Сад принцессы Сульдрун
Шрифт:
«Тогда найди более расточительного любовника. Как тебе нравится король Казмир?»
«У нас мало общих интересов».
«Тогда тебе придется положиться на Тамурелло, при всех его недостатках».
Покосившись на Меланкте, Карфилиот изучил ее деликатный профиль: «Разве Тамурелло никогда не оказывал тебе внимание?»
«Как иначе? Но я оказалась ему не по карману».
«Какую цену ты запросила?»
«Он должен был расплатиться жизнью».
«Это непомерная цена. Чего бы ты попросила у меня?»
Меланкте подняла брови, губы ее насмешливо покривились: «О, тебе пришлось бы поступиться многим».
«В том числе моей
«Мы обсуждаем бессмысленный вопрос. Кроме того, этот разговор меня раздражает, — она повернулась, чтобы уйти. — Я собираюсь вернуться к себе».
«И что же мне делать?»
«Делай, что хочешь. Поспи на солнышке, если тебе так угодно. Или возвращайся в Тинцин-Фюраль».
«Для существа, более близкого, чем сестра, ты положительно ядовита», — с укором сказал Карфилиот.
«Ты ошибаешься — мне абсолютно все равно».
«В таком случае, если я могу делать, что хочу, я воспользуюсь твоим гостеприимством».
Задумчиво поджав губы, Меланкте зашла во дворец; Карфилиот последовал за ней. Они задержались в вестибюле — круглом помещении, украшенным лазуритом, розовым мрамором и золотом; на мраморном полу лежал бледно-голубой ковер. Меланкте позвала мажордома: «Проведите Фода в его комнату и позаботьтесь о том, чтобы у него было все, что потребуется».
Карфилиот выкупался и некоторое время отдыхал. Сумерки сгущались над океаном; в комнате становилось темно.
Герцог оделся во все черное. В вестибюле ему повстречался мажордом: «Леди Меланкте еще не вышла. Если вам угодно, вы могли бы подождать ее в малой гостиной».
Карфилиот уселся в гостиной; ему подали бокал пунцового вина с привкусом меда, сосновой хвои и граната.
Прошло полчаса. Серебристокожая служанка принесла поднос со сладостями, каковые Карфилиот попробовал без энтузиазма.
Через десять минут, поставив бокал на стол и подняв глаза, он обнаружил стоящую перед ним Меланкте. На ней было длинное черное платье без рукавов, самого простого покроя. У нее на шее, на узкой черной ленте, висел неограненный черный опал. Контраст с черным придавал ее бледной коже и большим глазам видимость уязвимости к наслаждению и боли — видимость, способную возбудить любого, кто пожелал бы причинить ей боль, наслаждение или и то, и другое.
Помолчав, она присела рядом с Карфилиотом и взяла с подноса бокал вина. Карфилиот ждал, но она ничего не говорила. Наконец он спросил: «Ты хорошо отдохнула после полудня?»
«Ни о каком отдыхе не было речи. Я выполняла кое-какие экзерсисы».
«Неужели? С какой целью?»
«Стать колдуньей очень трудно».
«Но ты к этому стремишься?»
«Разумеется».
«Значит, это не слишком трудно?»
«Я изучаю самые начала. Настоящие трудности впереди».
«И ты уже меня опередила!» — шутливо воскликнул Карфилиот. Меланкте не улыбнулась.
Наступило тяжелое молчание. Наконец она поднялась из-за стола: «Пора ужинать».
Меланкте привела его в просторное помещение, где стены были облицованы панелями необычайно черного дерева, а пол выложен полированными плитами черного габбро. Освещали зал несколько хрустальных призм, установленных над панелями стен.
Ужин подали на двух подносах; каждый содержал непритязательное блюдо: мидий, тушеных в белом вине, с хлебом, оливками и орехами. Меланкте ела мало, почти не обращая внимания на Карфилиота и не пытаясь завязать разговор. Раздосадованный Карфилиот тоже держал язык
за зубами — ужин прошел в молчании. Карфилиот выпил несколько бокалов вина и, наконец, с решительным стуком поставил бокал на стол: «Ты прекраснее мечты во сне! И при этом холодна, как рыба!»«Это не имеет значения».
«Что может нас сдерживать? Разве мы не половины одного целого?»
«Нет. Десмёи породила трех: меня, тебя и Денкинга».
«Значит, нас осталось двое!»
Меланкте покачала головой: «Все мы в конечном счете сделаны из одного и того же теста. Но лев мало походит на мышь, а человек мало походит как на льва, так и на мышь».
Карфилиот отмахнулся от этой аналогии: «Да, мы отличаемся, но составляем одну сущность! Поразительное стечение обстоятельств! И, тем не менее, я не вызываю у тебя никаких ответных чувств!»
«Верно, — сказала Меланкте. — Не вызываешь».
«Но представь себе на минуту наши возможности! Кульминации страстей! Невиданное разнообразие наслаждений! Разве ты не чувствуешь возбуждение?»
«Зачем чувствовать? Достаточно думать», — на какое-то мгновение показалось, что непоколебимое самообладание покидает ее. Она встала и подошла к камину, глядя в пылающие угли, собранные на морском берегу.
Карфилиот непринужденно подошел ближе: «Чувствовать так просто». Он взял ее за руку и положил ее пальцы себе на грудь: «Чувствуешь? Я силен. Слышишь, как стучит мое сердце? Как кипит во мне жизнь?»
Меланкте отняла руку: «Я не хочу ничего чувствовать только потому, что этого хочешь ты. Страсть подобна истерике. На самом деле мужчины вообще меня не привлекают». Она отошла на шаг: «Будь добр, оставь меня в покое. Утром я к тебе не выйду — и ни в чем не стану содействовать твоим предприятиям».
Карфилиот скрестил руки на груди и стоял, глядя на нее; зарево камина играло на их лицах. Меланкте открыла рот, чтобы что-то сказать, но не произнесла ни слова. Наклонившись, Карфилиот поцеловал ее в губы и увлек на софу: «Вечерние звезды еще восходят — ночь только начинается».
Она словно не слышала и сидела, глядя в камин. Карфилиот расстегнул пряжку у нее на плече — она позволила платью соскользнуть, не сопротивляясь, и в воздухе распространился аромат фиалок. В неподвижном молчании она наблюдала за тем, как раздевается Карфилиот.
В полночь Меланкте встала с софы и подошла, обнаженная, к камину, где уже догорали угли.
Развалившись на софе, Карфилиот следил за ней из-под полуопущенных век, поджав губы. Поведение Меланкте приводило его в замешательство. Ее тело отвечало его вожделениям с надлежащей пылкостью, но во время совокупления она ни разу не взглянула ему в лицо — голова ее была откинута назад или повернута набок, и глаза ее ни на чем не сосредоточивались. Он ощущал, что телесно она была возбуждена, но, когда он говорил с ней, она не отвечала, словно он был не более чем порождением ее воображения.
Меланкте оглянулась через плечо: «Оденься».
Карфилиот угрюмо натянул черный костюм, пока Меланкте продолжала разглядывать догорающие угли. Карфилиот перебирал в уме всевозможные замечания, которыми он мог бы сопроводить сложившиеся обстоятельства, но каждое казалось либо тяжеловесным, либо банальным или глуповатым, и он придержал язык.
Одевшись, он подошел к ней и обнял ее за талию. Она выскользнула из его объятия и задумчиво сказала: «Не прикасайся ко мне. Ни один мужчина еще ко мне не прикасался, и тебе я это тоже не позволю».