не выдавай, подружка!» Лариса меньше всего предполагала, что новый знакомый напросится в провожатые, а когда тот все же напросился, согласилась скорее ради того, чтобы подзадорить подруг. Однако когда Иван сел в автобус, поймала себя на том, что обрадовалась. Совсем немного, чуть-чуть, но обрадовалась. И ей было совсем не все равно то, что он на других девушек глядел так, точно их и в автобусе не было, а на нее — украдкой, через плечо.

«Да что я, не человек, что ли?! Три года только и знаю: лаборатория, лекции, пеленки, лаборатория, лекции, пеленки! В кино за лето трех раз не была!.. Имею я право на то, чтобы меня хоть домой проводили!» — думала Лариса, оправдывая себя.

Они пересекли по диагонали пустой плохо освещенный парк и вышли на широкую улицу, по которой мчались троллейбусы. Около гостиницы запахло дымом и жареным мясом, из окон ресторана глухо доносилась музыка. Они свернули в улицу направо — тихую, густо засаженную огромными деревьями.. Вдоль тротуаров тлели костры из сухих листьев.

— Вот мы и пришли, — остановилась Лариса перед небольшой калиткой в глинобитном заборе.

Над забором свисали длинные тонкие ветви вишни. Рядом с забором стояло маленькое деревце. Иван разглядел на его стволе сучок и повесил сверток за бечевку, потер онемевшие пальцы.

— Что ж, до свиданья. — Она стояла спиной к калитке, засунув руки в карманы плаща. — Идти пора…

Лариса произнесла эти слова просительным топом, будто от Ивана зависело, отпустить ее или задержать. Было в ее фигуре, в узеньких прямых плечах, туго обтянутых тонким плащом, в поднятом к нему спокойном и вопросительном лице что-то доверчивое и беззащитное. Иван не удержался, положил широкие ладони ей на плечи, властно притянул к себе, чтобы поцеловать. Она резко наклонила голову, губы его коснулись пушистых волос на затылке.

— Уберите руки… Вот так… — Она подняла голову, легким движением поправила прическу, устало произнесла: — Вы, наверное, предполагаете, что очень осчастливили меня таким проявлением своих чувств?.. Неужто все мужчины на одну колодку?.. Чем красивее, тем самонадеяннее и… глупее?! Зачем вы так? Испортили мне хороший день и вечер.

— Вы мне понравились. Знаете, как понравились?!

— Ну и что? — усмехнулась Лариса. — Может, и вы мне понравились… Но я же не бросилась на вас, как удав на кролика?.. Ну, ладно. Идите, Иван Одинцов.

Ему сильнее, чем прежде, захотелось стиснуть ее в объятиях и поцеловать, целовать в губы, в глаза, пушистые волосы, от запаха которых вмиг закружится голова и сердце зайдется, как от долгого бега. Что она понимает в том, кто кого должен целовать?!

Он круто повернулся и широко зашагал вдоль забора.

— Иван!.. Ваня!.. Вернитесь! Да вернитесь же, вам говорят!..

— Ну, чего? — обиженно отозвался он, но остановился.

— Подойдите же!

Он вернулся.

— Ну, что?