Сафари для русских мачо

— Их-то за что? — спросил Кирсанов. — Они-то каким боком за футбол зацепились? По принципу «понаехали тут разные», что ли?

— Да вроде судья был из них, или еще кто… Просто не любят их здесь. Держатся особняком, и дома у них зажиточные, есть что пограбить. Вон гватемалов-то не трогают. Да ничего, это здесь не впервой. А вот костюмчик жалко до слез, — сказал Федор Ильич, разглядывая на свет остатки пиджака.

Марат Кирсанов подошел к окну и выглянул во двор. Джип стоял под фонарем рядом с будкой охранника у высокого каменного забора. Один солдат дремал, опустив голову на руль, второй чистил автомат, разложив детали на боковой скамейке и не обращая никакого внимания на въезжающие автобусы и толпы беженцев.

Марат опустился в мягкое бездонное кресло. Махровый халат нежно окутал тело, отлежавшееся в горячей душистой ванне. В желудке уютно переваривалась почти не пережеванная телячья отбивная. Горло саднило от местных пряностей, но ананасовый сок помогал справиться и с этой бедой.

— И как они разместятся? — сонно спросил Гранцов. Закутавшись в такой же махровый халат, он покоился в таком же кресле напротив, но вместо сока заливал отбивную пивом.

Юноша в розовой распашонке выкатил сервировочный столик из номера, с достоинством приняв от Гранцова скромное вознаграждение за сервис в полувоенных условиях.

— Отель не резиновый, а они всё валят, — сказал Кирсанов.

— Маратик, это не наши проблемы, — ответил старик. — Верхние этажи все равно пустые, не сезон. А для фирмы — реклама на весь мир. Здесь и не такое бывало. Меня вот больше волнует, как вас отправить вдогонку всей группе.

— А куда группа делась?

— Вадим Андреевич, это была картина, достойная кисти Брюллова. Когда ваши друзья узнали, что мы все-таки улетели в Сан-Деменцио, они устроили здесь просто последний день Помпеи. Я потому и не мог связаться ни с кем из администрации. Здесь такое началось! В конце концов нашлись и автобусы, и самолеты, и вся группа была отправлена таки на карнавал. Кроме вас, как выясняется. Да, Маратик, костюм твой придется очень долго стирать.

— Проще новый купить.

— Где же ты теперь такую вещь достанешь? Сейчас никакой торговли дня два не будет. Все лавки позакрывались. Погромы только начались. А что к утру будет, то одному Богу ведомо.

— Неужели в отеле нет никакого ларька?

— Ларьки есть, продавцы разбежались.

— Значит, буду ходить в шортах, — сказал Марат. — А где Оксана?

— Сидит у себя в номере, — сказал старик. — И как ты ехал через город в таком виде? Весь пиджак в крови.

— Это не моя кровь, — машинально ответил Кирсанов.

До этого момента он держался неплохо. Но стоило сейчас ему увидеть эти коричневые пятна на рукавах пиджака, как страшная слабость навалилась на него. В голове застучало, и желудок подскочил к горлу. Марат стиснул зубы и встал, шатаясь, как пьяный.

Он повернулся к Гранцову и увидел, что тот заснул в кресле.

— Вадим Андреевич, я пройдусь по территории? — сказал Марат, почти не слыша собственного голоса, и не получил никакого ответа.

Пока Гранцов командовал, все было нормально. Сейчас Кирсанов почувствовал себя так, словно остался без прикрытия. Он в два гигантских шага пересек номер, крепко задел косяк двери и привалился к стене в коридоре. Гудели лифты, проносясь вверх и вниз мимо «русского» этажа. Он толкнул соседнюю дверь.

В номере Оксаны на полу валялись ее вещи. Подбирая их по очереди (черную жилетку, белую блузку, черную юбку, белые трусики), он дошел до ванной, где шелестел душ.

— Ты здесь? — спросил он через дверь.

— Заходи, — сказала она.

— Хочу прогуляться по территории, — сказал он через дверь. — Не составишь компанию?

— Я так устала… — шелест душа прекратился.

— С чего бы это? — спросил Марат.

— Какой ты чурбан все-таки, — сказала она, выходя из ванной и вытираясь маленьким полотенцем. — Я от жизни такой устала.

— Бывает и хуже, — сказал он, подавая ей халат, но она, не заметив этого, голая прошла в комнату, раскрыла свою спортивную сумку и принялась там рыться. — Что ты ищешь? Твои вещи у меня.

— Оставь себе, — сказала она. — А я свежее надену.

— Вот и я свежее хочу, — сказал Кирсанов, наблюдая, как она и так, и сяк наклоняется над сумкой. — Хочу приодеться, а то уже выйти не в чем.

— Наверно, все закрыто, — сказала она. — Только на самой верхотуре можно поискать, в «аквариуме». Это бар такой. Вот там все можно купить. Женщины, наркотики, оружие. Ах да, я забыла. Тебе ведь ничего этого не нужно.

Он по-прежнему держал ее вещи в руках, слегка покачиваясь. Что-то липкое нащупала ладонь на скомканной юбке. Он поднес руку к лицу и увидел мазок бурой слизи с белыми прожилками.

Его шатнуло назад. К счастью, за спиной оказалась дверь в туалет, и он упал на колени, обхватив унитаз. Прощай, отбивная.

Прошло минут десять. Когда он вышел, Оксана поднесла ему бокал с ледяной водой, но он предпочел сначала умыться.

— Значит, это типичная реакция, — сказала Оксана.

— Ты о чем?

— Меня тоже прополоскало будь здоров.

— Давно такого не было, — сказал он, прислушиваясь к своему голосу. Все прошло, и его уже не качало. — Я пошел в «аквариум». За шмотками. Это на последнем этаже?

— Постой, я с тобой, — сказала она, — заблудишься еще.

Лифт был переполнен. Беженцы настороженно уставились на двоих благополучных туристов в одинаковых халатах. Оксана сказала «сорри» и отступила, потянув Марата за рукав.

— На служебном поднимемся, — сказала она и толкнула стеклянную дверь с запрещающим значком.

В подъехавшем служебном лифте оказался мальчик в розовой распашонке и огромная бельевая корзина на колесиках. На седьмом этаже мальчик выкатил корзину. Кирсанов и Оксана остались в кабине одни. В проеме медленно стягивающихся дверей Кирсанов успел разглядеть, что в коридоре на полу вдоль стен сидит множество людей, и юноши в розовом ходят между ними с блокнотами и всех переписывают. Перекатывался слаженный детский плач, крепко пахло чесноком.

— Уже седьмой этаж забили, — сказала Оксана. — Так и до крыши доберутся.

— Извини, что так получилось, — сказал Марат.

— Что получилось?

— Все это. Захват, резня. Они же нас хотели захватить, а не тебя. Если б ты не была с нами… Могла бы спокойно лечь на пол там, в ресторане, тебя и не тронул бы никто. А ты…

— Вот чурбан, — сказала она. — Ты меня просто убиваешь. Я же говорю, ты киллер.

Выйдя из лифта на последнем этаже, они оказались в прозрачной галерее. За стеклянными стенами горели и перемигивались огни вечернего города, сияющие гирлянды улиц и проспектов, беспорядочный поток автомобильных фар. Трудно было представить себе, что где-то среди этих праздничных, мирных огней озверевшие люди громят жилища других людей.