Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8

Больше Индиговый с ним не разговаривал. Молчала и Магда, хотя Регарди пытался ее разговорить.

– Где сейчас гремеры? – спросил он, когда они подъезжали к лагерю. Ответа не последовало.

Одному был рад Арлинг. Тому, что Фадуна не обладала таким острым нюхом, как у него. В густом зловонии мертвой крови, которое разлилось по барханам, можно было захлебнуться. К тому времени, как они подъехали, Хамна с Алленом уже заканчивали сваливать тела в большую кучу, к которой Арлинг приближаться не стал. Да Фадуна и сама не смотрела. Ушла в себя, и от ее скорбного молчания было больнее, чем от всех ссадин и царапин, что принесла ему эта ночь.

Никто из драганов, копающих колодец, не выжил. Были убиты и охранники. Зато люди из команды Арлинга не пострадали, лишь один ученик получил легкое ранение в руку.

Когда на востоке занялся рассвет, рядом с Арлингом вовсю полыхало другое пламя. Аллен достал из припасов смолу, полив ею ветки, которые сложили под человеческим костром. Хамна отправилась готовить завтрак. Судя по запаху, она уже давно принимала ясный корень, и сон к ней, естественно, не шел. Регарди же чувствовал себя так, будто у него из легких выпустили воздух, мышцы высохли, а кости сломались. Лишь оболочка кожи удерживала то, что от него сохранилось. Он не помнил, когда спал последний раз, но удерживать себя в сознании становилось все труднее. Преодолев искушение взять у Хамны настойку ясного корня, Регарди выбрал сон. Хотел устроиться рядом с Магдой, но та демонстративно встала и, опираясь на палку, заковыляла к ученикам, которые гурьбой давно спали у костра. Какое-то время Арлинг колебался, но решил, что, если станет упорствовать с Фадуной, сделает только хуже.

Она Видящая, она должна была знать, кто он. Знать и принять. Но Магда не хотела принимать его таким. Арлинг же, может, и хотел измениться, да не знал как.

Он проспал до полудня и снились ему сизые дождевые тучи, сползающие с Гургарана. Место одной из вершин пустовало, словно сгнивший зуб в челюсти. Сквозь нее дул шквальный сырой ветер, рождая грозу небывалой силы.

Регарди проснулся от рева верблюдов и чужого запаха. Огромный караван стоял в трех дюнах от их лагеря, а прямо у костра незнакомец склонял лоб перед Хамной и передавал ей послание.

– Пусть будет добрым твой день, халруджи. Сейфуллах Аджухам приглашает своего друга и всех его людей отпраздновать Новый год вместе и встретить первый день в мире, радости и согласии.

Арлинг совсем забыл о том, что в Сикелии наступило время великого праздника, который одинаково любили во всем мире. Только в Согдарии его отмечали среди пушистого снега и трескучих морозов, а здесь, в песках – под горячим солнцем.

Аджухам, пес ты порхатый, и зачем ты затеял со мной эту игру? Я уже слишком стар, чтобы относится к людям и их мотивам с пониманием.

Хамна буркнула что-то вроде «проваливай», но Арлинг уже окончательно проснулся. Мысленно отыскав Магду и убедившись, что с ней все в порядке – Фадуна пила чай, усевшись в круг с учениками, – Регарди встал и подошел к костру, чтобы принять условия игры Сейфуллаха и заявить о своих собственных:

– Передай моему другу, что мы с огромным удовольствием присоединимся к празднику, – сказал он немного перепуганному курьеру. – Будем на закате. Ждите.

Глава 11. День добрых намерений

В гости к Аджухаму они опоздали, зато ясный корень Арлинг все-таки отведал, решив не полагаться на несколько часов сна, которых явно было недостаточно, чтобы восстановить силы. До заката предстояло еще много дел, которые требовали внимательности, а еще… удачи. Каким образом это работало, Регарди не знал, но последняя часто сопутствовала настойке из ясного корня, принятой в большом количестве. Последствия, конечно, испытывали организм на прочность, но Арлинг не мог позволить себе заявиться к старому другу, не подготовившись.

Новый год в Сикелии – время ответственное. Кучеяры звали его Днем добрых намерений, и встреча друзей идеально вписывалась в праздник. Иман празднование Нового года, странное дело, не любил и передал это отношение своему ученику. А дома, в Согдарии, Регарди этот праздник вообще не помнил. На его детство, проведенное во дворе у императора, свалилось слишком много церемоний и ритуалов, которые утомляли и вырубали его молодой организм еще до пира и веселья, а юность утонула в вине и разгуле, которые стерли из головы все воспоминания до Магды.

Но одно дело – не любить праздник, а другое – проявить уважение к культуре людей, на земле которых ты обрел вторую родину. Поэтому после ухода курьера Арлинг вместе со всеми кучеярами потратили добрую половину запасов воды, которую везли еще от арены. По традиции перед праздником следовало облить тело водой, смыв грехи и злые поступки, которые оставались в прошлом. В человеке, вступающим в новый год, должны были остаться только добрые намерения. От лукавства происходящего Арлинга тошнило. Благих намерений не было ни у него, ни у Сейфуллаха, но он был уверен, что друг, как и он сейчас, тратит запасы воды, чтобы соблюсти ритуал. «Хорошее намерение – половина счастья», говорили кучеяры. Половина Арлингу была не нужна, а так как он вступал в год отнюдь не с добрыми затеями, ждать подарков судьбы не приходилось. Да Регарди к ним и не привык. Все будет как всегда. Тяжело, с потом и кровью.

Вылив из бурдюка последнюю каплю, Арлинг с сожалением подумал о колодце, который Магда с драганами засыпала так рано. На душе свербело еще после того первого источника, что они разрушили у арены. Трудно убеждать себя в том, что делаешь хорошее во имя будущего, уничтожая то, что дарило жизнь. Тьма давно пожирала сердце Арлинга, и, если Фадуна не вернется к нему, этот бой закончится не его победой.

Магда отказалась от обливаний, забравшись на бархан и то и дело посыпая голову песком. Регарди разрывался между желанием просить у нее прощения за все на свете и стремлением расколошматить остатки лагеря вдребезги. Она с ним разговаривала, но осмысленность исчезла из ее слов, будто сама Фадуна спряталась глубоко внутри, оставив вместо себя безумную оболочку.

А вот Нехебкай, наоборот, проявлял удивительную разговорчивость, болтая обо всем, что Арлинг слышал и чувствовал. Когда они уничтожали следы пребывания в лагере, Индиговому захотелось петь, а вслед за ним и Арлингу. Если бы Регарди поскорее не забрался на верблюда, он бы еще и в пляс пустился. В ответ на возмущения Нехебкай охотно пояснил, что этот праздник подарил людям он, поэтому создателю отмечать его полагается с особым размахом. Мол, хорошо, что их пригласили в веселую компанию, а то Арлинг с компанией убийц-сектантов только тоску наводить умеют. Регарди сомневался насчет «веселой» компании Сейфуллаха, но с Индиговым устал спорить. Его мысли занимал другой вопрос – что делать с Магдой, пока он будет заниматься подготовкой к встрече? И тут неожиданно предложил помощь Нехебкай.

– Так и быть, я за ней присмотрю, – сообщил он ему. – Можешь оставить ее вон на тех валунах. Не бойся, солнце Видящей не навредит, а вечером ты ее заберешь.

– Как же, – фыркнул Арлинг. – На тех валунах ее и с земли, и с воздуха заметят.

Какая опасность могла прилететь с неба, Регарди еще не придумал, но решил думать и о ней тоже, раз дело касалось Фадуны.

– Сказал же, присмотрю, – уже с раздражением ответил Индиговый. – На пути бога только безумец встанет. А в Карах-Антаре он пока только один. И это ты.