Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8

– Проклятый Лорн! – начала привычную песню Дэйра, влетая в свою комнату и поспешно забираясь под одеяло ближе к теплой Марго. – Проклятый Нильс! Проклятый Феликс, проклятый Морт! Проклятая ночь! Проклятый мороз! И проклятый снег! Пусть с тобой случится то, чего ты боишься больше всего!

***

Пробуждение было сложным. Наверное, самым тяжелым на ее памяти. Сквозь сон Дэйра слышала крики птиц, среди которых громче всех кричало рыжее пернатое чучело, подаренное герцогом. Просыпаться не хотелось. Там, куда ее звали птицы, было страшно, плохо, горестно и больно. Она же была в своем раю – в нем цвели гиацинты, розы, тюльпаны, маки и жасмины, но не цветы смерти. Обычные земные цветы, которые быстро увядали, оказываясь в ее покоях, и прятали свои красивые головы, когда Дэйра тревожила их покой в саду.

Ее разбудил холод. Марго высыпала на нее ведерко крошенного льда и собиралась отправить слугу еще за одним. Дэйра подскочила с воплем, напугавшись еще больше, когда разглядела собравшихся в комнате. Что за дурная привычка была у ее людей – смотреть, как она спит.

Но вглядевшись в лица присутствующих, Дэйра поняла, что гнев стоило отложить на потом. Капитан Белиорский и все четыре стражника глядели в пол, Томас тоже прятал глаза, Марго не знала, куда девать руки и беспорядочно перекладывала вещи, то вытаскивая их из сундуков, то складывая обратно. Лора, не скрываясь, плакала. Нильс стоял рядом с ней и нежно обнимал девушку за подрагивающие от рыданий плечи. Дэйре захотелось разрыдаться, чтобы Нильс успокоил и ее тоже. А вот капеллан отводить взгляд не стал. Увидев, что маркиза проснулась, Карлус подсел к ней на кровать и, взяв за руку, произнес:

– Беда, госпожа. Наша дорогая Ирэн, молодая и прекрасная, умерла сегодня ночью. Врач считает, что она приняла слишком большую дозу снотворного. Он сказал, что Ирэн приходила к нему после пира и просила лекарства, потому что от радости не могла успокоиться и заснуть. Он дал ей настойку из белого клевера. Ее нашли на тумбочке рядом с кроватью, где лежала бедная Ирэн. Поблагодарим Господа за то, что он подарил ей легкую смерть. Умереть во сне – не каждому дано, но помыслы Господа смертным не подвластны.

Последние слова капеллана Дэйра не слышала. Звуки мира исчезли, словно ее накрыли с головой плотным одеялом. Она потерла уши, опасаясь, что оглохла, помотала головой, растерянно посмотрела на раскрывающийся рот Карлуса, который выглядел забавно и нелепо, будто рыба, вытащенная из ведра с водой.

– Не правда, ее убили! – в глухой мир Дэйры ворвался звонкий голос Лоры, и все вернулось на прежние места. Поющие голоса, ехидный шепоток бабки – мол, а я говорила, и полчища безумных псов-мыслей, рвущихся с цепи.

– Следи за языком, девка! – грубо оборвал гувернантку Карлус, но Лора была за той гранью, когда страх переставал иметь значение.

– Не ходила она ни к какому лекарю! – огрызнулась девушка. – Госпожа спала, как сурок, и в жизни никакие снотворные не пробовала. Она мне так и сказала: спать хочу, а ты ступай и до утра не возвращайся, я все равно проснусь не раньше полудня. Я и ушла! Не нужно было ее слушать! Надо было с ней остаться.

Неожиданно для себя Дэйра поднялась и, оттеснив Нильса, обняла Лору со всей нежностью, на какую была способна.

– Тише, девочка, – прошептала она, так близко наклонившись к лицу Лоры, что все присутствующие замерли, а Нильс напрягся, будто Дэйра была опасным зверем, который взял в зубы шею его возлюбленной. Может, так оно и было, потому что гувернантка по-прежнему вызывала в Дэйре лютую ненависть, но в последнее время эмоциями управлять стало легче, чем чудищем, затаившимся в ее голове.

– Я тебе верю, – также тихо произнесла девушка, глядя в покрасневшие глаза Лоры. – Только больше ничего не говори, хорошо? Я все сделаю, а эти люди пусть слышат ту правду, которая им по сердцу. Верь мне.

И Лора успокоилась. Закрыв глаза, она принялась покачиваться из стороны в сторону, обхватив себя за плечи, будто ей холодно. В комнате, действительно, похолодало, и Дэйра накинула на плечи шаль, дав Марго знак увести Лору в другую комнату.

– Кто нашел тело? – спросила она, удивившись льду, который зазвенел в голосе. Его почувствовали и остальные, потому что разом обернулись к Карлусу – мол, ты начал, ты и заканчивай.

– Жених, госпожа, – сказал он и все-таки спрятал глаза. – Феликс сообщил эту страшную новость. Он сказал, что провожал Ирэн в ее покои после пира, пытался успокоить счастливую невесту, но потом был вынужден уйти, чтобы соблюсти приличия, однако, уходя, видел, как она пила снотворное. Вероятно, девушка не ограничилась одной ложкой.

– И как жених перенес эту страшную весть? – спросила Дэйра, стараясь расколоть лед в голосе, но с этим ничего нельзя было поделать. Мороз поселился в ее душе и сердце и сейчас успешно воевал за тело. Шаль не помогала, и маркиза подошла к камину. Наверное, если бы не собравшиеся, она залезла бы в огонь, лишь бы согреться.

– Для него это невыносимая утрата, – скорбно ответил капеллан. – Он сказал, что ему нужно побыть одному и покинул замок на рассвете вместе с графом Эстрелом, тот согласился взять юношу в Майбрак. Герцог не стал возражать, он очень переживает за душевное здоровье сына.

– Граф Эстрел тоже уехал? – удивление сумело пробить ледяную корку в бездушном голосе Дэйры, потому что было искренним. – А как же снег? Я думала, мы все здесь застряли. Или герцог созвал донзаров и из соседних земель?

– Эээ, – озадаченно протянул капеллан и оглянулся за поддержкой на остальных, но всех устраивало, что с маркизой разговаривал только он. – Извините, Дэйра, каких донзаров вы имеете в виду?

Но Дэйре уже не нужен был ответ. Заставив себя отлипнуть от камина, она подошла к окну и сощурилась от яркого солнца, ворвавшегося в комнату, когда по ее приказу отодвинули тяжелые занавеси. Так вот, что за звук беспокоил ее с тех пор, как она проснулась.

В Бардуаг волшебным образом заглянула весна. Оттеснила злобного брата, прогнала лютый холод, развеяла мрак и тучи, раскинув над Бардуагом теплое голубое небо. С замковых крыш ручьями стекала вода. Весенняя капель была самым неожиданным звуком, какой можно услышать в декабре накануне нового года. Непроходимые сугробы съежились, стаяли и растворились под лучами солнца, ставшим нежным и ласковым, каким светило бывает разве что в мае. Со снегом случилось самое страшное, что могло с ним произойти – он растаял. Коричневая лента дороги блестела от луж и грязи, но была вполне проходима. Она маняще звала, исчезая в серой полосе Вырьего Леса. Макушки дубрав приобрели подозрительный зеленый оттенок, и у Дэйры сжалось сердце, а слезы, замороженные зимними морозами, все-таки хлынули из глаз.

Я плачу, потому что молодые почки обречены на смерть, а до весны еще так далеко, подумала Дэйра. Но лгать себе было трудно. Брачный договор Ирэн и Феликса, лежавший в кармане ночного халата, жег душу больнее, чем если бы она оказалась в адовом пекле дьявола, который все еще ждал ее на дне бездны. Может, Ирэн и курнула в ту ночь больше журависа, чем следовало, но сикелийская дурман-трава не убивала во сне. От нее умирали куда страшнее – в язвах и с почерневшими конечностями. А то, что в покоях невесты не нашли ни следа журависа, говорило о том, что жених навел порядок и почистил за собой всю грязь, которая могла быть обращена против него.