С тобой навеки

Я пожимаю плечами, моргая и глядя в потолок, чтобы слёзы, от которых всё расплывается, не пролились из моих глаз.

— Так что я погрузилась в это. И к тому моменту, когда я поняла, что это не сработает, я уже выпустилась с отличием и получила академико-спортивную стипендию до последнего курса. И пока моя семья будто разваливалась на куски, я укрепляла себя достижениями. Основная специальность — биохимия, вторичная специальность — государственно-муниципальное управление. Поступила в Стэнфорд на юрфак. Думала, что нашла карьеру, которая несёт в себе некий смысл и не создаст слишком сильной нагрузки на моё тело. И все эти усилия подарили мне маму, которая живет в Итали, папу, который женат на своей работе, и лекарства, чтобы справиться с той ценой, которую моё тело заплатило за весь этот стресс. Я знаю, что они сделали всё возможное, и что они по-своему любят меня. Но иногда люди любят тебя на максимум своих возможностей, но этого всё равно недостаточно.

В воздухе повисает молчание. Мои щеки горят, пока я перевариваю всё, что я сказала, и как долго я говорила. Всё, что я сдерживала годами, просто хлынуло наружу.

Аксель по-прежнему тихий, задумчиво хмурится. Он сжимает мою ладонь. А потом медленно привлекает к себе так, что моя голова ложится на его плечо.

— Ты далеко не ошибка, — говорит он. — Ты же знаешь это, верно?

Я киваю и вдыхаю чистый, успокаивающий запах кедрового дерева и шалфея, согревающий его кожу.

— Да, я знаю.

— Вот и хорошо, — Аксель снова закрывает глаза и кладёт наши переплетённые руки себе на живот. Я чувствую твёрдые мышцы под его рубашкой, размеренное дыхание. Какое-то время мы просто сидим в тишине, пока не приходит медсестра, чтобы проверить мою капельницу.

Когда она уходит, на сей раз оставив пакетик безглютеновых крендельков на соприкасающихся подлокотниках наших кресел, Аксель запускает руку в свой задний карман и достаёт маленькую книжку. На обложке изображены мужчина и женщина в одеждах эпохи Регентства, сцепившиеся в пылком объятии.

— Читаешь исторические романы? — спрашиваю я у него.

Аксель открывает пакетик крендельков и подносит один к моему рту.

— Это мой брат виноват. Вигго забил мою библиотеку мрачными герцогами и дерзкими синими чулками.

Я улыбаюсь, когда он кладёт кренделёк мне на язык.

— Ты собирался читать его, пока ждёшь меня?

Он кивает.

— Этот роман неплох.

Я снова устраиваюсь на его плече и жую свой кренделёк.

— Можешь почитать мне. Если хочешь.

— Если ты пообещаешь никогда не говорить Вигго, что я действительно получаю от них удовольствие.

— Обещаю. А почему?

— Потому что если он узнает, то будет невыносимо самодовольным, — прочистив горло, Аксель открывает книгу (не там, где он загнул уголок страницы, а в самом начале), затем делает паузу и скармливает мне ещё один кренделёк. — А теперь готовься. Я потрясающе изображаю английский акцент.

***

Я начинаю гадать, может, Аксель не столько мрачный, сколько открывающийся постепенно. И может, когда он открывается кому-то, это заставляет его слегка паниковать.

Потому что переход от молчаливого гиганта, с которым я поверхностно знакома, к внимательному, заботливому парню, за которого я вышла замуж и с которым сроднилась на почве обдолбанного распорядителя церемонии, сногсшибательного заката и фобии игл, и обратно к серьёзному тихому мужчине, везущему меня домой — это прямо ночь и день… и снова ночь. Как будто едва начав открываться мне, он захлопнулся обратно.

Последние две недели он был недосягаемым. Я ожидала этого. Я тоже нуждалась в расстоянии между ними. Мне совсем не нужно было поддаваться своим пошлым мыслишкам о нём и чуть не воплощать их в жизнь, чёрт возьми. И мне не стоит так близко к сердцу воспринимать то, что он опять отстраняется.

Но я так падка на того Акселя, который держал меня за руку и продолжал кормить меня безглютеновыми крендельками. Который читал исторический роман, изображая разные голоса, отчего я так хохотала, что на нас даже покосились медсестры. Мы хором извинились, и у меня возникло то чувство «мы-вместе-против-всего-мира», как в день нашей свадьбы.

Это заставляет меня гадать, что может потребоваться, чтобы стать его другом. Просто другом, конечно же.

Но нужно действовать деликатно с тем, кто явно сторонится близости, который говорит вещи в духе «я не тот человек, на которого можно рассчитывать в том, что я тебя подхвачу», который не даёт кличку псу, хотя явно любит, и этот пёс явно его; который не хочет, чтобы у пса были от него ожидания. Так что я говорю себе не разочаровываться, когда Аксель везёт нас обратно в сгущающемся молчании и с хмурой гримасой.

Аксель не сводит глаз с дороги, его рука плавно переключает передачи. Я сонно прислоняюсь к окну, наблюдая, как капли дождя стекают по стеклу, и стараясь не погружаться в угрюмость.

Когда мы возвращаемся в маленький домик, он открывает передо мной дверцу машины, закрывает обратно, отпирает входную дверь дома, придерживает и её тоже. Я плюхаюсь на кровать, бросаю сумку на пол. Теперь я слишком вымоталась, чтобы быть угрюмой.

— Ты выглядишь не очень хорошо, — Аксель стоит надо мной, скрестив руки на груди. Хмурится.

Я улыбаюсь ему, зная, что он подразумевает это не в грубой манере. Он просто прямолинеен, и тот факт, что он достаточно открыт, чтобы просто озвучивать свои мысли, по-своему очарователен.

— Я знаю. Мне будет лучше, когда я посплю.

— Но ты в порядке?

Ах, и снова эта милота, поданная с мрачной гримасой на гарнир.

— Ага, — я заваливаюсь на бок и сворачиваюсь калачиком на кровати.

Хмурая гримаса усиливается..

— Что ж. Мне лучше уйти.

— Ага. Ещё раз спасибо.

Он кивает. Открывает рот. Закрывает. Затем выходит наружу.

Затем дверь снова распахивается, и только его голова просовывается обратно.

— Позвони, если что-то понадобится.

Я сонно улыбаюсь.

— Обязательно, Аксель.

Снова кивнув, он закрывает дверь, на сей раз тише, и звуки его шагов стихают. К этому моменту я уже знаю, что не надо ожидать звуков двигателя джипа. Я жду, когда раздастся дружелюбное гавканье Гарри, хруст переломившейся веточки, после чего Аксель со свистом бросит её по воздуху, чтобы пёс за ней погнался. Он пешком пойдёт к шалашу, а пёс поковыляет за ним. Он ходит пешком при любой возможности.

Теперь я знаю о нём такие детали. И это странным образом утешает. А ещё это не относится к территории стратегического брака и платонических отношений. И это беспокоит. Просто я сейчас слишком устала, чтобы беспокоиться и анализировать.

Так что я закрываю глаза, позволив утомлению погрузить меня в сон. Как раз когда я начинаю задремывать, звонит мой телефон. Я сонно приподнимаю экран, чтобы прочесть имя контакта.

Уилла.

Я провожу пальцем, принимая вызов.