С тобой навеки

Когда её зовут по имени, Руни сжимает мою ладонь, затем отпускает. Но двинувшись вперед, она оглядывается через плечо, будто убеждаясь, что я иду за ней. Я ободряюще киваю, затем придерживаю дверь для неё и медсестры, когда мы выходим из комнаты ожидания.

Когда я краем глаза замечаю стойку капельницы, мои колени превращаются в жидкость. Дыша глубоко, я стискиваю челюсти так, что ноют зубы, и сжимаю кулаки, отчего ногти отрезвляющими и болезненными полумесяцами впиваются в мои ладони. Я сосредотачиваюсь на этом ощущении, пока медсестра направляет нас к алькову с откидывающимся креслом, на которое Руни осторожно садится. Рядом есть другое кресло — у стены, но достаточно близко, чтобы я мог держать её за руку, если ей это нужно.

Чёрт, да это, пожалуй, нужно мне.

Пока Руни отвечает на вопросы медсестры, подписывает бумаги и поддерживает светскую беседу, я сижу неподвижно, закрыв глаза и представляя хорошие вещи. Тихую прогулку по лесу, успокаивающее спокойствие, когда ты стоишь позади стены водопада, последняя моя картина, которая мне понравилась.

Но тут ладонь Руни сжимает мою, и мои глаза распахиваются.

— Нормально? — спрашивает медсестра, потирая большим пальцем вену Руни.

Мир слегка плывёт.

— Ага, — бодро отвечает Руни, говоря убедительно, вот только она стискивает мою ладонь с такой силой, что вот-вот переломает мне кости.

— Большой глубокий вдох, — говорит медсестра.

Я вдыхаю одновременно с Руни, глядя куда угодно, только не на иглу, приближающуюся к её руке. Я в порядке. Всё в порядке. Всё будет хорошо. Но тут Руни дёргается от боли и издает жалобный звук.

Вот тогда-то мир погружается в темноту.

Глава 12. Руни

Плейлист: mxmtoon — fever dream

— В одно мгновение ты держал меня за руку, — говорю я Акселю, чьё откидное кресло припарковано прямо рядом с моим, — делал глубокий вдох рядом со мной. А в следующее уже повалился на кровать.

Медсестра усмехается про себя и проверяет капельницу, подающую мне лекарство.

— Бедняга. Вот подожди, когда у вас появятся дети. Ему придётся отдельную койку ставить.

Аксель всё ещё выглядит мертвенно-бледным, пока я держу его за ладонь. Он косится на мою руку и тут же закрывает глаза обратно.

— Всё закончилось? — хрипло спрашивает он.

— Что, милый? — спрашивает медсестра. — Капельница? О нет, только начинается. Мы накроем всё полотенцем, чтобы не было видно. Должно помочь.

Медленно выдыхая через нос, Аксель сжимает мою руку.

— Извините.

Во мне нарастает нечто опасно близкое к привязанности.

— Почему ты извиняешься?

— Потому что я упал в обморок, — натянуто говорит он.

— Ты пытался поддержать меня, — я смотрю на него — губы поджаты, кадык так выраженно выступает при глотании. — Ты остался, хоть иглы и пугают тебя, и это многое значит.

— Хм, — он сжимает мою ладонь и снова роняет голову на спинку кресла.

— Постарайтесь не упоминать это слово, — шепчет медсестра, подмигивая мне.

— Извини, Акс, — я потираю большим пальцем его ладонь, рисуя, как мне хочется надеяться, успокаивающие круги. — Я хуже всех.

— Нет, неправда, — отвечает он. — Этот почётный титул достается скунсам.

— Вот вам сок, — медсестра ставит коробочку яблочного сока на подлокотник его кресла.

Аксель благодарит её, но не открывает глаза и не пытается взять коробочку. Его кожа до сих пор белая как бумага.

Я беру сок, протыкаю положенное место трубочкой и подношу к его губам.

— Открывай.

Он открывает рот и принимает трубочку, принимаясь медленно пить.

— Хочешь услышать научную шутку? — спрашиваю я.

Повернувшись в мою сторону, он открывает глаза и на кратчайшее мгновение смотрит прямо на меня, после чего эти сногсшибательные изумрудные радужки скрываются за веками.

— Конечно.

— А вот не скажу. Молчание — золото. Понял? Ну золото как химический элемент, — я издаю хрюкающий смешок и вздыхаю.

Аксель медленно качает головой.

— Это не шутка. Это каламбур, достойный моего занудного учителя химии в восьмом классе.

— Эй, слышь, — я снова постукиваю трубочкой по его губам, пока он не раскрывает губы и не продолжает пить. — Довожу до твоего сведения, что я собиралась стать занудным учителем химии для восьмого класса.

Он хмурится.

— Что изменилось?

Я смотрю на коробочку сока, кручу трубочку.

— Это долгая история.

— У меня есть время.

Вздохнув, я бросаю на него взгляд, но его глаза закрыты, и если он чувствует, что я смотрю на него, то не показывает этого.

— Да многое изменилось. Отчасти мой характер — я очень азартно соревнуюсь сама с собой и стремлюсь к достижениям. Отчасти моя семейная жизнь.

— Твоя семейная жизнь?

— Брак моих родителей был не самым крепким. Много напряжения и ссор шёпотом на кухне, пока они думали, что я занимаюсь, смотрю телевизор или уже легла в кровать наверху. Однажды ночью я спустилась попить воды, и как раз когда я собиралась войти на кухню…

В моём горле встает ком, когда я вспоминаю эту яркую картину. Мне снова тринадцать, во рту больно от брекетов, волосы собраны в небрежный хвостик, я вся состою из длинных тощих конечностей, и моё тело ещё не обзавелось изгибами. И я вижу как сейчас — моя мама напирает на моего папу, и её лицо исказилось болью.

Выдёргивая себя из воспоминания и проглатывая комок слёз, я как никогда благодарна за тихий нрав Акселя, за его терпеливое молчание. Он не подталкивает меня, не давит. Он просто забирает у меня коробочку сока и переплетает наши руки.

— Мои родители ссорились, — говорю я ему. — И я подслушала то, что не должна была. Оказывается, я результат незапланированной беременности от интрижки, которую они закрутили, пока вместе работали над фильмом.

Аксель молчит, но он слушает. Я чувствую его внимание, его присутствие, пока он наблюдает за мной и нежно водит большим пальцем по моей ладони.

Натянув свою улыбку «я в порядке», я объясняю:

— Услышав, что я была ошибкой, я хотела доказать, что я стоила всех этих проблем. Я думала, что может, если я сделаю всё правильно, если получу лучшие отметки и самые высокие баллы, они не будут воспринимать меня так и станут счастливее. Они осознают, что приняли верное решение, родив меня и поженившись, а потом они снова влюбятся, и мы наконец-то станем близкой, счастливой семьёй.