Сад лжи. Книга вторая

„Что ж, такой случай у тебя теперь имеется!" — сказала она себе.

— Послушай, Роза… может, это и не имеет теперь значения. Но я… — запинаясь, продолжал Брайан, — любилтебя. И до сих пор люблю… по-своему.

— Знаю, — ответила она.

Они обменялись долгими нежными взглядами. Роза понимала, что именно имеет в виду Брайан. Поняла, потому что и сама чувствовала то же. Они оба продолжали любить друг друга — прежних. Или тех, кем могли бы стать. Но не тех, кем стали в действительности.

— Ты любишь свою Рэйчел? — наконец прервала Роза затянувшееся молчание.

— Да. До самого последнего времени я даже не подозревал, насколько сильно.

Брайан снова взглянул на нее, и по ясному взгляду его серых глаз Роза поняла, что он говорит правду. В этих глазах отражалось его сердце. Он всегда был таким, и она это знала.

„Я могу рассказать ему сейчас, как Рэйчел все эти годы лгала. Могу поставить его на колени. Но разве этого я хочу? Может быть, и хотела, но только раньше?" — спросила она себя.

Откинувшись назад, Роза с удивлением поняла, насколько мало все это ее в сущности волнует. Внутренне она смирилась с тем, что ее роману с ним пришел конец — боль уступила место сладкой ностальгии, в которой почти не оставалось горечи.

— Отправляйся к ней, — с неожиданной настойчивостью в голосе произнесла она. — Если твои чувства действительно таковы, тогда не теряй времени. Приди к ней и скажи, что любишь ее, невзирая ни на то, что между вами было, ни на то, что будет.

— Все так просто?

— Нет. Так просто никогда не бывает. Я этого не утверждаю, — ответила Роза.

Перед ее глазами неожиданно всплыл образ Макса — на сей раз на нем не было тени Брайана, и он казался ей прекрасным подарком, который она сама взяла и отдала, не поняв, какая это ценность.

„О, Макс, почему я тебя не разглядела?" — неслышно простонала Роза.

— Во всяком случае попытайся, — заключила она уже без всякого энтузиазма, не в состоянии передать всего, что чувствовала.

— Роза… я хотел еще сказать… что очень долго ненавидел себя за то, что с нами произошло.

— Не говори так, — ответила она вполне искренне и, сжав его руку, тут же отпустила ее. — Ты был прав, когда сказал: „Если бы мы поженились…" в общем, тогда я, наверное, не была бы согласна ни на что другое, кроме своего идеала. Все или ничего. Только наш „форт" на крыше. Для нас — и ни для кого больше. Наш мир — и ничей другой. Но мир этот не был реальностью, ты согласен? Мы его просто выдумали. Как те рассказы, которые ты тогда писал.

— Но, Роза… то, что я испытывал по отношению к тебе, — это была реальность!

— Знаю. Сейчас я это знаю. — Она незаметно подвинулась на стуле и встала. — Мне пора, Брайан. Осталось еще много важных дел.

„Господи, — подумала она, — только бы не было слишком поздно".

Неуклюже поднявшись, Брайан протянул ей руку.

— До свидания, Роза.

Как бы не замечая протянутой руки, она чмокнула его в щеку, чувствуя, что к горлу подступил комок:

— До свидания, Брайан. Желаю тебе удачи. Надеюсь, у тебя все образуется. Знаешь, как ни странно, но я еще, несмотря ни на что, верю в счастливый конец.

Повернувшись, она стала пробираться к выходу из бара, провожаемая жалобным кваканьем саксофона. Все это время Роза беззвучно молилась, чтобы Макс был дома, когда она позвонит.

35

Судья привычно стукнул своим молоточком по столу — и звук этот заставил Рэйчел вздрогнуть. Она чувствовала себя напряженной, как тетива лука. Каждый мускул спины и плеч был натянут до предела, так что казалось, от малейшего движения она разломится на две половинки, как сухая ветка.

„Господи, скорей бы уже все кончилось", — стучало у нее висках.

В свое время во Вьетнаме ей приходилось видеть вещи и пострашнее. Много страшнее того, что она испытывала сейчас. Искалеченные, истекающие кровью люди. Умирающие на твоих глазах младенцы. Но тогда у нее было больше сил, она знала, что надо делать, и делала это. Сейчас она ощущала свою беспомощность и не могла помочь даже самой себе. Будущее ее зависело не от нее самой — оно было целиком в руках других.

— Слушание дела „Сосидо против Розенталь" продолжается! — громко объявил" секретарь суда, чтобы его могла услышать стенографистка, склонившаяся над своей крохотной машинкой, на которой она барабанила с такой бешеной скоростью, что порой казалась не человеческим существом, а скорее каким-то обезумевшим насекомым, доросшим до размеров взрослого человека.

После завершения необходимых формальностей жюри присяжных заняло свое место.

„Ну вот, — подумала Рэйчел, — представление начинается".

Оглянувшись, она увидела, с каким вниманием присутствующие ожидают возобновления слушания. Шум в зале постепенно стихал. Ее пальцы непроизвольно коснулись талисмана на шее. Это была крошечная золотая змейка, обвивающая чашу, символ врачевания. Талисман на счастье подарила ей в самом начале суда верная Кэй.

— Я почти было выбрала для тебя Звезду Давида, — рассказала та, — но передумала и взяла эту штуку. Мне показалось, тебе нужно почаще напоминать себе: „Хорошо, я не Господь Бог или что-то вроде этого, а всего лишь врач… но чертовски хороший врач".

Хорошо бы, подумала Рэйчел, чтобы Кэй сейчас была рядом. Но она сама, не обращая внимания на протесты подруги, настояла, чтобы та оставалась на работе. Дел там было невпроворот, а персонала у них в клинике вечно не хватает.

Впрочем, с горечью напомнила она себе, после суда, возможно, никакой клиники у них уже не будет.

Но в любом случае суд особенно долго не продлится. Каков бы ни был исход, агония скоро закончится. Потом ей надо будет научиться как-то существовать без Брайана. Одно хорошо: со всеми тайнами и ложью будет, по крайней мере, покончено навсегда.

„Сейчас, — подумала она, — все в руках Розы. У нее есть уникальное оружие, чтобы одним выстрелом уложить меня наповал. Но она же, если захочет, одновременно может спасти мне жизнь. Ведь стоит ей рассказать правду обо мне и Дэвиде, его ложь отпадет, как шелуха… Но зато моя — предстанет воочию".

На нее внезапной волной накатила усталость, как ни странно принесшая успокоение.

Рэйчел поглядела на Розу: вот она поднимается со стула, высокая, стремительная, полная решимости. Кажется, в зале суда нет никого, кроме этой женщины. В ее глазах уже светится огонек победы. Темно-красная блузка, твидовая юбка, туфли из черной кожи. В выемке шеи — маленькое распятие, инкрустированное жемчугом. И эта странная — опять одна — рубиновая сережка в виде капли. Волосы, подобно летящему грозовому облаку, рассыпаны по плечам.