Сага о Форсайтах
Шрифт:
– В центре двора нужно посадить ирисы.
Сомс высокомерно улыбнулся.
– Я загляну как-нибудь к Бичу, - сказал он, - посмотрим, что у него найдется.
Больше говорить было не о чем, но по дороге на станцию Сомс спросил:
– Вы, вероятно, очень высокого мнения о вкусе Ирэн?
– Да.
В этом резком ответе ясно послышалось: "Если вам хочется поговорить о ней, найдите себе другого собеседника!"
И угрюмая тихая злоба, не оставлявшая Сомса все это утро, разгорелась в нем еще сильнее.
Дальше они шли молча, и только у самой
– Когда вы думаете кончить?
– К концу июня, если вы действительно хотите поручить мне и отделку.
Сомс кивнул.
– Но вы, конечно, сами понимаете, - сказал он, - что дом обходится мне гораздо дороже, чем я рассчитывал. Не мешает вам также знать, что я мог бы отказаться от постройки, но не в моих правилах бросать начатое дело!
Боснии промолчал. И Сомс покосился на него с выражением какой-то собачьей злости в глазах, ибо, несмотря на всю его утонченность и высокомерную выдержку денди, квадратная челюсть и линия рта придавали ему сходство с бульдогом.
Когда в тот же вечер Джун приехала к семи часам на Монпелье-сквер, горничная Билсон сказала ей, что мистер Босини в гостиной, миссис Сомс одевается и сейчас сойдет. Она доложит ей, что мисс Джун приехала.
Но Джун остановила ее.
– Ничего, Билсон, - сказала она.
– Я пройду в комнаты. Не торопите миссис Сомс.
Джун сняла пальто, а Билсон, даже не открыв перед ней дверь в гостиную, с понимающим видом убежала вниз, в кухню.
Джун задержалась на секунду перед небольшим старинным зеркалом в серебряной раме, висевшим над дубовым сундучком, - стройная, горделивая фигурка, решительное личико, белое платье, вырезанное полумесяцем вокруг шеи, слишком тоненькой для такой копны золотисто-рыжих вьющихся волос.
Она тихонько открыла дверь в гостиную, чтобы захватить Босини врасплох. В комнате плавал сладкий, душный запах цветущих азалий.
Джун глубоко вдохнула аромат и услышала его голос не в самой комнате, а где-то совсем близко:
– Мне так хотелось поговорить с вами, а теперь уже нет времени!
Голос Ирэн ответил:
– А за обедом?
– Как можно говорить, когда...
Первой мыслью Джун было уйти, но вместо этого она прошла через всю комнату к стеклянной двери, выходившей во дворик. Запах азалий шел оттуда, и спиной к Джун, низко склонясь над золотисто-розовыми цветами, стояли ее жених и Ирэн.
Молча, но не чувствуя ни малейшего стыда, с пылающим лицом и горящими гневом глазами девушка смотрела на них.
– Приезжайте в воскресенье одна, я покажу вам дом.
Джун видела, как Ирэн взглянула на него поверх азалий. Это не был взгляд кокетки - нет, Джун уловила в нем нечто худшее для себя: так могла смотреть только женщина, боявшаяся сказать своим взглядом слишком много.
– Я обещала поехать кататься с дядей...
– С тем толстым? Пусть привезет вас в Робин-Хилл; каких-нибудь десять миль - и лошади его промнутся.
– Бедный дядя Суизин!
Запах азалий повеял Джун в лицо; она почувствовала дурноту и головокружение.
– Приезжайте! Я прошу вас!
– Зачем?
–
Мне нужно, чтобы вы приехали, я думал, что вы хотите помочь мне.Девушке показалось, что ответ прозвучал так мягко, словно это затрепетали цветы:
– Я и хочу помочь!
Джун шагнула в открытую дверь.
– Как здесь душно!
– сказала она.
– Я задыхаюсь от этого запаха!
Ее глаза, гневные, смелые, смотрели им прямо в лицо.
– Вы говорили о доме? Я его еще не видела, давайте поедем в воскресенье!
Румянец сбежал с лица Ирэн.
– В воскресенье я поеду кататься с дядей Суизином, - ответила она.
– С дядей Суизином! Вот еще. Его можно отставить!
– Нет, это не в моих привычках!
Раздались шаги. Джун обернулась и увидела Сомса.
– Ну что ж, все ждут обеда, - сказала Ирэн, со странной улыбкой переводя взгляд с одного лица на другое, - а обед ждет нас.
II
ПРАЗДНИК ДЖУН
Обед начался в молчании: Джун сидела напротив Ирэн, Босини - напротив Сомса.
В молчании был съеден суп - прекрасный, хотя чуточку и густоватый; подали рыбу. В молчании разложили ее по тарелкам.
Босини отважился:
– Сегодня первый весенний день.
Ирэн тихо отозвалась:
– Да, первый весенний день.
– Какая это весна!
– сказала Джун.
– Дышать нечем!
Никто не возразил ей.
Рыбу унесли - чудесную дуврскую камбалу. И Билсон подала бутылку шампанского, закутанную вокруг горлышка белой салфеткой.
Сомс сказал:
– Шампанское сухое.
Подали отбивные котлеты, украшенные розовой гофрированной бумагой. Джун отказалась от них, и снова наступило молчание.
Сомс сказал:
– Советую тебе съесть котлету, Джун. Больше ничего не будет.
Но Джун снова отказалась, и котлеты унесли.
Ирэн спросила:
– Фил, вы слышали моего дрозда?
Босини ответил:
– Как же! Он теперь заливается по-весеннему. Я еще в сквере его слышал, когда шел сюда.
– Он такая прелесть!
– Прикажете салату, сэр?
Унесли и жареных цыплят.
Заговорил Сомс:
– Спаржа неважная. Босини, стаканчик хереса к сладкому? Джун, ты совсем ничего не пьешь!
Джун сказала:
– Ты же знаешь, что я никогда не пью. Вино - гадость!
Подали яблочную шарлотку на серебряном блюде. И, улыбаясь, Ирэн сказала:
– Азалии в этом году необыкновенные!
Босини пробормотал в ответ:
– Необыкновенные! Совершенно изумительный запах!
Джун сказала:
– Не понимаю, как можно восхищаться этим запахом! Билсон, дайте мне сахару, пожалуйста.
Ей подали сахар, и Сомс заметил:
– Шарлотка удалась!
Шарлотку унесли. Наступило долгое молчание. Ирэн подозвала Билсон и сказала:
– Уберите азалии. Мисс Джун не нравится их запах.
– Нет, пусть стоят, - сказала Джун.
По маленьким тарелочкам разложили французские маслины и русскую икру. И Сомс спросил:
– Почему у нас не бывает испанских маслин?