С. Ю. Витте
Шрифт:
История появления манифеста 17 октября 1905 года сейчас хорошо известна из работ Б. В. Ананьича, Р. Ш. Ганелина, А. В. Островского и М. М. Сафонова [40] . Парадоксально, что этот важнейший в истории России начала XX века документ явился побочным следствием борьбы С. Ю. Витте за премьерство. Несмотря на то, что решающая роль в появлении манифеста, несомненно, принадлежит настойчивости будущего премьера, у него в те дни были влиятельные конкуренты, которые предлагали иные способы разрешения политического кризиса: например, диктатуру (А. П. Игнатьев) или другой объем уступок (проект «консервативного» манифеста, составленный И. Л. Горемыкиным и А. А. Будбергом). Николай II весьма неохотно шел на уступки, колебался (хотя ситуация сложилась критическая: царь с семьей жил в Царском Селе и не мог даже ненадолго выехать в Петербург, а министр двора В. Б. Фредерикс держал наготове паровой катер, чтобы в случае опасности августейшая семья могла эвакуироваться на один из кораблей германского военного флота). С. Ю. Витте требовалось приложить колоссальные усилия, чтобы настоять на своем варианте документа, причем он ни в чем не мог быть уверен до последнего мгновения. Разумеется, многоопытный политик использовал самые разные приемы, например, устранение возможных противников (организовав для прибывшего экстренно в столицу великого князя Николая Николаевича как кандидата в «спасители отечества» встречу с рабочим
40
Ганелин Р. Ш. Российское самодержавие в 1905 году. Реформы и революция. СПб., 1991; Ананьич Б. В., Ганелин Р. Ш. Сергей Юльевич Витте и его время. СПб., 1999. С. 204–228; Островский А. В., Сафонов М. М. Манифест 17 октября 1905 г. // Вспомогательные исторические дисциплины. Вып. XII. Л., 1981. С. 168–188.
41
См. настоящее издание. С. 405–406.
42
Островский А. В. С. Ю. Витте, М. А. Ушаков. К истории манифеста 17 октября 1905 г. // Проблемы социально-экономической и политической истории России XIX–XX веков. Сборник статей памяти В. С. Дякина и Ю. Б. Соловьева. СПб., 1999. С. 364–374.
Второй раз в течение 1905 года С. Ю. Витте одержал верх. Однако победа эта оказалась пирровой. Власть была уверена, что за рабочими выступлениями и всеобщей политической стачкой стоят либералы. Это не рабочие, а они подстрекали к массовым беспорядкам, они же и руководили революцией. С. Ю. Витте разделял этот взгляд, и как же он был изумлен, когда вместо восторженных благодарностей за манифест он столкнулся с новыми требованиями (в частности, от редакторов повременных изданий – упразднения цензуры) и с отказом лидеров «общественности» поддержать его участием в новом, «конституционном» правительстве.
Разочарованию С. Ю. Витте не было предела. «С общественностью я распростился. Кабинет будет из чиновников… Люди не хотят мне помочь. Власть к обществу, а общество от власти… Им подай Учредительное собрание, присягу!.. Даже во Франции этого поначалу не было» [43] .
В свою очередь, не менее сильное разочарование, но уже в фигуре самого С. Ю. Витте, испытал царь. Он жаловался своей матери, императрице Марии Федоровне, на нового премьера: «Он сам мне говорил еще в Петергофе, что как только Манифест 17 окт<ября> будет издан, правительство не только может, но должно решительно проводить реформы и не допускать насилий и беспорядков. А вышло как будто наоборот – повсюду пошли манифестации, затем еврейские погромы и, наконец, уничтожение имений помещиков!» [44] Император, утративший неограниченность собственной власти, горько сожалел: «Я получаю много телеграмм отовсюду, очень трогательного свойства, с благодарностью за дарование свободы, но с ясным указанием на то, что желают сохранения самодержавия. Зачем они молчали раньше – добрые люди?» [45]
43
Колышко И. И. Великий распад. Воспоминания. СПб., 2009. С. 152.
44
См настоящее издание С. 444.
45
См. настоящее изд. С. 443.
Старый строй спасли монархисты и солдаты. Прежде всего, конечно, приверженцы самодержавия. Это они вышли на улицы многих городов после провозглашения свобод, справедливо расценив их как право защищать собственные идеалы, прежде всего – российскую монархию. Так, в Москве, как сообщал оттуда немецкий консул после разговора с генерал-губернатором П. П. Дурново, всеобщая стачка прекратилась, по его мнению, испугавшись реакции. «Студенты, которые еще 8 дней тому назад ходили по улицам с красными розетками в петлицах мундиров и с красными флагами, теперь боятся показываться на улицу в мундире и в большом числе покидают город». Интеллигенция, по наблюдениям генерал-губернатора, стала умереннее и начала «высказывать удовлетворение тем, что уже достигнуто» [46] . «Черная сотня» во многих городах и местечках России, часто при прямой поддержке местных властей, занялась избиением «интеллигентов», учащихся, не говоря уже о революционерах и евреях. Отпор «свободам» был кровавый, страшный. По подсчетам С. А. Степанова, погромы прокатились не менее чем по 358 населенным пунктам, в том числе – по 108 городам [47] . Их жертвами в те дни по всей России стало порядка 4 тысячи человек, а пострадавших физически – до 10 тысяч [48] .
46
Донесение германского консула в Москве Кольгада фон Бюлову 26 октября / 8 ноября 1905 г. (перлюстрация) // РГИА. Ф. 1328. Оп. 2. Д. 6. Л. 88–89.
47
Степанов С. А. Черная сотня в России (1905–1914 гг.). М., 1992. С. 54–55.
48
Первая революция в России: взгляд через столетие. М., 2005. С. 324.
Подавление революции было делом рук не только правой части общества, но и правительства С. Ю. Витте, прежде всего министра внутренних дел в его кабинете П. Н. Дурново. Несмотря на то, что они сильно не ладили друг с другом, в деле борьбы с врагами самодержавия два сановника оказались едины. Премьер также столкнулся сразу же с колоссальным кругом других проблем, начиная с формирования кабинета и подготовки самых необходимых реформ, где успех и удача решительно отвернулись от премьера. Несмотря на «свободы», С. Ю. Витте не поддержала периодическая печать (воспоминания А. А. Спасского-Одынца). Создание правительства обернулось интригами, отказами, и все это происходило в обстановке, близкой к хаосу (воспоминания С. Д. Урусова), а первые шаги нового правительства демонстрировали растерянность С. Ю. Витте и многих его коллег (свидетельства Л. М. Клячко). Несмотря на огромный бюрократический опыт, во многих проблемах государственной жизни С. Ю. Витте проявлял поразительную наивность и неосведомленность, что не замедлили отметить искушенные современники (воспоминания В. И. Гурко, С. Е. Крыжановского). Демонстрируя на публике
приверженность новым «свободам», в кулуарах при немногих свидетелях граф демонстративно защищал прерогативы самодержавия. К примеру, это он выступил перед царем еще в декабре 1905 года с инициативой ввести в России военно-полевые суды для расправ с революционерами, а не П. А. Столыпин, которому потом приписали их идею. Но Совет министров не поддержал своего главу, и с мнением министров согласился Николай II [49] . Эта метаморфоза нашла яркое отражение и в выступлениях графа на особых совещаниях, о чем убедительно повествуется в дневнике А. А. Половцова, также их участника. Такие свидетельства имеют огромную ценность хотя бы потому, что стенограмм их не велось, и лишь очевидцы зафиксировали для будущего позиции их участников и прозвучавшие там речи.49
Королева Н. Г. Первая российская революция и царизм. Совет министров России в 1905–1907 гг. М., 1982. С. 63–64.
Отставка первого кабинета, о которой постоянно говорили чуть ли не с момента его формирования, тем не менее оказалась для его членов, в том числе и С. Ю. Витте, неожиданностью (это убедительно показано в мемуарах министра народного просвещения графа И. И. Толстого). Его свидетельство вместе с заметками вхожего в самые разные круги Л. М. Клячко (Львова) рисуют картину быстрого падения престижа и влияния графа, который при первом же удобном случае был отправлен Николаем II в отставку (это произошло 22 апреля 1906 года). Смена кабинета состоялась накануне открытия Государственной думы 27 апреля 1906 года, которая, как предполагалось, окажется революционной и создаст проблемы царскому правительству. Уж не потому ли император удалил с политической арены кабинет С. Ю. Витте в этот момент, что боялся, как бы граф не нашел общего языка с оппозицией, тогда сместить его было бы существенно сложнее?
Питали ненависть к С. Ю. Витте и крайне правые. История организации ими покушения на графа, уже после его отставки, получившая громкую известность в печати, представлена в этом сборнике в воспоминаниях Л. М. Клячко (Львова), изложившего их явно под впечатлением от рассказов самого С. Ю. Витте, обвинявшего во всем правительство П. А. Столыпина. Однако нехитрый рассказ журналиста об обстоятельствах этого покушения (бомбы были снабжены часовыми механизмами, которые не действовали, дворника предварительно оповестили о необходимости барину быть осторожным), а также история второго несостоявшегося покушения (точный день и едва ли не час которого знал только что не весь город) позволяют выдвинуть другую версию: это была не столько угроза жизни графу, сколько демонстрация того, что «измена» монарху будет караться «черной сотней». В противном случае трудно увязать все это в одну цепочку: покушение на жизнь царского сановника, которое демонстративно готовили ревностные защитники самодержавия, используя приемы революционеров, и вялое расследование полиции, отсутствие явного интереса у премьера П. А. Столыпина и самого Николая (похоже, они имели все основания не придавать этому большого значения).
Находясь в отставке, С. Ю. Витте не утратил популярности у журналистов. Разумеется, он сам прилагал к тому немало усилий, надеясь тем самым оставаться в политической жизни. Вообще отношению С. Ю. Витте с прессой, как отечественной, так и зарубежной, посвящено немало страниц воспоминаний самых разных авторов (А. Е. Кауфман, А. А. Спасский-Одынец, А. В. Руманов, И. М. Троцкий, Л. М. Клячко (Львов) и др.). Сановник всегда придавал исключительное значение печатному слову, через В. П. Мещерского и чуть позже через А. С. Суворина постоянно размещал в газетах заказанные им статьи. Он один из немногих в тогдашней России понимал, каким серьезным оружием в политике стали средства массовой информации, и преуспел в их использовании.
Но пишущую братию следовало постоянно подкармливать «интересными фактами» и в отставке. Граф исправно делал это, снабжая их комментариями к недавнему прошлому. Вокруг С. Ю. Витте даже сложился небольшой пул журналистов (А. В. Руманов, И. М. Троцкий), которых он систематически привлекал для размещения нужных ему материалов в печати. Конечно, не обошлось без знакомства читателей с фрагментами его воспоминаний, уже написанных или готовящихся начиная с 1912–1913 годов. С. Ю. Витте активно продолжал эту деятельность вплоть до самой войны, о чем свидетельствуют очерки И. М. Троцкого, посетившего графа на австрийском курорте Бад-Зальцшлирф по его просьбе в самый канун Первой мировой войны.
Впрочем, роль публичного политика и человека, которую граф пытался разыгрывать после 1906 года, удалась ему не вполне. Он так и не смог преодолеть прошлое и продолжал действовать как опытный интриган и царедворец, «под ковром», искал возможности возвращения в большую политику, о чем мечтал до самого конца жизни, привычными для себя способами – закулисными влияниями. Современники знали о том, что он возобновил тесное общение со своим давним ментором князем В. П. Мещерским. Отдельно стоит история отношений С. Ю. Витте с Г. Е. Распутиным. К сожалению, известно об этом не так много, только о факте их редких контактов (чаще всего не прямых, а при посредстве супруги Сергея Юльевича) и о том, что «старец» всегда уважительно отзывался о «Вите». Однако испытанное ранее средство не помогло. Николай II относился к нему настолько отрицательно, что испытал облегчение при известии о его кончине 28 февраля (13 марта) 1915 года. С. Ю. Витте упокоился на кладбище Александро-Невской лавры, на его могиле – массивное надгробье, чем-то напоминающее самого графа: крупного, угловатого, лишенного изящества. На нем, уже после Февральской революции, согласно его завещанию, выбита дата – 17 октября 1905 года. С. Ю. Витте считал Манифест важнейшим делом своей жизни, что, вероятно, справедливо.
В настоящем издании представлена лишь часть свидетельств современников о С. Ю. Витте, немало их в книгу не вошло, так как многие авторы не соприкасались с графом близко при его жизни, поэтому сообщали либо общеизвестную, а иногда и просто недостоверную информацию. Таковы, например, мемуары «распутинца» А. С. Симановича, у которого даже имеется особый раздел «Витте ищет протекции Распутина» [50] . К сожалению, этот крайне любопытный сюжет содержит такое количество бросающихся в глаза неточностей и явных фантазий, что он заслоняет собой достоверные сведения, которых оказывается совсем немного. Аналогичная ситуация с дневником А. В. Богданович. Сведения, содержащиеся в опубликованных из него фрагментах в 1924 году (затем переизданных в 1990 году) [51] , содержат в основном слухи, в большом количестве сопровождавшие фигуру С. Ю. Витте на протяжении всей его карьеры. Любопытные сами по себе, они требуют обстоятельных комментариев и широкого контекста, выходящего за рамки настоящего издания.
50
Симанович А. Распутин и евреи. Воспоминания личного секретаря Григория Распутина. Рига, [1921]. С. 87–92 (были также издания в 1924 и 1928 гг., затем многократные переиздания в СССР и России).
51
Три последних самодержца. Дневник А. В. Богданович. М.; Л., 1924; Богданович А. Три последних самодержца. М., 1990.