Сад Эдема

Такая сила, однако, нашлась: было принято решение отправить на Яву большую экспедицию, главная цель которой заключалась не только в том, чтобы найти питекантропа, но также в том, чтобы составить точное представление о времени, когда обезьяночеловек бродил по берегам Большой реки. Организацию предприятия взял на себя профессор Мюнхенского университета Эмиль Зеленка. Его хорошо знали в Голландии: в течение шести лет, с 1868 по 1874 г., он преподавал зоологию в Лейденском университете, а в 1887–1889 гг., то есть одновременно с Дюбуа, совершил путешествие в Восточную Азию, посетив также Яву и Борнео. Зеленка занимался изучением антропоидных обезьян, но его волновала и проблема происхождения человека. Друзья из Голландии после долгих хлопот добились для него разрешения вести раскопки на Яве, а Берлинская Академия наук и Мюнхенский университет выделили необходимые суммы. Экспедиция, однако, началась с несчастья: Эмиль Зеленка внезапно умер. Руководство исследованиями взяла на себя энергичная супруга умершего — Маргарита Леонора Зеленка. В начале 1907 г. вместе с ближайшими помощниками— профессором из Берлина Максом Бланкенгорном, геологом Г. Элбертом и голландским инженером В. Ф. Ф. Оппенортом — она отплыла из Европы на Яву.

Слухи о предстоящих раскопках в долине Бенгаван-Соло заставили-таки Дюбуа взяться за перо и нарушить свой обет молчания. В течение 1907–1908 гг. он опубликовал две идентичные заметки — одну на голландском языке, а другую на немецком. Но стоило взглянуть, что это за заметки! Кажется, Дюбуа решил поиздеваться над палеонтологами, настолько вызывающе небрежно они составлены: предельно краткое описание разновидностей древних животных, найденных в центральных районах Явы, не сопровождалось ни иллюстрациями, ни данными об измерениях. А определение видов! Не обращая внимания на существовавшие до него описания, Дюбуа присваивал животным новые латинские названия. Словно в насмешку, он перевернул вверх дном выработанные десятилетиями правила номенклатурных определений. Обыкновенного тигра он назвал, например, «тигром Грюневельда» (Felis groeneveldtii) в честь некоего господина Грюневельда. Однако, издавая статью на немецком языке, он решил почему-то лишить Грюневельда высокой чести и того же тигра назвал тринильским (Felis trinilensis). При ближайшем рассмотрении выяснилось, что описанные кости действительно принадлежали обыкновенному тигру!

Но не поспешил ли нарушить свое молчание Дюбуа? Дело в том, что экспедиция Леоноры Зеленки, к вящему удовольствию скептиков, не открыла следов питекантропа. Правда, в древнем слое удалось обнаружить угольки, но кто стал бы утверждать, без опасения быть высмеянным, что дерево горело в кострах обезьяночеловека? Сотни и тысячи костей самых разнообразных животных извлекли землекопы из слоя лапилли, в том числе костные останки оленей, буйволов, южных слонов и малых антилоп, названных в честь строптивца антилопами Дюбуа, однако ни одной косточки обезьяночеловека найти не удалось.

Не принесла желаемых результатов и попытка с помощью новых геологических и флоро-фаунистических наблюдений уточнить возраст питекантропа. Разнобой в мнениях поражал. Так, если Фольц считал, что вулканические туфы, в которых залегала черепная крышка питекантропа, следует датировать серединой четвертичной эпохи, то есть полумиллионом лет, то Картгауз писал о самом начале ледниковой эпохи (около 1 миллиона лет). Специалист по ископаемым растениям Шустер подсчитал, что из 54 видов растений, найденных в Триниле, лишь 24 встречаются сейчас на Яве, а из них лишь 10 — в долине Бенгавана. Температура в том древнем вечнозеленом смешанном лесу умеренного пояса была на 6 °C ниже современной. По мнению Шустера, снежная линия на горах располагалась тогда на 800 метров ниже, чем сейчас. Климат в тот период отличался не только большей прохладой, но и влажностью. Специалист по моллюскам Мартин подтверждал выводы Шустера. Зоолог Штемме на основании отсутствия современных разновидностей среди 27 видов животных Тринила датировал питекантропа, как и Дюбуа, временем более миллиона лет (плиоцен, дочетвертичная эпоха). Бланкенгорн, редактор книги Зеленки, писал не о начальной стадии оледенения Земли, а о межледниковье, когда вновь наступило потепление.

Антропологи тоже не могли столковаться относительно статуса питекантропа. Фольц и профессор анатомии из Мюнхена Биркнер описывали его, в согласии с мнением Вирхова, как разновидность гигантского гиббона, Пильгрим сравнивал с древней обезьяной сивапитеком, Грегори видел в нем родича гориллы, Рамстрем — шимпанзе-гиганта, Рид Мойр — неандертальца, а Мэтчи — даже современного человека. Лишь Густав Швальбе продолжал упорно поддерживать точку зрения Дюбуа. Что же касается последнего, то, опубликовав вышеупомянутые статьи, он вновь отчужденно замолк ни много ни мало как почти на полтора десятка лет. За это время он лишь вдохновил одного скульптора вылепить статую обезьяночеловека с Явы. Можно представить насмешки противников строптивца, когда они увидели в руке «недостающего звена» муляж каменного орудия. Этого только не хватало монстру из Тринила! Лишь Дюбуа могла прийти мысль о том, что его подопечный умел пользоваться инструментами, изготовленными из камня.

Свое молчание он вновь нарушил в 1920 г. Дюбуа заставила говорить сенсационная статья Стюарта Смита об открытии около Талгая первого черепа ископаемого человека Австралии. Когда европейские и американские антропологи проявили взволнованную заинтересованность этой замечательной находкой, Дюбуа решил напомнить о себе: он опубликовал статью о вадьякских черепах, найденных на юге Явы 30 лет назад. Публикация вызвала бурю эмоций: антропологи поражены и возмущены скрытностью Дюбуа. Они не знали о заметках в «Квартальных докладах Рудного Бюро» и думали, что он сделал первое сообщение об открытии ископаемых австралоидных черепов.

Кёнигсвальд, со своей стороны, полагал, что в 90-е годы прошлого века, когда решалась судьба питекантропа, Дюбуа, пожалуй, и не следовало выкладывать перед и без того растерянными антропологами черепную крышку питекантропа вместе с вадьякскими черепами. Одинаково минерализованные, приблизительно из одного района, но резко отличающиеся друг от друга, они вряд ли были бы правильно поняты специалистами. Во всяком случае, спор о «недостающем звене» с Явы мог бы принять нежелательное направление и резко обостриться. Теперь, в начале 20-х годов XX в., антропологи приняли многое из того, что ранее казалось неприемлемым. Блестящие исследования Густава Швальбе окончательно решили вопрос о неандертальце как обезьянообразном предшественнике «человека разумного». Поэтому питекантроп не выглядел более некоей химерой, от которой следовало открещиваться. Ряды сторонников Дюбуа росли. Его открытие, намного опередившее время, переоценивалось заново. Как никогда остро возникла необходимость извлечь останки питекантропа из сейфа Лейденского музея.

Однако все попытки упросить Дюбуа до сих пор заканчивались безрезультатно. Первыми проявили смелость американцы. Генри Ферфилд Осборн, директор Музея естественной истории Нью-Йорка, в 1923 г. обратился с письмом к президенту Академии наук Нидерландов. Он просил дать возможность и другим ученым взглянуть на этот волшебный талисман, раскрывающий загадки происхождения человека. Ведь нельзя же, в самом деле, ограничиваться мнением одного первооткрывателя! В заключение письма Осборн просил президента воздействовать на Дюбуа, чтобы он открыл для науки свои великие реликвии.

Вряд ли Осборн надеялся на благополучный исход дела. Но как же удивился директор американской школы доисторических исследований в Европе Алеш Хрдличка, когда неожиданно получил в Лондоне в Британском музее естественной истории телеграмму, посланную Дюбуа на имя Смита Вудворда. В ней Хрдличка приглашался посетить Гаарлем и дом самого Дюбуа «с целью ознакомления с костными останками питекантропа». 15 июля 1923 г. Хрдличка прибыл в Гаарлем. Его с «большой сердечностью и истинным очарованием» встретил Дюбуа. Он лично извлек образцы из сейфа и демонстрировал их гостю, а затем, к великому его удовлетворению и удивлению, позволил подержать их в руках.

Хрдличка позже описал сильное впечатление, которые произвело на него знакомство с питекантропом. Никакие, даже самые лучшие слепки с находок не могли передать их настоящего характера. Особенно поражала примитивностью черепная крышка: темно-коричневая, тяжелая от минерализации, разрушенная с поверхности действием грунтовых вод. Дюбуа несколько сгладил неровности кости, заделав наиболее глубокие каверны папье-маше. На внутренней поверхности отчетливо выделялись желобки мозговых извилин. Все для Хрдлички казалось значительно более важным, чем ранее, и во многом новым. Бросалась в глаза также досадная фрагментарность черепа. У черепной крышки отсутствовали височные кости, очень важные для правильной диагностики. Но тем значительнее выглядела в таком случае прозорливость Дюбуа. В заключение беседы он сказал Хрдличке, что заканчивает изучение образцов и надеется вскоре опубликовать свои выводы.

Визит Хрдлички в Гаарлем открыл двери другим. Тем же летом 1923 г. сейф раскрыли для профессора Колумбийского университета Макгрегора. Затем к Дюбуа приехал знаменитый немецкий палеоантрополог Ганс Вейнерт, который долго беседовал с ним, детально изучал кости питекантропа и опубликовал подробный рассказ об открытии и описание фрагментов. В 1924 г. коллекцию выставляли перед участниками XXI конгресса американистов, а позже и на других крупных международных съездах ученых. В 1924 г. случилось долгожданное событие, на которое перестали надеяться даже самые терпеливые: Дюбуа опубликовал две статьи, посвященные подробному описанию останков питекантропа. 32 превосходные по качеству фотографии давали ясное представление о находках у компонга Тринил. Так, черепную крышку сфотографировали в натуральную величину в шести положениях! Выяснилось также, что Дюбуа не тратил напрасно времени, продолжая работать над коллекцией все прошедшие годы. В частности, он мастерски провел тщательную и тонкую расчистку внутренней плоскости черепной крышки, освободив ее от вулканического туфа. Это дало возможность получить слепки мозга обезьяночеловека, наглядно представить его рельеф и форму. Антропологи более не сомневались, что строение мозга «недостающего звена» с Явы несравненно сложнее обезьяньего: в височной области отчетливо прослеживалась извилина, свидетельствующая о способности этого существа к речи. Ни у одной из разновидностей обезьян такая извилина в мозге не обнаружена. Нижняя лобная извилина мозга питекантропа, не менее важная для определения степени мыслительных способностей, выделялась на слепке столь же отчетливо, как у человека, хотя форма ее отличалась простотой. Не мог не поразить также объем мозга тринильца: согласно новым вычислениям Дюбуа, он составлял 900 кубических сантиметров! Помимо фотографии черепной крышки в статьях в двукратном увеличении были опубликованы фотографии трех коренных зубов питекантропа и нижней челюсти из Кедунг — Брубуса.