Сад Лиоты

После очередного сигнала автоответчика она услышала насмешливый мужской голос.

— Куда подевалось предыдущее приветствие? Досрочно освободилась? Твой старший брат звонит на тот случай, если ты забыла, как звучит его голос. На уикенд еду в Сити. Думаю, не сходить ли нам в какой-нибудь навороченный ресторанчик? Только не в то чесночное царство, где ты работаешь. Перезвони мне, Сьюзи.

— Плохие парни… Плохие парни… Что происходит… — разорялся Барнаби и мерно покачивал головой, восседая на жердочке.

Энни переключила свое внимание на учебник, довольная, что звонила не ее мать. На последние два принятых вчера вечером и сегодня утром звонка она еще не успела ответить, хотя прекрасно понимала, что так или иначе разговор с матерью состоится: либо она сама позвонит ей, либо услышит ее голос в телефонной трубке. Уже вышли все сроки, и предполагалось, что Энни вот-вот изменит свое решение и отправится на восток страны в университет Уэллсли. С чего бы ее матери сдаваться? Она, как питбуль, мертвой хваткой вцепилась в свою идею и держится за нее.

Часом позже вернулась Сьюзен. Энни только что дочитала последнюю строчку заданного материала и просматривала свои записи.

— Мама и папа передают тебе привет, — оживленно затараторила Сьюзен, забросив сумку на диван. — Мне звонил кто-нибудь?

— Сэм.

Сьюзен нажала на кнопку автоответчика и послушала сообщение брата.

Чудовище! — заулыбалась Сьюзи. Давай дадим ему встряску и попросим сводить нас в «Карнелиан Рум»!

— Вот сама и попроси. Меня там не будет.

Сьюзен нахмурилась:

— Собираешься навестить свою матушку?

— На этой неделе я работаю во вторник и в пятницу, поэтому я спросила бабушку, смогу ли я провести с ней субботу. Я бы осталась у нее и на ночь, но не хочу, чтобы она ломала голову, где уложить меня спать. Ты не возражаешь, если я возьму твой спальный мешок?

— Он уже твой.

— Спасибо, Сьюзи.

Теперь оставалось лишь уговорить бабушку Лиоту, чтобы та разрешила ей поработать в саду.

— Я смотрю, ты самозабвенно служишь делу оказания добровольной помощи старушкам, а? — подтрунивала Рут над Корбаном, делая на полу растяжку в черных спортивных брюках и белой безрукавке. — В среду, теперь вот в субботу.

— У нас ведь не было никаких планов на сегодня?

— Насколько я помню, нет. — Двигаясь в такт музыке, она наклонилась к правой ноге и коснулась ее головой, затем перенесла вытянутые перед собой руки к левой и, ухватившись за пятку, коснулась лбом левой коленки. — Мне, видимо, весь день придется корпеть над учебниками.

Наблюдая за ней, Корбан все больше раздражался. Упражнения под музыку, которые делала Рут, были записаны на видеокассету, и она включила телевизор на всю катушку. Он довольно часто имел удовольствие лицезреть эти занятия, а потому знал, что еще добрых сорок пять минут ей предстоит работать над своим телом.

— Больше жизни! — бойко призвал прожужжавший все уши ведущий. — Так держать. Вот так. Раз. Два. Три. Четыре…

Так трудно было сосредоточиться в столовой, в то время как Рут делала упражнения в гостиной. Поначалу музыка казалась ему неплохой, но когда она прозвучала дюжину раз, то начала действовать ему на нервы. Сейчас ему неудержимо захотелось пнуть экран ногой и предать образ Джейн Фонды забвению.

— Мы, кажется, договаривались, что ты не будешь делать упражнения по утрам, — напомнил он.

— Договаривались, и сегодня у меня было такое настроение, что я вообще хотела пропустить занятие. Но потом решила, что один пропуск может с легкостью повлечь за собой другой.

Собственно, ему предлагается отложить все почти на час?

— Мне осталось два часа до начала учебных занятий, и эта музыка не дает мне сосредоточиться.

— Не умрешь, если потерпишь полчасика!

Интонация, с которой она произнесла эти слова, разожгла тлеющий костер негодования. Он нажал на кнопку видеомагнитофона и выключил его.

— И тыне умрешь, если будешь соблюдать наши договоренности.

Лицо ее раскраснелось — от упражнений ли, от злости ли, он не знал. Ему было сейчас все равно. В черных глазах Руг вспыхнуло негодование, но он выжидающе смотрел на нее. В голову уже закрадывалась мысль, что он совершил непростительную ошибку, когда предложил ей жить вместе.

Чем дольше она смотрела в его глаза, тем больше мрачнело ее лицо. Наконец Рут отвела взгляд, затем выпрямилась, все еще сидя на полу, и, сделав одно плавное движение, поднялась на ноги.

— Извини. Ты прав. — Она нажала на другую кнопку и извлекла выплывшую из магнитофона кассету. Положила обратно в коробку и захлопнула ее.

— Я сделаю пробежку вместо упражнений.

Она небрежно бросила кассету на кофейный столик, а не на специально отведенную полку и прошагала в спальню.

Корбан сел на диван, открыл книгу по философии. Зубы его были так крепко стиснуты, что челюсть свело от боли. Ему не хотелось сейчас думать о том, что происходит в голове Рут. Но тем не менее она всегда безошибочно выбирала момент, чтобы капитулировать — в самую последнюю минуту.

Вышла она из спальни в красных атласных шортиках для бега и белом топике. Натянула на голову белый ободок и посмотрела на Корбана, поправив свои короткие волосы. Ему так знакомо это выражение ее лица. Рут полагала, что выглядит сногсшибательно, и что у него всегда будет перехватывать дыхание, когда она захочет этого. Да, собственно, так оно и было первые два месяца их совместной жизни. И сейчас в его глазах вспыхнули искорки, когда он увидел ее в спортивной одежде, но на этот раз не любовное томление придавало блеск его глазам.

— Может, что-нибудь придумаем вместе, когда я вернусь. — Она одарила его своей кошачьей улыбкой. — Не думаю, что я надолго.

— Можешь не спешить, — проронил он и снова уткнулся в книгу, лежавшую на его коленях.

Она на секунду задержалась. Он почувствовал, что Руг выжидающе смотрит ему в спину, но не стал доставлять ей удовольствие и оборачиваться. Ее уловки прежде действовали на него безотказно, но не теперь. Он не марионетка, которой можно управлять, дергая за несколько ниточек. Нет, она ему не безразлична. Напротив, он испытывал к ней более глубокий интерес, чем ему хотелось бы. А еще он знал, что, обернувшись, выскажет все, что у него на уме, а потом непременно будет жалеть об этом. Иногда, правда, он задавался вопросом, имел ли он хоть какое-нибудь значение в ее жизни.