Сага листвы
Шрифт:
— Вот она, корчма, — прозвучал знакомый тенорок и, обернувшись, Мидес увидел помятую физиономию Винтербрахера.
Надо признать, иллюзия оказалась высшего класса — и внешность, и голос, и даже рост (долговязый Торус умудрился как-то сложиться вдвое и раздаться в стороны) — всё настолько соответствовало соседу-пьянчужке, что некромант на мгновение растерялся.
— Ну как? — Лжевинтер расплылся в самодовольной улыбке.
— Потрясно, — выдохнул Салзар. — Только есть одно несоответствие.
— Это еще, какое? — толстяк надулся.
— От тебя не разит, как от винной бочки.
Элвилин громко фыркнул
— Меда и зрелищ! — заорал он с порога, пьяно икнул и, покачнувшись, тихо поинтересовался у вошедшего следом друга: — Который?
Салзар почувствовал сладкий и изысканный, с малой горчинкой, запах, исходящий от пришлого, и усмехнулся. Надо же, Винтер, пьющий осенний мед…
— Вон, у стены, дальний столик.
— Мой старый друг! — возопил Торус и ринулся через зал, распахнув руки так, словно собирался заключить в объятия весь мир.
Мидес с трудом сдержал смех — больно уж потешные гримасы строил заказчик, стараясь дать понять «Винтеру», что не стоит привлекать к себе внимания.
Эйп Леденваль же в упор не замечал подаваемых ему знаков.
— Дыннер, друг! — завопил он, приблизившись. — Всё-то ты по темным углам таишься!
И полез обниматься.
Полукровка сделал страшное лицо и сдавленно попросил подошедшего некроманта разорвать дружеские узы.
— Как ты меня назвал? — хрипло спросил Дэммер, вызывающе глядя на Торуса, когда Салзару удалось, наконец, того утихомирить.
— Это все для конспирации! — прошептал «Винтер» и, приложив палец к губам, зашипел так, что сидящие неподалеку стражники вздрогнули и, оторвавшись от кружек, стали подозрительно поглядывать в сторону заговорщиков.
— Болван! — яростно просипел полукровка. — Меня и так разыскивают, я тут рискую сижу, а ты…
— Винтер, ну, хватит уже, — Мидес легонько пнул друга под столом. — Хочешь, чтоб нас арестовали?
— А мы откупимся, — толстяк безмятежно махнул пухлой лапкой, но притих и чинно выпрямил спину. — А почему вы в розыске?
— Потому что я защитник угнетенных. Поэт. И мое перо разит похлеще ядовитых стрел. Я для них первый враг. В смысле, для городской стражи.
Так что, если вдруг начнется резня — бегите, спасайтесь, я разберусь сам.
Стражники тем временем, удостоверившись, что пьяный посетитель угомонился, потеряли к нему интерес и вернулись к прерванному разговору.
— Если что, — тихо заверил полукровку Торус, — мы спрячемся под столом, так что за нас не волнуйтесь. Лучше расскажите, когда идем и что делаем.
Пока вон Мидес не раздумал.
— Не раздумает, — менестрель подмигнул некроманту. — Когда узнает, какая за товар сумма обещана. Я нашел выгодного покупателя!
— И какая? — с восторгом выдохнул эйп Леденваль.
Дэммер помахал рукой, приглашая друзей склониться ближе, и выразительно прошептал:
— Два золотых! Вам десятая часть, как обещал.
— Вы серьезно? — поросячьи глазки Лжевинтера алчно заблестели. — Давайте же подробности!
— Завтра, после того, как зайдет солнце, вам нужно проникнуть в особняк на Рябиновой улице. Третий дом от поворота. Там, на втором этаже, в спальне, найдете шкатулку. Кость и черный жемчуг. Ключ не нужен.
Заберете, а ближе к полуночи наш человек будет ждать в элвилинских развалинах, над водопадами. Маскировка,
свидетели, экипаж — всё на вас.Только прошу, — Дэммер поморщился, — не нужно трупов.
— Если что, Мидес анимирует, — вдохновенно пообещал Торус, делая вид, что не замечает возмущенного взгляда некроманта.
— Я в вас верю, — пафосно изрек полукровка и широко разулыбался подавальщице с кувшином вина. — Это, конечно, не осенний мед, но и не то пойло, которое нам досталось в прошлый раз.
А потом подозрительно глянул на эйп Леденваля: — До сего дня не замечал в вас, господин Винтербрахер, тяги к роскоши. Этот запах…
— Повезло просто, — коротко сказал «Винтер» и подмигнул Дэммеру, — моя нынешняя зазноба служит в винной лавке, вот и угостила элвилинской выпивкой.
Менестрель кивнул и, опрокинув в себя по кружке, заговорщики коротко распрощались.
— А ведь этот гад нам наврал, — вполне Торусовым голосом шепнул Мидесу толстячок, когда деревянная дверь таверны захлопнулась за их спинами, — матушкины драгоценности, да со шкатулкой, никак не меньше сотни потянут…
Глава 18
Раннее утро стучало в окошко мелким дождем и Хельга, высунув нос из-под одеяла, невольно поежилась и чихнула.
«Не хватало еще простуды в такой день» — раздраженно подумала девушка, а потом, опустив босые ступни на прохладный паркет, пожала плечами. А, собственно, какой? Вроде, день как день, ну, может, просто дождливый. А еще, возможно, хлопотный и опасный, если вылазка в особняк Равелты придется на сегодня.
Мисс Блэкмунд протопала к окошку и прислонилась лбом к стеклу, сквозь пелену мороси разглядывая дом напротив. Массивное каменное строение в три этажа упиралось черепичной крышей в серую хмарь, и Хельге на мгновение представился тяжелый стук дождя по его кровле.
Странно, но мрачная картина не подавляла. Скорее, заставляла сердце биться быстрее, разгоняя по венам отчаянный восторг — вот будто стоишь на краю обрыва, а прыгнуть одновременно и страшно, и здорово.
Юная волшебница провела пальцем по запотевшему стеклу, обводя силуэт особняка, и припомнила сегодняшний сон. Вот она, крадучись, пробирается через разморенный полуденным зноем двор. Вот бочком протискивается в конюшню и смотрит в сизый глаз элвилинской лошадки, мирно хрупающей сено. А потом осторожно толкает дверцу стойла и, достав из-за пояса гребень, принимается расчесывать мягкую гриву. Обнаженное плечо ловит теплое конское дыхание. В какой-то момент конский волос под руками сменяется знакомой черной копной и, вспомнив пронзительный взгляд Торуса, мисс Блэкмунд покраснела.
— Дурацкий сон, — буркнула она, отлепилась от окна и плеснула в таз остывшую за ночь воду. Сбросила рубашку и принялась нещадно растирать тело холодными ладонями.
— Я, между прочим, почти замужняя дама, — негромко проговорила мисс Блэкмунд, и вдруг, уронив руки, тихо заплакала. Отрешенно глядя в стену, Хельга представила, что вот сидит она в фамильном бордовом кресле, занимаясь ненавистной вышивкой — неповоротливая, раздавшаяся от очередной беременности. А вот Мидес, отрастивший брюшко и полысевший, сидит напротив, с трубкой в зубах. А перед очагом на лисьей шкуре, положив башку на сложенные лапы, мирно дремлет охотничья борзая. Ведь у них непременно будет собака, не так ли?