Сады Шахерезады

– А-апчхи... апчхи... пчхи...

Три раза. Добрый знак. Вместо платка в ход опять пошла лежалая, подгнившая, с душком, солома.

Полчаса. Спайдер-нот, будто не родной, откусывает секунды.

Если бы у него была вечность...

Что же она такое, на что похожа?

Почему "если бы..."?

Почему ее нет у него?

Одержимость судьбою не равняется вечности в запасе. Свинство, закономерность, гармония мироздания?

Иэн привалился спиной к стене, закрыл ненужные в темноте подземелья глаза.

"Помоги, Танатэро..."

Губы шептали.

Вспоминая забытые строчки барда, затерявшегося в дороге тревожной судьбы.

"Никогда никого ни о чем не просить,

Так завет гордецов одиноких гласит.

Не просить, не молить, не рыдать,

Но в отчаяньи темном молча страдать.

Стиснув зубы, надежду отбросив с дороги..."

"Помоги, Тан..."

Жгучая боль звериной челюстью вгрызлась вдруг в тело, клыками вонзилась в ребра, раскаленной лавой заполнила легкие, повалив на солому в нестерпимом удушье. Скрючившись на узком лежаке, Иэн хватал ртом воздух и скреб ногтями шершавое дерево под собой. Боль раздирала его на части, из глотки рвался наружу едва сдерживаемый вой терзаемой плоти, а в голове разгорался огненно-желтый цветок, шевелящий лепестками.

В этот миг он увидел бога. И еще одной вспышкой озарилось меркнущее сознание. Пульсировала отчетливая мысль - бог входит в тебя вместе с сокрушающей все в тебе болью, так живая плоть отзывается на вечность, заполняющую тебя.

Ужас и счастье смешались в одно нераздельное ужастье. Танатэро явил зовущему свой лик. У него было лицо ребенка - с внимательно-пристальным, неподвижным взглядом голубых глаз. Он был похож на обычного государственного ребенка - белоголового, кудлатого, с солнечными отметинками на носу и щеках и даже с болячкой в уголке губ. И лишь этот совсем не мальчишечий, обжигающий, выворачивающий наизнанку взгляд не позволял обмануться. Он пронзал извивающееся от боли тело узника насквозь, будто плазмолучом, - и в этом не было ничего человеческого.

Бог в облике ребенка даровал ему свою милость.

И почти сразу все кончилось. Пропал огненный цветок, исчезло видение бога, и боль покинула тело. Осталась лишь крошечная заноза где-то там, внутри. Впившиеся под ногти настоящие, соскобленные в судороге явленного откровения с деревянного лежака занозы казались теперь куда более болезненными.

Бог в облике ребенка даровал ему свою милость.

Вечность вошла в тело и душу бывшего командора, наполнив миром и уверенным спокойствием.

Пятнадцать минут.

Коридор подземелья за железной дверью огласился топотом десятка пар ног, обутых в казенные гринды. Упал засов, простуженно заворчал в замке ключ.

"Если ж кинешь ты клич, станешь помощь просить,

Не надейся потом, что сумеешь простить

Тех, кто смог, захотел твои крики услышать,

Тех, кто глух оказался, в доме закрывшись,

И себя самого".

Сгинувший бард не знал милости бога в обличье ребенка.

Цепные койоты Бладфорта вели свою добычу на казнь. До конца условленного часа оставалось четырнадцать минут. В запасе у бывшего предводителя мятежников была зубами вырванная им у бессмертья вечность.

4.Четвертый.

5.Пятый.