Сады Луны (др. перевод)

Размышляя таким образом, Крюпп добрался до Жемчужного квартала. Сойдя с пандуса, он благодушно улыбнулся одинокому караульному, маявшемуся в своей будке. Тот хмуро оглядел толстяка, однако ничего не сказал, и Крюпп отправился дальше. Празднество начиналось через полчаса, однако он решил явиться заблаговременно. При мысли о свежевыпеченных, еще не успевших остыть пирожных с восхитительной начинкой рот Крюппа обильно заливала слюна. Он достал свою маску и улыбнулся. Из всех, кто здесь соберется, пожалуй, только алхимик Барук сумеет по достоинству оценить ее тонкую иронию. Крюпп держал в руках розовощекое личико невинного младенца. Потом он вздохнул. Только одно пирожное. Всего одно, чтобы перебить подступающий голод. Разве Крюпп – жадный обжора?

Ответом ему было урчание собственного желудка.

Крокус всматривался в стремительно темнеющее небо. С востока на город двигалась гроза. Над холмами вспыхивали молнии. Пока еще гроза была достаточно далеко, но с каждым разом вспышки становились ярче. Крокуса удивил гром. Вместо привычных басовых раскатов из-за холмов долетал совсем другой звук. Грозовые облака почему-то были не темно-лиловыми, а ярко-охристыми. Они тоже двигались к Даруджистану.

– Когда мы отсюда уйдем? – спросила Апсалара.

– Сейчас. Уже достаточно стемнело.

– А если Шалисса опять тебя предаст? Ты что-нибудь придумал? – допытывалась Апсалара.

В сумерках он едва видел лицо девчонки и не мог понять, решила ли она над ним поиздеваться, или ее это действительно заботит.

– Не предаст, – ответил Крокус, стараясь говорить спокойно и убедительно. – Можешь мне верить.

– Я тебе верю, – ответила Апсалара.

Крокус вздрогнул. Клобук накрой эту девчонку, ну почему у нее все так легко и просто? Он сам не слишком верил в то, что сейчас говорил. Он ведь почти не знал Шалиссу. Они и виделись всего только раз, и разговор тогда у них получился странный. А если Шалисса и впрямь позовет стражу? Нужно сделать так, чтобы с Апсаларой ничего не случилось.

Он схватил девчонку за руку.

– Слушай, – нарочито жестким и суровым голосом начал Крокус. – Если со мной что-то случится, беги в таверну «Феникс». Поняла? Разыщешь там Мизу, Ирильту или моих друзей Крюппа и Муриллио и все им расскажешь.

– Да, Крокус.

– Надеюсь, ты запомнила, – сказал он, выпуская ее руку. – Жаль, фонаря у нас нет. Не сверзиться бы со ступенек.

Крокус осторожно шагнул в темноту, выставив вперед руку. Апсалара взяла его за другую руку.

– Я вижу в темноте и помогу тебе спуститься. Ты только держись за мою руку.

Крокус не имел ничего против ее руки, но мозоли… Мозоли на маленькой, почти детской руке. Крокус знал, откуда они, и ему становилось не по себе. Но он не умел видеть в темноте и потому послушно пошел вслед за Апсаларой, сжимая ее руку.

Капитан караульных, ведавших охраной особняка госпожи Симталь, придирчиво разглядывал Бурдюка и его взвод.

– А я-то думал, вы все баргасты, – разочарованно произнес он.

Он остановился перед Ходунком и ткнул тому пальцем в грудь.

– Слушай, Ниганга, ты же мне говорил, что у вас все такие, как ты.

Из плотно сжатых губ Ходунка послышалось угрожающее рычание. Капитан попятился и схватился за рукоятку своего короткого меча.

– Если бы мы все были баргасты, – начал Бурдюк.

Вытянутое, напоминающее собачью морду лицо капитана повернулось к нему.

– Так вот, если бы мы все были баргасты, мы бы предпочли славно повеселиться в этот вечер, а не торчать на посту, – с натянутой улыбкой сказал сержант.

Он взглянул на Ходунка. Ну и имечко себе придумал!

– Кстати, капитан, Ниганга – мой первый помощник. А теперь давайте о деле. Где вы нас расставите?

– За фонтаном, – ответил капитан. – Будете стоять спиной к саду. Сад у нас подзапущен, в нем и заблудиться недолго. А нам совсем ни к чему, если кто-то из гостей заблудится. Вот вы и будете смотреть, чтобы никто далеко от дома не уходил. Если кого увидите, вежливо так заворачивайте назад. Понятно? Вежливо – значит вежливо, без разных там солдатских словечек. Кто из гостей к вам обратится – салютовать, а потом уже отвечать. Это тоже понятно? Если где какой спор заметите, сами не вмешивайтесь, зовите меня. Да, забыл представиться: капитан Стиллис. Я буду делать обходы, но вам любой караульный скажет, где меня найти.

– Все понятно, господин капитан.

Бурдюк оглядел свой взвод. За спиной Ходунка топтались Скрипач с Ежом, оба похожие на мальчишек, задумавших пошалить. Быстрый Бен и Колотун о чем-то переговаривались. Похоже, взводного мага больше волновала надвигавшаяся гроза, ибо он вздрагивал от каждого раската грома.

Отдав последние распоряжения, капитан Стиллис удалился. Бурдюк подождал, пока тот скроется в дверях особняка, потом шагнул к Быстрому Бену.

– Что случилось? Грозы никогда не видел?

Быстрый Бен что-то пробормотал, продолжая вслушиваться в раскаты. Вид у него был испуганный.

– Гроза-то непростая, сержант, – сказал лекарь. – Это и не гроза вовсе. Выходит, Паран не соврал.

– Тогда у нас мало времени. А адъюнктесса так и не показала носа. Как ты думаешь, не дернула ли она отсюда со сверканием пяток?

Колотун пожал плечами.

– Все серьезнее, чем вы думаете, – вступил в разговор Быстрый Бен.

И куда только подевалась его привычная уверенность? Бурдюк не помнил, чтобы маг так дрейфил. Даже в Крепыше.

– Джагат там с кем-то сражается. Это битва магов. Я не знаю, кто ему противостоит, только остановить тирана он не в силах. Джагат приближается к городу. Перевес сейчас на его стороне, а это значит…

– Плохи наши дела, – договорил за него Бурдюк. – Но паниковать не будем. Главное, мы попали туда, куда нужно. Бен, ты уверен, что Калам с Параном найдут нас?

– Я же им подробно объяснил, как идти. Не маленькие, – отмахнулся Быстрый Бен.

– Тогда вперед. Как говорят, в глаза не бросаться, но все подмечать.

– У меня такое ощущение, что он проспит еще несколько дней, – сказал Калам, глядя на храпящего Колля.

Паран тер воспаленные глаза.

– Она наверняка с ними что-то сделала, – устало сказал он. – Они и не заметили как.

Калам покачал головой.

– Говорю тебе, нет. Все следили. За ребят можешь не волноваться. Кстати, и нам туда пора.

Паран с трудом поднялся. Он чувствовал себя совершенно разбитым и не хотел быть дополнительной обузой для взвода.